VII

Егору не раз приходилось иметь дело с «партизанами», и каждый раз он удивлялся их арсеналу и снаряжению, пригодным больше для музея, чем для реальной работы. Казалось бы: хочешь собирать коллекцию – вперёд, добывай, ставь на полку, вешай на стену, а для дела есть образцы посовременнее и получше. Но Чекист и его бойцы, которых он за эти годы заразил своим увлечением, упрямо предпочитали антиквариат сороковых годов прошлого века. Вроде ручного пулемёта, в затворной коробке которого ковырялся сейчас Мехвод.

– Что это за агрегат? – спросил Егор. Я поначалу решил, что РПК, а потом гляжу – нет, не он. Иностранный, что ли?

Боец утвердил пулемёт на сошках, отчего тот сделался похожим на странное двуногое насекомое, с лязгом откинул лоток лентоприёмника, провернул рукоятку с деревянными накладками и поднял крышку затворной коробки. Воронёные потроха масляно поблёскивали в лунном свете.

– Наш, советский. – ответил за Мехвода командир «партизан». РП-46, переделка дегтярёвского ДП под ленточное питание. Их сразу после войны приняли на вооружение, и выпускали, пока не появился ПК. Хороший аппарат, удобнее обычного «дегтяря» с блином.

Егор пригляделся. Действительно – круглый дырчатый кожух ствола с закреплёнными на нём сошками и узкий раструб пламегасителя наводили на мысль о знакомом ещё по фильму «Два бойца» с Марком Бернесом, ручном пулемёте «Дегтярёв- пехотный» с плоским патронным диском поверх затворной коробки.

– Никогда не видел такого. Где раздобыли-то?

– Места знать надо. – уклончиво ответил Чекист. – В Лесу чего только нет…

Он явно не горел желанием вдаваться в подробности. Егор пожал плечами: что ж, у каждого свои секреты. У барахольщиков – в особенности.

Маленький отряд сделал привал у подножия башни Федерации, на парковке, захваченной непролазным подлеском. Развели костерок, наскоро приготовили ужин и принялись в последний раз – «крайний», как выразился Чекист, – проверять оружие.

– Я чего хотел попросить… – сказал Егор. – Мне бы второго номера к распылителю – чтобы шланг перекинуть, не снимая баллоны. Ну и запасные носить, а то я все вместе не упру.

Распылитель, «секретное оружие» против населяющих башни Москва-Сити пауков, представлял собой раму-станок с парой закреплённых на ней огнетушителей. Заряженные углекислотой и особыми спорами, способными стремительно разъедать хитин, они выбрасывали на десяток шагов струю из латунной трубки- брандспойта. С израсходованного баллона следовало вручную свинтить переходник и закрепить его на втором баллоне. Имелся и второй, запасной «боекомплект» – ещё два баллона с «антипаучьей» смесью.

– Мессер, ко мне, бегом! – скомандовал Чекист.

Устроившийся у костра чернявый, цыганистой наружности, боец подхватил с вещмешка мосинский карабин и шустро кинулся на зов. Добежав, он сделал попытку встать по стойке «смирно». Чекист критически оглядел бойца: верхние пуговицы гимнастёрки расстёгнуты, ремень с подсумками, сполз чуть ли не до паха, в уголке рта бычок.

– Р-разгильдяй!

– Эта… сказали же – привал! – попытался, было, спорить Мессер, но под тяжёлым взглядом командира усох и прикусил язык.

– Отставить трёп! Назначаешься вторым номером в расчёт этого… как его… – Чекист ткнул пальцем в баллоны.

– Говномёта?.. – с готовностью подсказал чернявый. – Раз он всяким дерьмом пауков опрыскивает – значицца, говномёт и есть.

Мехвод, с интересом прислушивавшийся к беседе, гыгыкнул.

– Дремучий ты человек, Мессер, необразованный. – сказал Егор.

– Это ж высокие биотехнологии, во всём мире только у нас такие есть. А ты – «говномёт»! Никакого уважения к науке…

Мессер довольно осклабился.

– Да понял я, начальник, в натуре, всё понял! Шуткую просто.

– Остришь, значит? – Чекист многообещающе сощурился. – Тебе доверие оказано! Значит, так: пройдёшь инструктаж у товарища…

… говномётчика.

– Р-разговорчики! Пока остальные бойцы отдыхают – будешь отрабатывать норматив по смене баллона и перекидке вентиля. И учти, сам принимать буду!

Он обернулся Егору.

– Есть такой норматив?

– Будет. – коротко посулил «первый номер».

– Вот и отлично. Погоняй этого остряка как положено, до автоматизма. Навалятся пауки – некогда будет учиться!

* * *

Отряд угодил в западню на девятом этаже, в длинном коридоре, ведущем, если верить найденному в вестибюле «плану эвакуации», к служебным лестницам. Пролёты основных были напрочь забиты растительностью, завалены обломками, и «партизаны», потеряв не меньше часа на попытки пробиться сквозь завалы, отправились на поиски обходного пути.

«…вот и нашли на свою голову…»

Восьмирукие (или восьминогие?) твари, числом не меньше четырёх, подстерегли отряд в узком проходном холле. Когда-то здесь стояли кофейные автоматы – их пластиковая скорлупа давно расползлась, бесстыдно выставив на обозрение металлические потроха. Стены и потолок сплошь покрывала буро-зелёная плесень и неизменные бороды проволочного вьюна, так что бойцы увидели тварей, только когда первая, свесившись с потолка (вернее, с лёгкой решётки, к которой крепились когда-то пластиковые потолочные панели) попыталась вцепиться в плечи Сапёру. Гадину прикончил Мехвод – разнёс в клочья пулемётной очередью в упор. Другую нафаршировали свинцом Яцек и Сапёр, третью подстрелил Мессер: хладнокровно всадил в безглазую башку все пять патронов из магазина «мосинки». Последняя сумела вырвать у Татьяны карабин, из которого та так ни разу не выстрелила, и принялась воевать всерьёз.

– Бережись! – заорал Чекист, падая на колени.

Приклад «трофея» просвистел на его головой и с треском врезался в гипсокартонную перегородку, проделав в ней огромную дыру. Вторым руко-щупальцем тварь отвесила могучую оплеуху Мехводу. Но этот стратегический успех пропал даром: танковый шлем смягчил удар; боец помянул нехорошими словами предков гнусной твари, крутанулся на месте, вскидывая пулемёт и… увяз ногами в петлях ползучих лиан. Ствол дёрнулся, длинная очередь прошлась по потолку, и Мехвод повалился навзничь. Оброненный РП46 загремел по бетону, задребезжала лента.

– Валим его, парни! Вместе!

Чекист поднял ППШ и нажал на спуск. Автомат выдал короткую, на три патрона, очередь – и поперхнулся. От твари полетели ошмётки, одно из руко-щупалец, которыми оно держалось за перекошенные алюминиевые рейки, отцепилось и повисло куском резинового шланга.

Чекист яростно дёргал затвор – раз, другой. Уцелевшие живые хлысты свистнули, совсем чуть-чуть не дотянувшись до цели – один из чёрных когтей пробороздил щёку, другой зацепил вещмешок, вырвав клок брезента. Командир «партизан» отшвырнул бесполезный автомат и зацарапал ногтями по крышке «Маузера». Но Яцек успел первым – пронырнул под нависшей тварью и в упор выстрелил в круглую, усаженную чёрными крючками пасть. Безглазая голова лопнула, как перезрелый арбуз, руко-щупальца одно за другим отлепились от решётки и существо шлёпнулась на пол. Звук получился такой, будто кто-то с размаху бросил шмат сырого мяса на металлический лист.

– Этот был остатний… последний, пан командир.

Поляк поднял ППШ, передёрнул затвор. Латунный, с закруглённой пулей, патрон отлетел в сторону и весело заскакал по голому бетону.

– Курва мать, так и знал: патрон в диске перекосило! Говорил же, бери ППС…

Чекист не слушал – он медленно отходил от шока.

– Что… кхм… что это было, а?

– Гуттаперчевые пауки. – сказал Егор.

Он подошёл к ближайшей туше и потыкал её трубкой распылителя.

– Шапиро о таких предупреждал. Помните, я рассказывал?..

– Ежели это пауки – чего ж ты его… того… из хрени своей, а? невнятно произнёс Мессер. Его трясло, разряженная мосинка ходила в руках ходуном. – Чего ждал-то, говномётчик?

– Потому что это не совсем пауки. – терпеливо объяснил Егор. Он дважды говорил партизанам о гуттаперчевых пауках. Первый раз в сквере перед ГЗ, когда объяснял «партизанам», какие опасности поджидают их в заброшенных небоскрёбах, второй – меньше часа назад, на привале у подножия башни.

Похоже, не помещал бы и третий раз. И четвёртый. И, может, даже пятый.

«…впрочем, нет. Теперь-то Мессер накрепко запомнит, что это такое – «гуттаперчевый паук». И детям своим расскажет, если они у него, конечно, будут…»

– …точнее сказать – совсем не пауки. Просто называются так. У них даже скелетов нет, какая-то дальняя родня осьминогов и кальмаров. Вот, видишь?

Он пнул тушу ботинком, и та затряслась, словно целиком состояла из студня.

– Понял теперь? Такого хоть целиком спорами обсыпь – проку не будет, хитина-то нет…

– Вот же ж, ихнюю гуттаперчевую мамашу… – Чекист осторожно потрогал располосованную скулу лицо. – И как только мы их проглядели?

– Так мимикрия же! Головоногие все так, что каракатицы, что чернолесские кикиморы. А эти особенно: видишь, даже дохлые меняют цвет!

И верно: подстреленные существа, всего минуту назад покрытые зелёными и бурыми пятнами, на глазах серели, принимая цвет бетонного пола.

Чекист сплюнул.

– Всё ясно. А я-то, тоже хорош: шли, сторожились, держали стороны – всё по учебнику «Бой в ограниченном пространстве… А что атака может быть с потолка, да ещё противник невидимый – нет, об этом не подумал…

Он осторожно пощупал щёку и посмотрел на окровавленные пальцы и повторил:

– Ах, ты ж, маму его гуттаперчевую…

– Дай-ка, посмотрю!

Татьяна решительно отстранила руку Чекиста и заставила его усесться на вещмешок.

– Флягу дайте, только с водой, не с самогонкой!

Она приняла у Мехвода кожаную баклагу и принялась смывать набежавшую кровь с глубокой, через всю щёку, борозды.

– Надо шить! – вынесла она вердикт. – Только сначала иглу бы прокалить, занесём грязь…

– У тебя что, есть хирургическая игла? – удивился Егор. Он порылся в кармане и извлёк зажигалку, сделанную из винтовочного патрона.

– Обыкновенная, швейная. Зато нитки из паучьего шёлка. – ответила девушка. Раны зашивать – лучше не придумаешь. Только надо их продезинфицировать сначала. У кого-нибудь есть алкоголь, только крепкий?

На этот раз к ней протянулись четыре фляжки. Татьяна взяла одну наугад, открутила крышку, понюхала и, предупредив: «сейчас будет жечь!» – тонкой струйкой полила содержимое на развороченное мясо. В воздухе запахло дорогим коньяком. Чекист дёрнулся и зашипел, Мессер с интересом принюхался.

– Сейчас спокойно… – Татьяна проткнула край раны кончиком иглы. Чекист снова зашипел и конвульсивно дёрнулся.

– Терпи, командир, на тебя бойцы смотрят! – она осторожно протянула нитку. – Ещё два шовчика только… И вообще, тебе повезло: сантиметром выше, и остался бы без глаза.

Девушка обрезала нитку позаимствованной у Мессера финкой (разумеется, заранее прокаленной на зажигалке) и ловко, один за другим, завязала три узелка.

– Кончики пусть торчат, потом отрежем. Сейчас забинтуем – и всё, готово!

Чекист попытался оттопырить щёку языком – и скривился от боли.

– А ну не балуй! – строго сказала Татьяна. – Хочешь, чтобы швы разошлись? И так шрам останется поперёк физиономии…

Она разорвала упаковку индивидуального пакета и начала заматывать рану. Чекист мужественно терпел.

Егор подобрал с пола Татьянин «Горностай». Одного взгляда хватило, чтобы понять: оружие безнадёжно испорчено. Шейка приклада – изящного, из светлого ореха – треснула, ствол погнут, от оптического прицела-двухкратника, которой он собственноручно прикрутил на карабин, остались одни воспоминания.

– Ну вот! Такой был удобный, лёгкий, я уже привыкла…

Татьяна закончила возиться с командиром «партизан» и грустно рассматривала то, что осталось от её огневой мощи.

– Куда же я теперь, безоружная?

Егор растерянно пожал плечами.

«…хотел же дать ей ещё и наган! Нет, пожалел – лишний вес, да и спуск туговат, не для девичьих пальчиков…»

Чекист тяжко вздохнул и бережно, чтобы не задеть перевязанную щёку, потянул через голову ремешок своего «Маузера».