– Еще кофе, джентльмены?
Высокая официантка с длинными рыжими волосами дружелюбно улыбнулась. Рид согласно кивнул, тут же протягивая ей свою пустую чашку и расплываясь в ответной ухмылке. Я молча покачал головой, закурил и выглянул в окно.
По вечерней аллее, виднеющейся из-за витрин дешевой забегаловки, расплывался неяркий свет фонарей. Внутри головы все еще пульсировал какой-то неясный туман, и сосредоточиться на беседе было сложно. То и дело мои мысли, скомканные и спутанные, будто клубок грязных ниток, норовили сбежать куда-то прочь. Просочиться сквозь мою черепную коробку, покинуть этот сумрачный городок, взмыв к самым небесам, чтобы раствориться где-то в низких ливневых тучах, окутавших Дарк Маунт непроглядной завесой.
– Ты так и не ответил на мой вопрос, – голос напарника вернул меня в реальный мир. – Ты в порядке, Миллер?
– В полном, – солгал я, пряча свое лицо в выдохнутом облаке сигаретного дыма. – Так что давай наконец вернемся к обсуждению нашего висельника.
Мы притащились в крошечную закусочную несколько часов назад. И все это время я то и дело ловил на себе встревоженный взгляд Рида, что изрядно выводило меня из себя. В конечном итоге, он резко оборвал деловую беседу и принялся допытываться о моем самочувствии, окончательно испоганив мое и без того безрадостное расположение духа.
– Как скажешь, – он смиренно вздохнул, отпил дымящийся кофе из своей кружки и слегка поморщился. – Все-таки, правильно заваривать двойной эспрессо умеют исключительно в Вашингтоне.
– Кофе как кофе, – возразил я, погасив окурок в пепельнице из толстого резного стекла. – Он везде одинаковый.
Рид смерил меня осуждающим взглядом, залпом допил остатки своего напитка и жестом попросил рыжую официантку принести чек.
Непогода за стеклами закусочной и не думала униматься. Протяжно свистящий ветер срывал с испуганно раскачивающихся ветвей мокрые темные листья, швырял их на вымокший асфальт шоссе, а затем с разбега расшибался о дорожные знаки – старые и ржавые, печально блестящие острыми жестяными краями в лучах уличных фонарей.
Из-за разбушевавшегося ливня местные прятались по своим домам, так что ни в укромном зале кафетерия, ни снаружи его плесневелых кирпичных стен не было ни души. Лишь однажды я заметил сквозь мутное окно вымокшего и взъерошенного бродячего пса, спешно трусящего вдоль пустынной ленты шоссе.
Если бы кто-нибудь посторонний мельком окинул этот сумрачный городок взглядом, то непременно заключил бы, что на улице правит осень. С тех пор, как мы прибыли в Дарк Маунт, ливень, казалось, не утихал ни на мгновение, и лишь изредка небеса ненадолго прекращали поливать аллеи холодными струями, чтобы передохнуть и собраться с новыми силами. И после нескольких часов ложного затишья дождь припускал еще пуще прежнего.
– Угораздило же нас притащиться в эту дыру в самый разгар ливневого сезона, – я поднялся из-за стола и швырнул поверх чекового листа несколько купюр. – И почему везде, где происходит всякое потустороннее дерьмо, всегда царит отвратительная погода?
– Должно быть, потустороннему дерьму нравится обитать в подобных местах, – произнес Рид, кивая подошедшей к нашему столику официантке. – Спасибо за поздний ужин и доброй ночи, мисс.
– Доброй ночи, джентльмены, – женщина одарила детектива вежливой улыбкой и быстро сунула в карман передника сложенные вдвое купюры. – Непременно загляните к нам на завтрак, у нас подают отменные оладьи и яичные тосты.
– Разумеется.
Рид поклонился, и мы наконец направились к высокой стеклянной двери – единственной преграде, отделяющей пустую закусочную от порывов сырого, пронизывающего до самых костей ветра.
Скромный, если не сказать убогий, мотель располагался всего в нескольких ярдах от кафетерия, что, вероятно, было неслучайным совпадением. Очевидно, мэр городка рассчитывал на то, что проголодавшиеся постояльцы и гости Дарк Маунт с радостью будут посещать соседнюю забегаловку в надежде забить до отвала брюхо жирной и дешевой едой. Разумеется, в самом здании мотеля, который гордо именовался «Ночь у Тэда», не подавали ни завтраков, ни даже закусок, а потому нам и в самом деле нередко приходилось заглядывать в придорожное кафе, чтобы не умереть от голода.
Едва очутившись на скользком тротуаре, я тут же вымок до нитки. Заботливо вычищенный в местной химчистке плащ мгновенно поник, утратив весь свой презентабельный вид.
– Вернемся в номер и продолжим разговор в тепле и сухости, – проворчал я, прекрасно осознавая, что не смогу закурить под сплошной стеной дождя. – Проклятие, неужели так сложно организовать доставку еды в мотель?
– Миллер, ты не в Вашингтоне.
Рид приподнял плечи, расправил воротник и съежился, будто пытаясь спрятаться в нем от ледяных противных капель. Не сговариваясь, мы оба рванули к призывно мерцающей красным неоном вывески, которая сквозь серую пелену казалась призрачным маревом из какого-то другого, параллельного мира.
Чертыхаясь и смахивая с лица настырные дождевые ручейки, я первым ворвался в фойе мотеля. Внутри меня тут же встретил одноименный Тэд – владелец ночлежки, больше похожий на дородного фермера, нежели на мелкого предпринимателя. Пущей схожести ему добавляли густые, нелепые коричневые усы, аккуратно уложенные помадкой и торчащие острыми концами в две противоположные стороны.
– Джентльмены, – с напускной важностью произнес он, бросаясь ко мне со всех ног и помогая стащить со спины намокший плащ. – Как прошел ужин?
– Прекрасно, – мрачно буркнул я.
– Давайте я просушу вашу одежду, – не дожидаясь ответа, Тэд выхватил из пальцев Рида отяжелевшее пальто. – Кларисса принесет вам вещи в номер через пару-тройку часов.
Кларисса – такая же толстая, как и хозяин мотеля, женщина, обладала копной густых, курчавых темных волос, окружающих ее слегка одутловатое, абсолютно круглое лицо.
Я так и не понял, кем она приходилась Тэду – супругой, сестрой или же простой наемной помощницей, поскольку оба вели себя так, что можно было предположить все три варианта одновременно. Впрочем, я не особо интересовался личной жизнью владельца крошечного мотеля, поэтому подобная безвестность меня вполне устраивала.
– Это было бы чудесно, – Рид вежливо улыбнулся. – Большое спасибо, Тэд.
– Ну что вы, – на упитанном лице владельца ночлежки зарделся розовый румянец. – Это самое меньшее, что я могу сделать для двух почетных гостей нашего города.
– Вы невероятно радушный хозяин, Тэд.
Я закатил глаза, наблюдая за тем, как они расшаркиваются друг перед другом, словно пенсионеры в очереди за свежими булочками. Очевидно, воспитание Рида не позволяло ему смолчать в ответ на любезную реплику, а потому обмен вежливыми фразами несколько затянулся.
– Это все просто прекрасно, – проворчал я, подкуривая слегка отсыревшую сигарету. – Но мне хотелось бы наконец подняться наверх и принять согревающий душ.
С лица Тэда тут же сползла довольная улыбка. Он захлопал маленькими глазками, после чего быстро закивал:
– Конечно-конечно, джентльмены, погода в наших местах ныне стоит неважная, уж извините… – он виновато улыбнулся. – Кларисса уже сменила постельное белье и полотенца в вашем номере.
Он уже было собирался отвесить очередной неловкий поклон, когда вдруг остановился и нахмурил косматые рыже-коричневые брови, будто о чем-то неожиданно вспомнив. Затем со всей дури шлепнул себя ладонью по лбу, отчего на его и без того красноватой коже тут же расплылись ярко-багровые отпечатки коротких пальцев.
– Я совсем забыл, – проговорил он быстро. – Не знаю, стоит ли вам сообщать об этом, джентльмены… Пока вас не было, сюда заглянул один городской бродяга – Дэйв Альварес. Уж не знаю, говорил ли он правду, но он заявил, что встречался с вами ранее и хотел бы поговорить о чем-то важном.
– О чем же?
Я внимательно уставился в раскрасневшееся лицо владельца мотеля.
– Я не знаю, – просто ответил он, бессильно разведя пухлыми руками в стороны. – Я сказал ему, что вы сейчас не здесь, и я не могу позволить ему дожидаться вашего появления в мотеле. Вы ведь сами понимаете, джентльмены… Что за репутация будет у меня, если я стану впускать в двери уличных бродяг?.. Так что он ушел.
– Кажется, я видел пса на улице, когда мы торчали в закусочной, – вспомнил я. – Возможно, это была собака Альвареса.
– Думаешь, – Рид тут же повернулся ко мне. – Он в самом деле хотел сообщить нам о чем-то важном?
– Без понятия, – я передернул плечами. – Но вновь бросаться под дождь и разыскивать его сейчас я уж точно не пойду. Возможно, Альварес сам объявится до утра.
– Возможно…
Детектив вздохнул, и в его зрачках я заметил тревожные отблески. Однако больше всего я жаждал стащить с себя намокшую одежду и принять горячий душ, поэтому не стал продолжать беседу и направился к пологим ступеням, ведущим наверх.
В небольшом двухэтажном мотеле насчитывалось всего пять комнат, и лишь одна из них отдаленно напоминала номер с удобствами. Внутри квадратного помещения, обшитого отполированными досками, располагались две одноместные кровати и приземистый комод для белья, а в самом углу, сиротливо зажавшись между стеной и небольшим письменным столом, ютился платяной шкаф.
За высокой деревянной дверью прятался проход в крошечную душевую, в которой всегда было холодно и неуютно, однако в других номерах своей ванны не было вообще, так что выбирать не приходилось. К тому же, только из окон этой спальни открывался сносный вид на главную аллею дождливого городка – Кахлуа-роуд, в то время как стекла оставшихся четырех номеров грустно таращились в серую стену бойлерной, кособоко торчащей во внутреннем дворике.
Стоило мне толкнуть тяжелую скрипучую дверь, ведущую в наши убогие покои, как сквозняк тут же с грохотом уронил что-то на пол. Я вошел внутрь и обнаружил, что окно спальни было приоткрытым – очевидно, Кларисса решила проветрить номер, когда меняла постельное белье, и забыла опустить раму.
В тусклом свете напольного торшера – пыльного и безвкусного, я заметил хаотично валяющиеся на полу бумаги. Должно быть, тяжелую подшивку сдуло с письменного стола, когда я принялся открывать входную дверь.
Я шагнул к документам, быстро собрал их в аккуратную стопку и водворил обратно на исцарапанную столешницу, надежно упаковав в порядком поизносившуюся папку с логотипом центрального полицейского управления. Затем прикрыл окно, резко потянув створку вниз, и тяжелые цветастые шторы, буйно трепетавшие на ветру, тут же безвольно опали.
Спустя мгновение на пороге номера показался Рид. В его руке дымилась большая кружка с кофе, от которой он без особого удовольствия то и дело отхлебывал. Должно быть, невкусный эспрессо в соседней закусочной всерьез огорчил моего напарника, если он рискнул снова угоститься мотельным напитком, лаконично окрещенным им же «самыми ужасными в его жизни помоями».
– Я попросил Тэда сразу же сообщить нам, если Альварес объявится, – проговорил он, усаживаясь на край своей аккуратно заправленной постели. – Почему-то это не дает мне покоя.
– Тебе не дает покоя все, что угодно, – заметил я, с трудом стаскивая с себя намертво прилипшие к коже рукава рубашки. – Пока мы торчали в забегаловке, ты, по меньшей мере, раз сто упоминал о своей старой кошке и тревожился о том, не забудет ли портье покормить ее вовремя.
– Если бы ты заботился о ком-нибудь, кроме себя, – ядовито заметил он. – То и тебе было бы знакомо это чувство.
– Я хочу позаботиться о деле, которое нам поручил Майерс, – холодно отчеканил я. – И собираюсь приступить к работе после того, как наконец вымоюсь и надену сухую одежду.
Рид ничего не ответил.
Задумчиво прокручивая в пальцах опустевшую кофейную чашку, он глядел сквозь мокрые стекла на темную аллею, сдавленную в объятиях сырой ночи. Когда же я вышел из душевой, он уже сидел за письменным столом, разложив перед собой безликим веером документы и полицейские отчеты.
– Я позвонил Майерсу, – произнес он, не поворачивая головы. – Курьер, которому мы передали статуэтку, уже в Вашингтоне. Завтра посылку доставят на экспертизу, но, честно говоря, не думаю, что они найдут то, чего не обнаружили мы.
– Еще бы, – я поплотнее запахнулся в толстый халат и подтащил к рабочему столу второй пустующий стул. – Фактически это всего лишь деревяшка. Скорее всего, банальный защитный тотем, которым пользовались язычники. Непонятно лишь, откуда он взялся у Вайда.
– Предполагаю, что он приобрел его на черном рынке, – ответил Рид вздыхая и потирая глаза. – Или заплатил кому-нибудь, чтобы статуэтку украли из какого-нибудь пыльного, всеми позабытого музея.
Сигаретный дым медленно вырывался из моей глотки, чтобы подняться к белеющему потолку, а затем смешаться с тяжелым воздухом номера. Как и повсюду в мотеле, здесь было холодно, несмотря на ржавые радиаторы, стыдливо полуприкрытые цветастыми оконными портьерами. Чтобы хоть как-то согреться, я набросил на плечи пуховое одеяло, однако оно оказалось напрочь отсыревшим.
– Да плевать на эту штуковину, – я раздраженно затушил окурок в пепельнице и тут же подкурил новую сигарету. – Важно не это, а то, от чего именно Вайд пытался защититься при помощи нее.
– От чего бы он не спасался, – заметил Рид, отчаянно отмахиваясь от ядовито-серых клубов ладонью. – Вряд ли именно оно убило его. По-моему, Стэнли Вайд действительно сам влез в петлю… Господи, Миллер! Прекрати дымить как паровоз, иначе сработает датчик дыма.
– Нет в этой дыре никаких датчиков, – я равнодушно сделал новую глубокую затяжку. – И я думаю, что ты прав. Однако здесь определенно творится что-то неладное, и нас прислали, чтобы выяснить, что именно.
– На данный момент улик слишком мало, Фрэнк. Это дело выглядит совершенно безнадежным, я даже не уверен, что нам есть что в нем раскрывать.
– Ты пессимист, Рид, – я затушил второй окурок и зевнул. – Расследование в самом деле будет не из простых, но разве ты сам не желаешь узнать, от чего сломя голову бежал Вайд и почему, в конечном счете, он очутился в Дарк Маунт? Должно же у тебя было сложиться какое-нибудь профессиональное мнение по этому поводу.
– В конечном счете, его голова оказалась в петле, Миллер. И от чего бы он не пытался бежать, не оно убило его. Мы тратим время впустую, вот мое профессиональное мнение. Я совсем не так представлял себе это дело, когда Майерс позвонил мне и попросил как можно скорее явиться в его кабинет.
Какое-то время он молча пролистывал бумаги, изредка вздыхая и раздраженно потирая уставшие глаза. Я же сидел рядом, развалившись на стуле и слегка приспустив одеяло с плеч, чтобы тлеющий кончик сигареты не мог прожечь тонкую белую ткань пододеяльника.
За окнами номера по-прежнему завывал порывистый ветер, швыряя в стекла крупные капли. Полутемная холодная комната сонно цепенела в оранжевом свете настольной лампы, иногда загадочно поскрипывая старыми потолочными перекрытиями.
Чтобы не уснуть от скуки, я стал разглядывать печатные листы, которые уже видел много раз. Отчет коронера о вскрытии трупа, безликие данные свидетелей и опрошенных знакомых Вайда, которые в один голос уверяли, что парень внезапно слетел с катушек и скрылся в неизвестном направлении. Все это не представляло ровным счетом никакого интереса.
– А это что такое, – проворчал детектив себе под нос, тряхнув одним из листов. – Миллер, это ты перемазал кровью документы?
Он нахмурился и уставился в мое лицо. Я покачал головой и перевел взгляд на одну из бумажек. На самом верху белого листа отчетливо виднелись темно-красные отпечатки пальцев – словно кто-то схватил документ руками, запачканными кровью.
– Я принял душ и отправил все вещи в химчистку, как только мы вернулись из заброшенного особняка, – ответил я, все еще изучая зрачками необычные отметины. – Я не прикасался к папке в тот день.
– Тогда откуда здесь это?
Он потряс перед моим лицом несколькими измазанными листами. Я протянул руку и вырвал один из них, поднес к своим глазам и присмотрелся. Отпечатки выглядели свежими – так, словно кто-то прикасался кровавыми пальцами к бумагам совсем недавно.
Я поддел один из следов краем ногтя и с удивлением обнаружил, что поверхность все еще немного влажная. Растерев странную грязь подушечками пальцев, я задумчиво проговорил:
– Это не кровь.
– С чего ты взял… – начал Рид, но его фраза оборвалась на полуслове, когда я сунул ему свои испачканные пальцы под самый нос. – Твою мать, Миллер!.. Какого черта ты творишь?
– Понюхай.
Детектив уже собирался всерьез возмутиться и даже набрал для этого побольше воздуха в легкие, однако в следующее мгновение раздражение на его лице сменилось неподдельным изумлением.
Он схватил мои пальцы своей ладонью, чтобы лучше рассмотреть. Затем резко отпустил мою руку и поднес к своему носу край испачканного белого листа.
– Что за чертовщина, – ошарашенно выдохнул он наконец. – Могу поклясться, что эта дрянь пахнет гнилыми вишнями.
Я мрачно посмотрел в его смущенное лицо. Каждый из нас в эту минуту подумал об одном и том же, однако Рид первым озвучил эту мысль:
– Нужно найти Альвареса. Займемся этим, как только рассветет.
Вашингтонская улица была залита утренним светом, но почему-то он пугал меня куда больше, чем непроглядный ночной мрак. С каждым новым шагом по чисто выметенному тротуару сердце в моей груди сжималось все сильнее.
Я покорно волочился вслед за матерью, уже не стараясь сопротивляться. Меня охватил страх – парализующий, терпкий и густой, как старое сливовое варенье. Я ощущал всем своим нутром, что грядет что-то плохое. Что-то неотвратимое. И оно приближалось с каждой секундой, с каждым новым шагом.
– Прекрати сдавливать мои пальцы, Фрэнсис, – высокий женский голос прозвучал обиженно и раздраженно. – И учти, что наш разговор еще не закончен!
Я молча сглотнул вязкую слюну. Казалось, что гулкие удары сердца раздаются не в моей груди, а где-то в черепной коробке. Оглушают меня, словно я очутился с головой в пучине морских волн.
Когда мы быстро миновали цветочную лавку, на мгновение в ее отполированных до блеска стеклах я увидел пугающий силуэт. Огромный, темный и размытый, он будто преследовал нас, крался прямо за нашими спинами.
Но когда я быстро обернулся, сцепив зубы до хруста от охватившей меня паники, то не заметил ничего. Только утренняя, пустынная аллея. Сколько бы мои бегающие зрачки не пытались нашарить тревожную фигуру в шляпе, им это никак не удавалось.
Но я точно знал, что она где-то рядом. Тот силуэт, что я заметил в окне своей детской комнаты ночью, охотился за мной.
– Молчишь? Надеюсь, ты найдешь в себе мужество извиниться передо мной…
Она хотела добавить что-то еще, но внезапно осеклась. Я повернул голову и тут же почувствовал, как от ужаса немеет все мое тело.
– Зря вы не послушали сына, мисс Миллер, – вкрадчиво произнесла высокая фигура в плаще, неслышно, будто плывя по воздуху, приближаясь в нашу сторону. – Вы очень мешаете нам.
– Нам? – дрожащий голос матери с головой выдал ее страх. – Кто вы такой? О чем вы говорите?
Она рванула вперед, стараясь прикрыть меня своим телом. Заметив это, фигура в темном плаще тихо рассмеялась, замерев на секунду посередине тротуара.
– О, мисс Миллер, – снисходительно протянул незнакомец, все так же пряча свое лицо под широкими полями шляпы. – Право слово, как это мило. И абсурдно.
Вцепившись дрожащими пальцами в подол красивого платья, я не мог наблюдать того, что происходит впереди, но ощущал ужас и опасность каждой клеткой своего тела. Будто сквозь туман, я видел, как мать вскидывает одну руку вперед, стараясь не подпускать ближе таинственного мужчину в плаще, а второй, выгнутой назад, еще плотнее прижимает меня к себе. Чувствовал, как холодная ткань ее юбки щекочет мой нос, вдавливаясь в кожу.
– Не знаю, кто вы такой… – выкрикнула она, но тут же почему-то замолкла.
Я слышал, как из ее рта вырвалась вереница странных хлюпающих звуков. Ее ладонь, мгновение назад крепко сжимающая мое плечо, безвольно метнулась прочь, нелепо вскинувшись к небесам, будто тайно моля о пощаде.
Медленно и неестественно, как в карикатурном кино, она качнулась вперед, просела в коленях, а затем рухнула на спину, описав какой-то жуткий полукруг.
Я молча смотрел, как вокруг ее красивых волос, разлетевшихся по пыльному асфальту, растекается алое пятно, похожее на густое виноградное вино, которое она часто пила из большого бокала по вечерам, сидя с книгой в мягком кресле гостиной.
Все еще до конца не понимая, что сейчас произошло, я сделал робкий шаг к ее изящно распластанной на тротуаре фигуре и дрожащим голосом выдавил:
– Мама?..
Но она ничего не ответила. Холодные серые глаза, такие же свинцовые, как хмурое небо наверху, смотрели в пустоту перед собой, будто застыв в немом оцепенении.
– Фрэнк, – неожиданно прошелестел откуда-то вкрадчивый голос, и я машинально отшатнулся назад, уставившись на фигуру, застывшую неподалеку.
Я был уверен в том, что незнакомец бросится на меня в следующее же мгновение, а затем убьет – так же безжалостно и равнодушно, но почему-то никакого страха при этом я не ощущал. Мне внезапно стало все равно – безразлично, что этот странный человек в плаще сделает со мной, безразлично, что будет дальше.
– Зачем вы это сделали? – прошептал я одними губами, стараясь изо всех сил разглядеть глаза, скрывающиеся в тени безразмерной шляпы.
Я был уверен в том, что незнакомец не расслышит мой жалобный писк – таким слабым и почти незаметным он вылетел из моих обескровленных губ. Но каким-то невероятным образом он все же услышал.
– Фрэнк, – повторила фигура в плаще, и в этот раз безжизненный голос будто пронесся внутри моей головы. – Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк… Когда-нибудь мы встретимся с тобой снова, и тогда я отвечу на все твои вопросы.
А затем он отвесил галантный поклон, прикоснувшись высохшими, белыми пальцами к верхушке своей шляпы, повернулся на каблуках и неспешно побрел прочь, насвистывая себе под нос какую-то смутно знакомую мелодию и едва заметно пританцовывая на ходу.
– Фрэнсис… – тихий шепот пронесся как шелест опавшей сухой листвы, тут же рассыпаясь на сотни отдельных звуков. – Фрэнсис…
Я опустил глаза и увидел, как с прекрасного лица матери медленно сползают все краски. Как белеют ее яркие пунцовые губы. Как кожа, напоминающая фарфор, тускнеет прямо на глазах, желтея и будто бы сморщиваясь.
– Фрэнсис… – ее слабый, далекий шепот был так мало похож на настоящий, но я точно знал, что это голос моей матери. – Вишневая дама покорно гниет там, куда опускается солнце, Фрэнсис…
Я застыл на месте, скованный отчаянием и ужасом, бессильно прислушиваясь к тому, как оглушительно колотится о ребра мое опустошенное сердце. Но прежде, чем я сумел овладеть своим телом и сделать хотя бы шаг, мир вокруг смазался в невнятное пятно.
Утренняя вашингтонская улица вокруг меня померкла, подернулась странным туманом, завертелась в пронзительном вихре и испарилась без следа.
– Фрэнк, – я ощутил, как меня дернули за плечо. – Просыпайся, уже рассвело.
Я распахнул глаза и тут же уперся зрачками в заспанное, помятое лицо напарника. Комната за его спиной была окутана мягким, серо-золотистым утренним светом, с трудом пробивающимся сквозь низкие грозовые тучи.
Послушно сев в постели, я машинально потянулся за пачкой сигарет, лежащих на прикроватной тумбе. Чиркнул спичкой, и с удовольствием закурил, прикрыв на мгновение глаза и стараясь унять бешеное биение собственного сердца.
Мой ночной кошмар был полон ужасающего реализма. Все, за исключением одной детали, я прекрасно помнил до сих пор, несмотря на огромную временную пропасть, отделяющую мое прошлое от теперешней действительности.
Все, кроме последних слов своей мертвой матери. Она никогда не произносила этого.