Каждую пятницу даю себе честное слово, обещаю, клянусь – не писать про агору. Ну сколько можно. Уже который год хожу по кругу, как цирковая лошадь. Но стоит выйти из дома, мир превращается в слова. Легко, без усилий. Как будто место выбрало тебя своим инструментом. Поет вечную песню твоим таким слабым, таким незрелым голосом. Качество – дело десятое. Главное – действие. Глагол в сто раз сильнее наречия или прилагательного. Главное – быть записанным. Образ жизни становится литературой. Жанром.

Слитную, нераздельную небесную синь надрезали острые, как лезвия, силуэты чаек. Всплески облаков. Под ногами красные улыбки опавших листьев. Котик, усыновленный районной ветклиникой, вышел на прогулку. Присел на коврик возле соседней парикмахерской, выстрелил в небо черной вздернутой задней лапой.

Бокал вина с закуской в таверне у Луки стоит четыре евро. Закуска – обычно маринованный анчоус с белой в серую крапину жирной спинкой. С пушистым свежим хлебом. Но подавать одно и то же Луке скучно. Он экспериментирует. Его девиз: «Если понравилось, расскажи об этом другим. Если не понравилось – расскажи мне!» И еще один, гомеровский: «Вовремя сесть за обед – дело совсем неплохое!»

– Ой, что это? – спрашиваю.

– Барбуни в розовом соусе. Сначала я ее пожарил, потом в соус: помидор, чеснок. Немного винного уксуса из розе. Да что я тебе рассказываю! Пробуй! И скажи правду. Если не понравилось – принесу другое! Ешь, пока горячее.

Манолис повторяет одну и ту же фразу с одной и той же интонацией, как дрессированный попугай: – Все по евро, мадам. Мадам, все по евро!

Госпожа Ио покупает циклопических размеров редиску, красные и желтые перцы, скрюченные баклажаны.

– О, – извиняется она, – у меня нет мелочи!

– Не извиняйтесь! – успокаивает ее Манолис. – Главное, чтоб крупные были. А уж без мелочи мы как-то проживем.

– Все относительно, – соглашается госпожа Ио.

Прокопий уговаривает купить анчоуса:

– Последний. На следующей неделе будет, но дороже в два раза. Все! Теперь анчоус только из Кавалы. Она будет кормить зимой всю Грецию! Анчоус – рыба тонкая. Как правило, в это время он скрывается. Просто эта хорошая погода…

Прокопий вдруг начинает причитать со страстью, с какой Руссо не пекся об Эмиле, и даже рифмует свое горе:

– Пропал анчоус. Да! Пропало поколение! Испортила его хорошая погода! Они уже б давно ушли на глубину.

Перебивает самого себя. Восклицает в толпу:

– Покупайте! Осьминог с восемью ногами! Только у меня! Шок! Щенки трески! Молочная скумбрия! Сенсация! Оближете пальчики! Мы вечно будем вместе!

Берет в руки тунца.

– Покажу тебе его содержание. Смотри, как я режу. Техника! Искусство! Я хирург… – Делает неудачный надрез. – Ну, или патологоанатом… Я чувствую, как мне везет! Сейчас его точно купят. У меня предчувствие. Вдохновение! Подъем!

Прокопий, невесомый, как душа, подвижный, как боксер на ринге, делает дансе, прыжок в стойке, балетный взмах руки – и его нож со свистом летит в пенопластовый ящик. На подлете нож теряет скорость, скользит по бледному боку и падает.

– Так. Угу. Или не купят, – говорит задумчиво Прокопий. – Удача – девушка капризная. Но верю: она ко мне еще вернется. Я – гений!

– Неужели? – спрашивает с иронией Манолис.

– Да, – серьезно отвечает Прокопий. – Ты не знал? Я ж Водолей. Как Моцарт!