V

Проплывающий мимо берег тонул в чернильной мгле. Одна и та же картина по обе стороны реки: ни единого огонька, до ближайшего очага цивилизации, селения фермеров-садоводов под названием Медицинский сад не меньше километра. Сергея так и подмывало плюнуть на опасения Седрика, оттолкнуться шестом и плыть дальше.

Нельзя, нельзя! Один раз он уже упустил шанс на помощь – когда увидел выплывающую из-под Бородинского моста пирогу Коли-Эчемина. Увы, каякер был не один – и кто знает, кто у него там в пассажирах? Да и сам Коля трепач известный: сойдёт на берег и начнёт рассказывать направо и налево, как он подобрал Бича, да ещё и с попутчиком, изъеденным Пятном… В Кремле об этом узнают, самое большее, через два дня и, конечно, сумеют сложить два и два…

В одном из кармашков «Ермака» нашлась гибкая пила – метровый кусок стального тросика с зубцами-насечками и парой деревянных рукояток. Но сил на то, чтобы искать сухое дерево, валить его, распускать на обрезки брёвен, у Сергея не осталось – как не было лишнего времени у Седрика, то приходившего в себя, то проваливавшегося в забытье. Пришлось ограничиться несколькими охапками сухих сучьев. Егерь стянул их жгутами проволочного вьюна и спустил получившийся эрзац на воду, молясь, чтобы тот не расползся у них под ногами.

Впрочем, до Краснопресненской набережной от Бородинского моста рукой подать. Лучше всего, прикинул он, причалить выше Экспоцентра и обогнуть Пресненское болото, держась восточного края. Вот тогда-то и начнутся настоящие трудности: пробираться через тамошние топи и налегке непросто – а попробуй, преодолей их с тяжеленной волокушей! И ждать нельзя: Седрик совсем плох долго он не потянет. Надо будет, сразу, как они окажутся на берегу, вызвать Яську и отправить её за Евой – пусть ждёт в Норе. Девчонка умет держать язык за зубами и не разболтает на весь Лес о его попутчике, а Ева с её чудодейственными снадобьями сейчас единственный шанс, который остался у сетуньца.

Справа плеснуло – раз, другой. Егор наугад ткнул шестом и угодил во что-то мягкое, подающееся под ударом, словно комок гнилых водорослей. Вода у крайней связки вскипела, плот захлестнули длинные тонкие щупальца. Одно ударило егеря по лицу, что-то острое болезненно рвануло скулу. Другое захлестнуло на Седрика, подобно петле-удавке – тот замычал сквозь маску, залепляющую лицо, выгнулся, забился в судороге. Сергей, не обращая внимания на заливающую глаза кровь, перегнулся через сетуньца, сунул стволы хаудаха в шевелящийся клубок и нажал на спуск.

Эффект был такой, если бы он выстрелил в кастрюлю, полную макарон – длинных, хорошо проваренных, чёрных. Ошмётки брызнули во все стороны. Вцепившиеся в плот щупальца обвисли и лишь конвульсивно подёргивались. Сергей достал кукри и рассёк одно, стянувшее ноги Седрика. Вроде, ничего страшного – мелкие роговые крючья, обильно покрывавшие щупальца кикимор, только разорвали брезент брюк да слегка поцарапали бёдра.

– Лес её знает, откуда взялась тут эта пакость… – пробурчал он вслух. – От Чернолеса течением снесло, что ли? И чего плавунцы зевают? Их, вроде, возле Краснопресненской набережной до дури…

Река будто откликнулась на его слова: сзади, там, где колыхалась на воде изорванная картечью тушка кикиморы забурлило, заклокотало, блеснула луна на широких надкрыльях.

«…ну вот, подоспели. А и верно, не пропадать же добру? Мясо кикимор жёсткое, как резина и такое же безвкусное, но плавунцам всё равно. Вот и хорошо, теперь им точно будет не до плота. Поживы тут хватит полудюжине хищных жуков, да ещё и останется всякой водоплавающей мелочи…»

Стараясь не потревожить пирующих плавунцов, Сергей налёг на шест, и плот послушно покатился к берегу.

* * *

– Хр-р-р… – в горле у сетуньца хрипло клокотало и булькало. – Знаш- шит, фы, Бишшш… хр-р-р… выфащифф ме…хр-р-р… меня?

– Вытащил-вытащил… – Сергей подцепил ножом мазь и аккуратно, стараясь не задеть сожранные пищеварительным ферментом губы чуть ли не до кости, мясо, наложил её на Седрику лицо. – Помолчи, а? Темно ведь, ошибусь – накормлю тебя этой пакостью…

Слизень, удивительное изделие друидов из Петровской Обители, сдох примерно полчаса назад. Пришлось бросать дела (Сергей как раз заканчивал вязать волокушу) снимать бурую скукожившуюся корку и срочно придумывать замену. Егерь перетёр в жестяной миске горсть мясистых листьев ползучего плюща, добавил заживляющей мази, размешал полученную смесь – и теперь наносил её на то, что осталось от лица Седрика.

– Хр-р-р… хлас-за… хлаза… как? Не… хр-р-р… не фижжу…

– А ты не смотри. – посоветовал Сергей, заполняя кровоточащие глазницы мазью. – Не на что тут смотреть, болото и болото. Хвощи да папоротники, даже осоки нормальной нет.

– Хр-р-раснорес-кр-р-р… нсккхое?

– Краснопресненское, точно. – подтвердил егерь. – Сейчас, закончу, и пойдём. А там уж тобой займутся всерьёз. Ты, главное, за лицо не хватайся… – добавил он, отстраняя обмотанную бинтами культю, дёрнувшуюся к глазам.

– Не… не хр-р-р… не фри мне, Битшш… сснаю, х-х-што х-глас- зам кхи…хр-р-р…кхирф-ф-фык. С-с – зф-фя тащил, ф-фал бы с-с-сфохнуть…

– Скажешь тоже! – егерь приподнял голову сетуньца и обмотал её бинтом. Хватило только на три оборота – нижняя часть лица с щелью рта и залепленными зелёной смесью дырами на месте проеденных насквозь щёк, остались открытыми. – Вытащу я тебя, и сдохнуть не дам, клык на холодец!

«… и как он ухитряется говорить? Боль должна быть адовой. Хотя – сетуньцы и не такое способны переносить, особенно под эликсирами…»

Он пожалел, что не стал разыскивать рюкзак Седрика. О сетуньских аптечках в Лесу ходили легенды – будто бы вовремя принятая доза позволяет продолжать сражаться с оторванной рукой или даже вспоротым животом.

«…ну, что уж теперь поделать… А, кроме того – как узнать, какой из эликсиров обладает нужным эффектом? Сетуньские снадобья опасны в чужих руках: напутаешь, перестараешься с дозировкой, и всё…

– Хр-р-р… ф-фурак фы, Бишш. Я ф-фе ф-фефя пфистфелить хофел, токх-хда, на ф-ф-стене…

«…а что, вполне могло быть и такое. Дождался бы, когда незваный союзник спустится этажа до третьего, и пальнул бы, как в тире, свинцовой сечкой из обоих стволов. Сетуньцы недолюбливают огнестрел, предпочитая арбалеты и свои любимые рунки, но на такой дистанции не промахнётся и Яша Шапиро. И где бы ты был сейчас, егерь Сергей Бечёвников, по прозвищу «Бич»?..»

– Хорош болтать, а? Сейчас я тебя устрою, и двинемся. Ева, наверное, уже ждёт.

…а может, и не ждёт? Яська не отозвалась на зов колокольцев, а другую белку вызывать рискованно…

…плевать. Главное – бы добраться до Норы, а там видно будет…»

Петлю волокуши Сергей набросил на раму «Ермака». Попробовал сделать шаг – не тут-то было, многопудовый якорь держал крепко. Тогда он всем телом наклонился вперёд, будто собирался идти против ураганного ветра, налёг – и наконец, сдвинулся с места.

Шаг, ещё шаг, ещё. Подошвы взрывают болотные кочки. Взмокшие ладони скользят по древку рогатины – он, как давеча на плоту, изо всех сил упирается, отпихивает, отталкивает назад вязкий грунт, ощущая себя не человеком и даже не ломовой лошадью, а вконец измождённым трелёвочным трактором, впряжённым в неподъёмную связку хлыстов, только что сваленных, сырых, чудовищно тяжёлых. Удобнее было бы зажать волокушу под мышку – но нет, нельзя, руки должны быть свободны. В Пресненском болоте кто только не водится; уговорить хищную многоножку или ядовитую саламандру, как он уговорил давеча самку-баюна – нечего и мечтать. А потому рогатина в руках, обрез-хаудах в чехле, револьвер с полным барабаном на правом бедре, ремешок отстёгнут. Чуть что – ладонь нырнёт вниз, к удобной, ухватистой рукояти, большой палец ляжет на курок.

«…шаг. Древко проваливается в топь по самое лезвие. Вынуть – медленно, с трудом, словно занозу. Нащупать твёрдое дно. И – шаг. Ещё метр. И ещё…»

Под ногами чавкает грязь Пресненского болота – жирная, чёрная, масляно поблёскивающая, словно антрацит, в который триста миллионов лет назад превратились сородичи нынешних его обитателей. Тех самых, что порскают сейчас в из-под ног, или порхают вокруг на полуметровых слюдяных крыльях, трещащих так, словно были сделаны из тонкой жести. Темнеет, вокруг колышутся стебли гигантских, выше любой сосны, хвощей. Они растут так густо, что приходится, увязая в доисторической жиже, протискиваться между стволами, а потом изворачиваться в «постромках», чтобы высвободить застрявший «прицеп».

Шаг.

Шаг.

Лямка волокуши сползла и болезненно натирает плечи.

«…снять, поправить?..»

Нет, нельзя. Разве что, станет совсем невмоготу – но и тогда надо терпеть. Переставлять ноги. Двигаться. Остановишься – и трясина, сыто рыгнёт пузырём болотного газа и примется медленно заглатывать своей бесформенной, полной вонючей грязи пастью.

Шаг.

Шаг.

Шаг.