«Мерзость, потеха и лоб деревянный…»

Многовековая история оскорблений неразрывно связана с десакрализацией речи – переходом священных слов в разряд обыденных и с юридизацией языка – эволюцией практик правового пресечения злоречия.

Архаическую основу оскорбления, его древнейший прообраз связывают с языческими огненными культами и ритуальными церемониями уничтожения, отправления на тот свет, «погружения в скорбь». Оскорбить – значит символически умертвить, вербально уничтожить. Онтологически оскорбление сближается с такими видами злоречия, как проклятие (гл. III) и богохульство (гл. XII).

Этимологически родственны глагол ругать, имя славянского бога огня Сварог и латинское слово rogus со значениями «костер» и «уничтожение, истребление». Ср. также: др. – англ. bel – огонь; нем. beleidigen – обижать; польск. obelga – оскорбление. Эта версия поддерживается отнюдь не всеми лингвистами, но в данном случае важна сама попытка реконструкции проявлений злоречия из внеречевых архаических практик.

Невозможно точно установить, кто и когда впервые додумался наносить не физические, а словесные удары, но в Древнем мире этим оружием уже пользовались поистине виртуозно. Оскорбления использовались людьми вне зависимости от социального происхождения и положения в обществе. Однако всерьез воспринимались только оскорбления полноправных граждан. В отношении рабов, чужеземцев и лишенных гражданства понятие репутации, достоинства (лат. existimatio) отрицалось.

Основная масса латинских оскорблений основана преимущественно на фекальной и сексуальной лексике. В оскорбительных целях употреблялись также названия разнообразных пороков и преступлений: ganeo (кутила, гуляка), buccelarius (нахлебник), biberius (пьянчуга), patricida (отцеубийца), bustirapus (осквернитель могил).

В античных текстах встречаются и весьма заковыристые выражения вроде: saltatrix tonsa (мужчина-проститутка, букв. «бородатая танцовщица»), stultus stultorum rex (тупейший из тупых), podex perfectus es (ты полная задница), canis matrem tuam subagiget (псы имели твою мамашу).

Древнегреческий поэт Каллимах именовал своих литературных врагов телхинами – подводными демонами-чародеями. Цицерон обзывал политических противников гнилыми кусками мяса. Взаимные нападки Саллюстия и Цицерона сопровождались грязными указаниями на педерастию, проституцию, инцест.

При этом на уровне юридической практики, морального обычая и философской традиции оскорбления неизменно осуждались. Солон, автор первого свода афинских законов, запретил оскорбительные речи в общественных местах: государственных учреждениях, храмах и т. д. «Когда ты хочешь показать своему собеседнику в разговоре какую-нибудь истину, то самое главное при этом не раздражаться и не сказать ни одного недоброго или обидного слова», – настаивал Эпиктет.

Древние еще не отделяли оскорбление от обиды, принимая за него множество самых разных высказываний: бездоказательные обвинения, резкую критику, выражение строптивости и даже небрежный отзыв о какой-либо профессии на рыночной площади. Страшным оскорблением считался обман, что замечательно отражено в исторической повести Николая Лескова «Оскорбленная Нетэта» о событиях эпохи Тиберия.

Предельно широкое толкование оскорбления было свойственно не только простым смертным, но приписывалось и олимпийским богам. Афродита приняла за оскорбление отказ Дафниса от навязанной ему возлюбленной и в отместку ослепила его или (в другой версии мифа) превратила в скалу. Диану оскорбило надменное признание Хионы в том, что она стала возлюбленной одновременно Гермеса и Аполлона и что сие есть свидетельство ее превосходства в красоте над Дианой. История эта тоже окончилась трагически: богиня-охотница убила Хиону выстрелом в рот.

Артемида сочла оскорблением непринесение ей в жертву Атреем золотого ягненка и убийство на охоте Агамемноном (в другом варианте мифа – его братом Менелаем) посвященной ей лани. В свою очередь, для Менелая стало оскорблением похищение супруги Елены, а вместе с ней и царской казны Парисом – из-за чего, собственно, случилась Троянская война.

Никола Пуссен «Гибель Хионы», ок. 1622, холст, масло

Себастьяно Риччи «Похищение Елены», 1700, холст, масло

Античность – эпоха эстетизации инвектив. Среди прочего литературного наследства она оставила множество оскорбительных эпиграмм и целых поэм-инвектив. «Мерзость, потеха и лоб деревянный зовутся Каллимах» – так определил уже упомянутого поэта неизвестный недоброжелатель. «Срам Волюзия, смрадные “Анналы”», – поносил Катулл творчество соперника. «Правда, твой пышен обед и роскошен, не спорю, но завтра Станет ничем он, да нет, – даже сегодня, сейчас! Весь он поганой метле с паршивою губкой на палке, Весь он собакам пойдет и придорожным горшкам», – из эпиграммы Марциала.

Нельзя не упомянуть и ненавистническую поэму Овидия «Ибис», название которой отсылает к одноименной поэме все того же Каллимаха. Ибис становится обобщенным именем недруга, которого хулят и проклинают (см. также гл. III). Существует несколько гипотез об адресате этой инвективы: бывший друг Овидия поэт Авл Сабин, некий плебей из рода Канниев, историк Тит Лабиен и даже император Август.

Облекая оскорбление в художественную форму, изящная словесность (парадокс!) еще сильнее обижала инвектума и возвышала инвектора. Литературная обработка превращала оскорбление в словесный памятник. Давным-давно уже нет ни Каллимаха, ни Овидия, а мы до сих пор помним их не только благодаря талантливой поэзии, но и творчески оформленной хуле современников.