Другой-недруг

Лексикон вражды непосредственно связан с такими явлениями, как расизм, национализм, шовинизм, изоляционизм, трайбализм, сегрегация, сексизм, различные формы дискриминации и социальной стигматизации. Все это наиболее обобщенно называется ксенофобия – восприятие чужого как негативного и опасного. При этом hate speech не сводится к набору слов и выражений, программирующих агрессию. Это целая лингвокультурная практика со множеством коммуникативных сценариев и речеповеденческих кодов, которую можно определить как словесный экстремизм.

Чужой – чаще всего некто извне: пришелец, незнакомец, посторонний. Но в чужого может превратиться и «свой», если нарушит закон (преступник), противопоставит себя сложившемуся обычаю, установленному порядку (маргинал) или утратит часть человеческих свойств, способностей (сумасшедший). Чужой неприятен уже на подсознательном уровне: у него другой облик (чудовище, чудо-юдо) и непонятное поведение (чудак, чудик). Аналогично странник – и странность, странный.

Подспудно, имплицитно чужой воспринимается еще и как «неподлинный»: он как бы ненастоящий человек. Отсюда известная идея исключительности одних народов и неполноценности других. Отсюда же и выражения вроде «истинный ариец», «стопроцентный англичанин», WASP (настоящий американец, то есть англосаксонского происхождения и протестантского вероисповедания).

Питер Пауль Рубенс «Аллегория победы Геркулеса над раздором», 1632–1633, холст, масло

Понятие вражда философски осмыслялось с древности.

Эмпедокл выделял ненависть как одну из движущих сил природы и общества.

У Платона вражда приобрела политическое содержание: «Каково бы ни было государство, в нем всегда есть два государства, враждебные друг другу: одно – государство богатых, другое – бедных».

Аристотель разграничивал собственно вражду (как действие) и ненависть (комплекс эмоций).

При этом вражда между эллинами считалась раздором, а вражда эллинов с иноземцами – уже войной. Так конструируется образ «внешнего врага».

В Новое время Джон Локк отделяет во вражде слова от действий – тем самым косвенно доказывая, что суть человеческой враждебности заключена именно в речи.

Другой – в лучшем случае не друг, в худшем – недруг. Чужой как предельное воплощение Другого разжигает гнев, рождает отвращение и вызывает презрение. Разница приводит к розни – у этих слов не только общая этимология, но и общая логика. Любой другой, отличный от нашего ход мысли потенциально воспринимается как зломыслие, чужая речь – как злоречие, поступок чужака – как злодейство.

В отличие от непостижимого «чужого», все «свое» понятно и, следовательно, правильно. «У нас» – порядок и гармония, «у них» – хаос и беззаконие. Если мы кого-то обличаем – это принципиальность, если обличают нас – то несправедливость. Добытчик информации в наших интересах – разведчик, в интересах конкурентов – уже шпион. Сборщик порочащей нас информации – доносчик, порочащей наших соперников – информатор. Для единомышленников Лжедмитрий I был «праведным солнцем», а для врагов – «проклятым расстригой».

Ксеноморфизм – конструирование образа чужака – проявляется на уровне языка. Неродной язык заведомо странный. Чужак «по определению» не способен к полноценной коммуникации. Хрестоматийные примеры – этимология слов варвар, тарабарщина (от звукоподражания невнятному бормотанию, неразборчивой чужеземной речи); басурманин (искаженное «мусульманин» как пренебрежительное название неправославного, иноверца).

Показательно также происхождение слова немец от «немота». В старину немцами называли

иноземцев – «немых людей», то есть не говорящих по-русски. «Speak white! Говори по-белому!» – надменно требовали белые колонизаторы, когда слышали непонятную им речь индейцев и негров. Позднее это выражение слилось в одно слово и превратилось в расистское ругательство.

Тот же лексический стереотип – в устойчивых выражениях, означающих нечто невразумительное или бессмысленное: китайская грамота (рус.), it's Greek to me (англ. букв. «это для меня греческий язык»), Irish bull (англ. букв. «ирландская чушь»), parler hébreu(фр. букв. «говорить на иврите»), c'est du haut allemand (фр. букв. «это на верхненемецком языке).

В XVIII веке иностранца, плохо владевшего французским, характеризовало образное выражение parler comme un cheval allemand («говорить как немецкая лошадь»). Антуан Ривароль в «Рассуждении о всемирном характере французского языка» (1784) иронически заметил: се qui n’est pas clair n’est pas francais – «что не ясно, то не по-французски». В современном французском есть устойчивый оборот parler français comme une vache espagnole – «говорить по-французски как испанская корова».

Неприятие чужака – это прежде всего неприятие его языка. Вражда людей – это и вражда языков. Чрезвычайный и полномочный посол злоречия всегда при деле.

Судьба метека

Неприязнь к чужаку имеет биологическое обоснование. Известен психоповеденческий феномен парохиализма – агрессии к чужакам при заботе о своих. Такая агрессия формируется примерно к пяти-семи годам, причем в среднем раньше у мальчиков, чем у девочек.

Образ чужака имеет культурно-исторические прототипы: ксенос – гость и метек – переселенец, неполноправный житель древнегреческого полиса. Из античных текстов реконструируется кодекс гостевого поведения и встречи гостя – целая система опознавательных знаков, ритуальных процедур, речевых формул. В большинстве культур чужеземец архетипически воспринимается ниже по статусу, чем коренной житель.

Причем xenos означает одновременно «гость» и «чужеземец». Отсюда и понятие ксенофобии как смыслового ядра риторики ненависти. Аналогично в народных сказках «гость незваный-непрошеный», «чуж-чужанин» в лучшем случае подвергается испытаниям, в худшем – уничтожается физически.

Известны практики негостеприимства, обычаи удаления, выдворения чужаков. Например, спартанские ксенеласии – изгнание нежелательных иноземцев по приказу властей. Из российской истории интересен эпизод 1841 года, когда был организован особый «комитет об иностранцах», призванный выработать меры «для отвращения многочисленного приезда в Россию бесполезных и вредных иностранцев». Министр финансов Канкрин, в частности, предложил «обложить пароходы определенным не слишком высоким платежом за каждого иностранца, подобно тому как платят за паспорты отъезжающие за границу русские подданные». Посол злоречия вхож в коммуникацию любого уровня – от обиходно-бытовой до официально-законодательной.

В публичной сфере типичный объект вражды – некое «принимаемое меньшинство», аут-группа (расовая, религиозная, политическая), нетождественная ин-группе – «принимающему сообществу». Собирательно-обобщенный образ врага складывается при помощи визуальных и словесных знаков-алиенаторов (англ. alien – чужой) – маркеров стереотипных представлений ин-группы об аут-группе.

Один из самых древних речевых портретов чужака – его звероподобие. Так, в «Повести временных лет» язычники-древляне описаны как «живяху звериньским образом». В «Казанской истории» царь Улу-Ахмет «поскрежета зубы своими, яко дикий вепрь». В «Степенной книге» хан Батый «яко же некий зверь, вся поядая». В «Повести о прихожении Стефана Батория на град Псков» Стефан уподоблен лютому зверю. Такие определения – одновременно и политическая характеристика, и моральная оценка, и эстетическое представление.

Среди наиболее распространенных оскорблений чужака, инородца, иноверца – сравнение его с собакой. Вспомним, что архетипический обсценный речевой код на чужой и враждебной территории получил название «песьей лаи» (гл. XIII). Пес – один из самых древних и самых распространенных зооморфных эпитетов, которыми наделялись враждебные объекты.

Идиоматическое название ереси или безверия – песья (собачья) вера; смерть без христианского покаяния – собачья смерть; известное старорусское ругательство – собака татарин; белорусское собачицьца – нарушать пост. В криминальном сообществе презрительное название сотрудников правоохранительных органов – легавые. Ср. также: суки, ссученные – сотрудничающие с властью в местах лишения свободы, доносчики на «своих».

Сопоставим также несколько литературных контекстов разных эпох.

«Илиада»: в ссоре Ахилл обзывает Агамемнона человеком псообразным и наглым как пес; оскорбление собака и его производные фигурируют также в сценах перебранок богов и столкновений врагов на поле битвы.

Былина о Батые Батыевиче: …Подошел собака под стольный Киев-град, Спущал собака якори булатные…

Былина «Грозный царь Иван Васильевич»: отождествление иноверца с псом. Малюта Скуратов умерщвляет кобеля вместо царевича, а на удивление царя отвечает, что тот «закону-то был не нашево, Порядку был не хорошего, оттово ли от сердца песей дух пахне».

Цитированное в гл. II «поносное» письмо венгерских витязей турецкому паше: Знаешь, собака, что подлинный витязь мечом и копьем тешится в брани с врагом. лжешь по-собачьи, предательски, подло.

Народная песня «Оборона Пскова»: …Копил-то король, копил силушку, Копил-то он, собака, двенадцать лет.

«Новая повесть о преславном Российском царстве»: злодей-захватчик начат, аки безумный пес, на аер зря лаяти… яко пес, лаял и бранил…

Народная песня «Набег крымского хана»:…А не сильные громы грянули: Куда едет собака крымской царь?..

Подпись к революционному плакату: …Рычат Юденич и Деникин, Рычит голодный пес Колчак.