В Греции хорошо жить поэту. Нет проблем с тем, что воспеть. Благоплодная, многовиноградная земля. Она сама себе создает славный медовый пеан. Оравы пегасов кишмя кишат, осаждают, не дают покоя, рвутся в пенные облака мыслей, потом в более осязаемые, пусть и полуфабрикаты – слова.

Прокопий стоит не за прилавком, а на дороге у покупателей. Пропускает тебя вперед, как будто совершенно тобой не интересуется. В отличие от других торговцев не кричит. Не заглядывает в глаза. Докладывает как бы между делом, как бы и не тебе вовсе, вполоборота, сугубо конфиденциально, сухо сквозь зубы, по-шпионски:

– Сегодня вся рыба по два евро. Бери! На следующей неделе могу по пять поставить. Логики тут нет. Есть только мое хотение!

На фразе про «хотение» Прокопий берется кончиками пальцев за футболку и резко приподнимает ее на груди, как будто оттопыривает душу.

Продавец персиков приветствует древнюю, еле живую старуху:

– Привет, девочка моя!

Старуха что-то слабо шелестит в ответ.

– Ты что, одна пришла? Как тебя одну отпустили?

Старуха отрицательно качает головой, снимая с родственников возможные упреки. Долго ищет слова. Наконец выговаривает:

– Я люблю выбирать персики одна.

Баклажаны трех видов: одни круглые, как бочонок, густо-фиолетовые, блестяще-лаковые. Другие матовые белые, тоже круглые. Третьи – в бело-лиловую полоску, нежно-длинные, как пальцы пианиста. Завидев их, женщина всплескивает руками.

– Как долго я вас ждала, – говорит она замирающим голосом, словно она – Катерина из «Москва слезам не верит», а баклажаны – это Гоша.

– Сколько же вы ждали? – смеется продавец.

– Долго! – отрезает дама. – Таких хороших даже в Пирее не было. А я именно из них делаю мое фирменное блюдо: имам баялды.

– А мне казалось, что «имама» делают из тех круглых, фиолетовых, – вступаю я в разговор.

Дама разворачивается ко мне порывистым движением.

– Что вы?! Как можно. У них совершенно другой вкус. Круглые идут только (она так грозно подчеркивает слово «только», как будто речь идет о жизни и смерти) – запомните! – только в мусаку! А «имама» я готовлю так, – продолжает разговор словоохотливая любительница длинных баклажанов, – надрезаю их вот тут (намечает ногтем предполагаемый разрез; интонация по-прежнему серьезная, точно у старшего хирурга в операционной), обжариваю с вечера – и в дуршлаг, нужно, чтобы масло стекло полностью. На другой день пассерую сладкий лук, чеснок, добавляю помидор – и в кастрюлю, проварить, начинка должна быть густая. Потом пальцем проминаю баклажан и фарширую. Но главный секрет – это сыр. Я мелко-мелко нарезаю касери. Кладу в духовку, и когда сыр растает… Что тебе сказать, душа моя… Это поэма, а не баклажаны.

К нам подходит другая женщина, улыбается, здоровается, обнимается с моей новой знакомой, спрашивает, кивая на меня:

– Это твоя, Ангелики?

– Нет, не моя. В первый раз встретились.

– И ты ей рассказываешь свой семейный рецепт?! Ты же собиралась завещать его Афродите!

Ангелики тяжело вздыхает.

– Афродита меня не слушает. И к тому же она не любит баклажаны…

Возвращаясь с рынка, вижу перед собой на дороге огромный прекрасный оранжевый абрикос, который не испортило даже падение. Подняла его, осмотрела – действительно невредим. Через пару метров еще один такой же красавец. Что за притча? Смотрю: впереди бабулька катит тележку, из которой время от времени, как у мальчика-с-пальчика, выкатываются на дорогу абрикосы.

– Погодите! – кричу. – Вы теряете абрикосы!

Старушка: «Ах, ох!» Остановилась, всполошилась, расстроилась.

– Много выкатилось, ты не видела?

– Нет, не видела.

– Это я внуче купила. Она заболела. Доктор велел есть только желтое. Абрикосы, дыни. Я и купила. И вот на тебе. Бесполезная я бабка, слепой крот, разиня!

– Вот, – говорю, – возьмите, это ваш.

Отдала ей абрикос; она его приняла признательно, но растерянно, как отличница шпаргалку.

– Красивый какой. Внуче понравится. Мне дочка говорит: ну куда ты пойдешь, жара, сиди дома, купим фрукты в супермаркете. Но на рынке фрукты лучше, значит, быстрей поправится. А дом мой – вот он, рядом, не так я и устала.

Говорят, в небе много блаженных зрелищ и путей, которыми движется счастливый род богов; но и мы, смертные, ничуть не обделены, надо только найти свое и следовать ему – естественно, лишь тем, кто хочет этого и может.

Название этого рецепта переводится как «имам, упавший в обморок». Согласно легенде имам попробовал это замечательное лакомство, и нервы его не выдержали. Последуем примеру чувствительного турка и насладимся этим константинопольским блюдом.

По сути, это запеченные в духовке баклажаны, фаршированные луком и помидорами.

6 штук баклажанов (фиолетовых, каплевидной формы; удобнее всего подобрать количество баклажанов под размер противня, в котором вы их будете готовить, – они должны плотно приникать друг к другу, не оставляя пустого места)

1 кг помидоров

большой пучок петрушки

3 репчатые луковицы

3–4 дольки чеснока

пучок мяты

соль, перец

1 чайная ложка сахара

оливковое масло

Истинные поклонники византийской кухни могут положить в противень палочку корицы для пикантности.

• Баклажаны необходимо подготовить. Снимаем ножом «ленточки», оставляя полоски фиолетовой кожицы. Потом делаем ножом с четырех сторон глубокие надрезы, но не разрезаем баклажан, чтобы впоследствии из него не выпала начинка. Обжариваем их до золотистого цвета со всех сторон, откладываем на салфетку, чтобы впиталось лишнее масло.

• Готовим начинку. Обжарить лук, нарезанный полукольцами, до золотистого цвета. Лука должно быть много.

• Натираем на терке помидоры или измельчаем их в блендере. Помидорную мякоть смешиваем в глубокой миске с мелконаре-занной зеленью и чесноком. Солим, перчим и добавляем чайную ложечку сахара.

• Начиняем баклажаны – они раскрываются при этом, как лодочки, выкладываем их бочок к бочку плотно в глубокий противень, не оставляя пустого места, и запекаем их в духовке на 170 °C не менее часа. Воды не добавлять! Налить оливкового или растительного масла – примерно 6 столовых ложек.