Купила странные мандарины. Рыхлые. Между кожурой и дольками – упругий воздух. Сожмешь мандарин пальцами, через секунду вмятина распрямляется, как будто в резину ткнул.

Прилавок с перцами каждую неделю украшается заново. Как витрина известной петербуржской парикмахерской на улице Восстания. Продавщица видит, что я прицеливаюсь из мобильника, и просит: «Погоди. Я сейчас уйду из кадра. Сделаешь нормальный снимок. Панорамный».

Старики устраиваются рядом с передвижной жаровней, заказывают вино, шашлычки-каламаки. Сумки с луком-пореем, свеклой, картошкой, брокколи, апельсинами расставляют вокруг стола. Советуют товарищу:

– Михалис. Ты бы снял пиджак – жарко.

Михалис усмехается:

– Вот еще. Я уже снял один раз! Когда в поезд зашел. Где теперь мой пиджачок, бог знает. Может, в Салониках, а может, вернулся обратно в Афины. Больше такую ошибку я не повторю!

– Пиджак еще ладно, – вступает в диалог еще один старик. – У меня был случай. Ехал я в Амальяду, но заснул… Просыпаюсь – красота: огни, платформа огромная… Думаю – как изменилось все… И к лучшему… Раньше темь – глаз коли. Выхожу на перрон, говорю – о, ре браво, Амальяда! Как ты похорошела! А мне какой-то парень: эй, отец, ты что – свою станцию проспал? Мы в Пиргосе, конечная… Эх… Аты говоришь пиджак…

Соседняя жаровня выше жанром. На столах бумажные скатерти, в солонках соль вперемешку с орегано, меню богаче. Стейк свиной и говяжий, кебабы, домашние колбасы, запеченная в духовке поросятина – большая (свинина) и малая (молочный поросенок). Вино не как обычно – анонимное красное и белое, а душистое «мосхофилеро» и кисловатое «агиоргитико».

Здесь обосновалась молодежь. Естественно, никаких покупок. Пришли нарядные, налегке – мир посмотреть и себя показать. За столиком парочка влюбленных и подруга. Парень под высоким напряжением, так и кипит вокруг своей любви. Вскакивает то за салфеткой, то за хлебом, то за стаканом, то за водой. Садясь, каждый раз лезет обниматься. Девушка, следуя старинному этикету прекрасной дамы, сидит смирно, как голубица. Вздыхает, искусно смущается. Глаза в пол, как у схимницы. Ее интерес выдают только подробный макияж и идеально выпрямленная спина. Подруга вне игры, ей явно не нравится роль статиста, она предлагает побыстрее начать есть, а то, дескать, скучно.

– Хриса! – взмывает кверху кавалер. – Что ты будешь? Я уже заказал колбаски, кебабы, дзадзики, лепешки. Но это закуски, пустяки. А что ты будешь есть? Свиной стейк или говяжий?

– Я не знаю, Ставрос… Наверное, ограничусь колбасками, кебабами, дзадзики и лепешками… Я вообще-то на диете… Боюсь, не влезу в платье.

– Да ты что! – вспыхивает парень. – Мы же договорились. У нас же пир! Ты говорила, что хочешь нормально посидеть, как люди! Я запланировал! Так что – свиной или говяжий?

– Ну… свиной! – решается невеста.

– Ты что, Хриса, – дождавшись ухода Ставроса, отчитывает ее подруга. – Почему ты выбрала свиной? Говяжий ведь вкуснее и дороже!

– Потому что я его люблю! – отвечает пунцовая от собственного признания невеста.

– Да что ты понимаешь в любви? Понимала бы – заказала бы молочного поросенка! – возмущается подруга.

В чем в чем, а в любви греки разбираются. Приходится. Уж очень аппетитен местный мануал.