У дверей булочной стоит солидный господин в костюме и курит. Пятилетний мальчик на ходу откусывает батон и бросает ему замечание:

– Курить нехорошо!

Я обмираю. Ожидаю неприятную реплику в ответ. Сейчас у каждого через личные границы пропущен ток – попробуй задень их непрошеным советом, саданет – мало не покажется.

Старик наклоняется к мальчику и с воодушевлением говорит: – Ты прав, мой юный друг! Конечно же, ты прав! Спасибо тебе!

И продолжает спокойно курить.

Деревенские старухи похожи: у всех темные, деформированные одинаковой работой филоновские лики. Одеты они тоже как по шаблону: темная юбка со шлицей ниже колена, сверху в любую погоду – теплая кофта. Сидят рядком, опираясь на палки. Разговаривают.

– Все болит, нога распухла, сил моих нет! Вот бы стареть без проблем, как тетка Анна!

– Ты что, смеешься? Анна же недавно ослепла. Не видит ни-че-го!

– Зато как она слышит! Молодой позавидует!

Я – младшая невестка на побегушках. Выполняю неинтересные, нетворческие поручения. Готовить, например, мне не доверяют, но я могу помыть посуду, повесить оборвавшуюся штору, пропылесосить. Выбросить мусор. Старухи не теряют меня из виду ни на секунду.

– Катерина! Ты моешь посуду без уксуса?! – волнуется Григория. – Дайте же скорее Катерине уксус! Ей меньше придется перемывать.

Развешиваю постиранное белье. Старомодные трусы размером с парус, заношенные майки, выцветшие носки, юбки со шлицей. В тазике остались только брюки – я забыла, как по деревенскому катехизису их правильно вешать. Голоса замолкают. Спину сверлят бесстрастные иконописные глаза. Вешаю за «поясницу», отхожу в сторону. Какая разница! Ветер все равно через полчаса их высушит. Бабушки напрягаются, как охотничьи собаки, почуявшие утку в камышах. Наконец Александра не выдерживает. Вздыхает, берет палку, долго поднимается со стула. Идет, хромая на один бок, на балкон. Через минуту брюки подвешены как полагается, за штанины. Бабушки расслабляют плечи, возобновляют прерванный разговор. Порядок в мире восстановлен.

У Александры четверо детей. Младшая, Магда, родилась с изъянцем – с детства были очевидны нарушения развития. Плохой обмен, квадратный кисельный силуэт, глаза навыкате – фактура мопса. Потом оформился диагноз. Ни об учебе, ни о работе речи не было. Какая-то из тетушек выхлопотала Магде пенсию по инвалидности. Другая сосватала ее замуж – Янис тоже не красавец, он тучен и задыхается, засыпает за столом, у него то ли заячья губа, то ли волчья пасть, поэтому язык всегда наружу, но есть своя квартира и – главное! – работа. Он работает охранником в порту. Магда довольна: на ее свадьбе съели пятнадцать баранов, еще столько же отец дал ей в приданое, она носит обручальное кольцо, делает раз в неделю укладку в парикмахерской, у нее маникюр, новая сумочка и туфли к Пасхе, есть свой дом и занятие его содержать. Родня обеспечивает досуг: приглашает в гости. Полная чаша вроде бы. Но все равно невольно накатывает жалость – видно, что человек нездоров.

Мы поехали в соседний городок, Янис к нам присоединился – Магда дала ему задание купить бараньи ножки на суп. После дел решили выпить по чашке кофе. Янис заказал апельсиновую газировку и немедленно заснул. У него несколько раз тренькал мобильный, но он не просыпался. Разбудили его уже перед уходом.

Вернулись домой, Магда выскочила мне навстречу.

– Так! – воткнув коротенькие ручки в обширные бока и напоминая громадную не новую кастрюлю, язвительно воскликнула она. – И как тебе кофе с моим мужем? Понравился? Он даже трубку не брал! Видно, разговор с тобой был сильно интересный!

У Магды не просто свой дом и сумочки. У нее и любовь, и ревность, и роль Кармен в ассортименте. Ей не нужны сочувствие и жалость. Она по-настоящему счастлива.

– Ну, – сказала я, – да. Увлеклись. Прости. Давай в следующий раз поедем вместе.