9.6. Остальные отрасли цензовой промышленности

Переходя к остальным отраслям промышленности и выяснению особенностей развития предпринимательской деятельности в этих отраслях, следует оговориться, что в XVIII в. лишь немногие из них были оформлены в заведения, доступные официальному учету. Заведением (или заводом) называлось производство, которое имело отдельное производственное помещение или сооружение: кожевня, винокурня, «будный майдан». Заведение было не обязательно мануфактурой или даже простой капиталистической кооперацией. Например, кожевню, в которой работало несколько человек, включая хозяина, можно отнести только к простому товарному производству, потому что хозяин здесь не был капиталистом: он существовал за счет своего труда, а не прибыли с капитала. Тем не менее сведения о кожевнях в той или иной степени регистрировались отвечавшими за хозяйство чиновниками, учитывались авторами хозяйственных описаний и потому сохранились до нашего времени. Число кожевен можно было сосчитать и учесть. Такие предприятия, пусть маленькие, но доступные официальному учету, принято называть цензовыми. Таким образом, в ценз попадали мануфактура, простая капиталистическая кооперация и частично – простое товарное производство.

Но большая часть промышленности в ценз не попадала, потому что не была оформлена в доступные регистрации заведения. Так, полностью за пределами ценза оставалось производство одежды и обуви: портные и сапожники работали по домам. По домам, выполняя заказы потребителей, работали столяры. Ножи, ножницы, гвозди и прочие металлические изделия готовили кузнецы. Правда, кузница представляла отдельный производственный объект, но в состав цензовой промышленности не включалась. Чиновники, ведущие учет, отличали ремесло, т. е. работу на заказ, от работы на рынок, и ремесленников в ценз не включали. Кузнецы же явно относились к ремеслу. По этой же причине не включались в ценз мукомольные мельницы: мельники тоже работали на заказ и даже плату за помол брали мукой, а не деньгами. По домам коптилось мясо, приготовлялся сыр, выжималось растительное масло из семян льна и конопли. Почти вся пищевая и подавляющая часть легкой промышленности оставались вне ценза. Артели плотников строили дома, такие же артели по подрядам готовили суда, но они не имели отдельных производственных помещений, распадались с окончанием строительства, а потом собирались вновь, и учесть их как отдельные производственные объекты было невозможно. Таким образом, цензовая промышленность, которую мы рассматриваем, представляла в XVIII в. лишь верхушку айсберга, состоявшего в основном из ремесла и народных промыслов.

В XVIII в. в составе цензовой легкой промышленности, кроме текстильной, зафиксированы 5 отраслей: кожевенная, стекольная, фарфоро-фаянсовая, бумажная и галантерейная.

Кожевенная промышленность сравнительно рано попала в ценз, потому что одним из главных потребителей лосиной в обувной кожи была армия. Казенное потребление означало крупные заказы на стандартную продукцию, в результате чего возникали относительно крупные официально признанные заведения. Так, на Лосином заводе (по выделке лосиной кожи для гвардейских лосин) под Москвой было занято в 1726 г. 50–60 рабочих.

В 60-х гг. XVIII в. числилось 13 цензовых кожевенных заведений, причем в среднем в месяц производилось продукции на 11,5 тыс. руб. По объему продукции такие заведения можно было бы считать капиталистическими, если бы там использовался наемный труд. Но они выпускали продукции на 150 тыс. руб. в год, тогда как только экспортировалось в это время кож на 1,2 млн. руб. То есть в ценз пока попадали только те предприятия, которые были связаны с государственным потреблением.

Если кожевенная промышленность в России была традиционной отраслью и выросла из кустарных промыслов, то стекольная была внесена в российское хозяйство извне, из-за границы. Стекольных промыслов в России не было. Первые стекольные заведения возникли в XVII в., причем из четырех известных по меньшей мере два принадлежали иностранцам. К началу XVIII в. ни одно из них не сохранилось.

В 1725 г. числилось 8 стекольных заведений, в том числе предприятие Мальцева, потомки которого потом заняли ведущее место среди стекольщиков России. В 50-х гг. действовало 10 стекольных заведений, в 60-х гг. – 12–16. Большинство из них были крепостными или посессионными предприятиями.

В 50-х гг. в среднем на заведение выпускалось продукции на 3 тыс. руб., в 60-х гг. – на 2 тыс. руб. По этому показателю отрасль еще не достигла капиталистического уровня, потому что низшая граница оборотного капитала капиталистического предприятия превышала 3 тыс. руб. Только в этом случае прибыль с капитала могла полностью обеспечить жизнь семьи хозяина [13].

Фарфоро-фаянсовое производство также пришло к нам из-за границы. Первые предприятия этой отрасли возникли в России во второй половине XVIII в., в том числе императорский завод в Петербурге и завод Гарднера в Подмосковье. Завод Гарднера начал действовать в 1772 г., в 1776 г. было уже 3 таких завода, а в начале XIX в. – 56.

Работавшие у Гарднера русские люди быстро переняли технический опыт, и в Московской губернии возникло гнездо кустарного фарфоро-фаянсового производства – Гжель. Таким образом, здесь развитие шло «наоборот»: сначала появились крупные предприятия, а потом – кустарные промыслы.

«Привнесенной» отраслью была и бумажная промышленность. Бумажные заведения были в числе наиболее ранних промышленных предприятий в России: бумага была нужна для бюрократического аппарата. Первые четыре бумажных заведения возникли в XVII в., но к началу XVIII в. не числилось ни одного.

В годы царствования Петра I возникло 6 бумажных предприятий, причем первыми из них начали действовать три казенных. В 60-х гг. числилось 13 бумажных заведений, в 1799 г. – 52. Уже к концу царствования Петра I ввозилось только 20 % потребляемой в стране бумаги, в 60-х гг. – 6 %, а в 90-х гг. – 4 %. Таким образом, собственное производство почти полностью удовлетворяло внутренние потребности.

Объем продукции на заведение составлял от 8 до 12 тыс. руб., следовательно, бумажное производство того времени можно было бы считать капиталистическим, если бы не то обстоятельство, что подавляющее число предприятий использовало крепостной труд.

Последней из отраслей промышленности, производившей потребительские товары в XVIII в., была галантерейная промышленность. Строго говоря, это не была единая отрасль: мы объединяем под таким названием разные производства с разной технологией: шляпное, позументное, пуговичное, сургучное, игольное. Это были предприятия, обслуживавшие дворян и чиновников: простому народу сургуч или позументы были ни к чему, как и форменные металлические пуговицы. Шляпы этими предприятиями изготовлялись тоже для дворян. Войлочные шляпы для народного потребления готовилась в кустарных промыслах. Все эти производства пришли из Западной Европы.

К концу царствования Петра I действовало 6 таких заведений: 3 шляпных, 2 пуговичных, 1 игольное, в 50-х гг. – 10, а к началу XIX в. их число выросло до 90. Если в 50-х гг. в среднем на галантерейном предприятии производилось продукции на 15 тыс. руб., то к началу XIX в. – на 45 тыс. руб. Число заведений выросло в 9 раз за полвека, но в основном за счет мелкого производства. Аналогичный процесс наблюдался и в других отраслях. Объяснялось это «рыночной» политикой Екатерины II. До этого имели право на существование только крупные «указные» мануфактуры, имевшие нередко монополию на производство того или иного товара. Екатерина отменила монополии и разрешила свободно основывать любые мелкие предприятия, провозгласила свободу кустарных промыслов, и предприятия стали быстро размножаться.

В пищевой промышленности в цензовые предприятия были оформлены только две отрасли (винокурение и солеварение), которые к производству пищи отнесены лишь условно: алкоголь – не пища, да и солью сыт не будешь. Эти отрасли уже в XVII в. входили в сферу казенных фискальных интересов.

В XVIII в. всю продукцию винокуренных заводов полагалось сдавать в казну по установленным ценам, а затем продажа «питей» или сдавалась на откуп, или продавалась непосредственно государством. Доходы казны от питейной операции выросла с 12 млн. руб. в 20-х гг. до 12,6 млн. руб. в конце XVIII в., т. е. в 10 раз. В конце XVIII в. питейный доход составлял около трети всех государственных доходов.

Огосударствление промышленности при Петре I коснулось и солеварения. С 1705 г. вводится казенная продажа соли. Всю соль теперь надлежало сдавать государству, а государство продавало ее вдвое дороже, чем платило поставщикам. В 50-х гг. ради увеличения государственного дохода продажная цена соли была повышена с 35 до 50 коп. за пуд. Государство платило поставщикам за пуд соли 15 коп., а 35 коп. составляли государственный доход, который превысил 2 млн. руб. На этот раз повышение цены было намного больше, чем перед «соляным бунтом» в XVII в., но народного выступления по этому поводу теперь не произошло. Правда, в листовках Пугачева содержалось обещание отменить соляной налог.

Остальные, «неказенные» отрасли пищевой промышленности не была еще оформлены в цензовые предприятия. Эта промышленность оставалась на стадиях ремесла и домашней промышленности.

В тех отраслях, которые принято относить к тяжелой промышленности, кроме горно-металлургической, «цензового» уровня достигли металлообрабатывающая и химическая.

Ведущее место в металлообработке занимало производство вооружения. Именно ради производства вооружения стали строить на Урале горные заводы, которые по замыслу должны были стать и военными. Однако развитие пошло по пути отделения собственно военного производства от металлургического.

Сразу же оказалось, что стрелковое и холодное оружие на горных заводах готовить нецелесообразно: для этих производств требовалось не так много металла, зато была необходима высокая квалификация мастеров-оружей-ников. Главным предприятием по выпуску стрелкового оружия оставалась Тульская оружейная слобода, где уже в 20-х гг. изготовлялось ежегодно свыше 20 тыс. ружей. Второе место по этому производству занял Сестрорецкий завод. В середине столетия эти два завода готовили около 30 тыс. ружей, в конце – 50 тыс. ружей в год. Конечно, это были казенные предприятия.

Производством артиллерийской продукции вначале действительно занимались уральские, причем в основном казенные заводы. Однако пушки этих заводов, на которых объединялись горное, металлургическое и собственно военное производства, не соответствовали возросшим требованиям к качеству артиллерии. Поэтому артиллерийское производство отделилось от военного. Некоторые казенные горные заводы западных районов России стали артиллерийскими, а металл для своего производства получали с Урала. Главными из них стали Олонецкий и Луганский заводы. Общий объем производства орудий и снарядов в России за XVIII в. увеличился с 30 до 200 тыс. руб., т. е. почти в 7 раз.

Аналогичный сдвиг специализации испытывали и частные горные заводы западных районов. Их рудные месторождения истощались, в производстве металла они не могли конкурировать с Уралом, зато значительную часть металла они превращали теперь в изделия – в металлическую посуду, косы и т. п.

К тому же Тульско-Каширские заводы, с которых начиналась российская металлургия, в середине XVIII в. были ликвидированы в результате указа о запрещении металлургического производства в радиусе 200 верст от Москвы. Указ имел экологическую цель – сохранение лесов и рек. Зато в это время строятся новые заводы – заводы тульских кузнецов Баташовых и Мосоловых. Эти новые заводы были металлургическо-металлообрабатывающими. Они готовили чугунные и железные изделия массового спроса, а также сортовое железо для кустарных промыслов. Все эти новые заводы находились вблизи от Нижегородской ярмарки, и их продукция сбывалась на этой ярмарке. В крупных городах к концу XVIII в. возникают и собственно металлообрабатывающие предприятия. В Петербурге появились два чугунолитейных завода, в том числе завод Берда, который станет потом одним из первых машиностроительных заводов страны. В Москве к концу века действовало 8 металлообрабатывающих заведений, на которых было занято около 500 рабочих и которые готовили проволоку, булавки, пуговицы, посуду, а также «амуничные и мундирные вещи». В Туле три заведения изготовляли железные кровати, пять – утюги, восемь – самовары и медную посуду.

Всего в стране к 60-м гг. XVIII в. действовало до 10 невоенных металлообрабатывающих заведений, на которых было занято около 500 рабочих, а к концу столетия насчитывалось 26 таких заведений с 1 млн рабочих. Основная же масса металлических изделий готовилась по-прежнему в кустарных промыслах, располагавшихся в основном по Волге, потому что Волгой доставлялось железо с Нижегородской ярмарки и отправлялась туда готовая продукция.

Химическая промышленность за XVIII в. увеличила производство в 7,7 раза: если в первые десятилетия XVIII в. ее среднегодовая продукция оценивалась в 117 тыс. руб., то в 90-х гг. – в 904 тыс. руб. Главное место среди химических производств занимали казенные – производство пороха и его ингредиентов – селитры и серы. В начале столетия порох, сера и селитра составляли по стоимости 87 % всей химической продукции, в 90-х гг. – 76 %. Второе место по стоимости продукции занимали лесохимические производства, которые также находились в сфере особых государственных интересов. Рыночных отраслей, т. е. производства красок и химикатов, в начале столетия практически не было, а к концу века их доля в общем объеме химической продукции составляла 18 %. Таким образом, казенные отрасли оставались в подавляющем большинстве.

Производство пороха. Если крупные заведения большинства других производств в ходе петровских преобразований только еще рождались, то производством пороха уже к началу XVIII в. занимались две казенные «зелейные мельницы» на Яузе, и по государственным заказам готовило порох до десятка частных заведений. Первые действия армии и флота в начале столетия порохом были обеспечены в достатке. Датский посол Юль в 1710 г. писал: «В России порохом дорожат не более, чем песком, и вряд ли найдется в

Европе государство, где бы его изготовляли в таком количестве и где бы по качеству и силе он мог бы сравниться со здешним» [6, т. 5, с. 157].

За XVIII в. производство пороха выросло почти в 3 раза – с 25 до 70 тыс. пудов в год. Был основан ряд казенных пороховых заводов: Охтенский, Петербургский, Шостненский на Украине и Казанский. К концу столетия эти казенные заводы и давали подавляющую часть пороха. Кроме того, действовало несколько частных предприятий, выполнявших государственные заказы. Пороховое предприятие не могло существовать само по себе, без государственного заказа: свободная торговля порохом не допускалась. Государство давало предприятиям, как частным, так и казенным, «наряд» на год или на несколько лет вперед, обеспечивая эти наряды казенным сырьем – селитрой и серой. Слово «план» не употреблялось в документах того времени, но советский историк химической промышленности П. М. Лукьянов не случайно употребляет в своей работе это слово, говоря, например, что заводы «не выполнили плана». Это действительно было не что иное, как административное планирование.

Особенно усиливается казенная регламентация в 20-х гг. В 1725 г. указом Сената было предписано, что штат каждого частного порохового завода должен состоять из 75 человек с установленным жалованьем и нормами выработки. Это абсурдное требование практически исключало возможность частного предпринимательства, потому что мелкие предприятия, таким образом, оказывались вне закона, а крупные не могли увеличивать производство.

Для казенных предприятий регламентация шла еще дальше. В 1729 г. было предписано на каждом заводе иметь трех мастеров, трех подмастерьев и 106 учеников. Цены, по которым продукция сдавалась государству, естественно, государством и устанавливались.

В военное время госзаказы на порох увеличивались, в мирное – сокращались. Но при сокращении заказа нельзя было уволить лишних рабочих, поскольку они были прикреплены к предприятию. Так, в 40-х гг. на Охтенском заводе 150 рабочих за год выпускали 4,4 тыс. пудов пороха, а 50-х гг. 212 рабочих – 2,7 тыс. пудов. Естественно, при сокращении производства не полностью использовались и производственные мощности. По расчетам Артиллерийской канцелярии, в 40-х гг. петербургские заводы выпускали лишь половину того пороха, на производство которого они были рассчитаны. Половина мощностей оставалась в резерве для расширения производства в военное время.

И все же в мирные годы пороха производилось больше, чем было нужно, поэтому излишек государство начинало продавать, но только по специальным разрешениям ограниченному кругу людей, в основном дворянам.

Государственными были и производства селитры, и серы, которые полностью тратились только на производство пороха. Первые селитренные заведения в XVIII в. были основаны государством в районах Астрахани и Симбирска, потом появились частные, но и в конце века казенные давали 2/3 селитры в стране. Казенные заводы по производству серы в районе Самары составили целый «серный городок». Частные заведения по производству селитры и серы были обязаны сдавать всю продукцию государству по установленным ценам, так что эти производства были за пределами рыночных отношений [6].

В сфере казенных интересов находилась и лесохимическая промышленность, т. е. производство поташа и смолы. Поташ и смола были важными статьями российского экспорта, и торговля ими являлась казенной монополией.

В начале XVIII в. 70 % поташа в России производилось на казенных Починковских промыслах. Были и другие казенные промыслы, а, кроме того, на государство работали частные промышленники. Весь поташ надлежало сдавать государству, и экспортировало его государство. С 1723 по 1762 г. из России было вывезено 1,1 млн. пудов поташа. Обошелся казне этот поташ в 650 тыс. руб., а был продан за 1570 тыс. руб., т. е. прибыль государства от этой операции составила 140 %.

Смолокурение до Петра I находилось на стадии крестьянских промыслов. При Петре была сделана попытка организации казенного смолокурения при корабельных верфях в Архангельске и Петербурге. Но казенное смолокурение оказалось неэффективным. Смолокуренный завод в Петербурге был закрыт, и на этом месте был построен дворец для Елизаветы Петровны, который так и сохранил название «Смольный». (Впоследствии Смольный стал штабом Октябрьской революции и резиденцией партийных органов Ленинграда.)

В дальнейшем смола по-прежнему закупалась у крестьян-промышленников по низкой цене, а затем частью использовалась для казенных потребностей, частью экспортировалась от имени государства. Впрочем, в торговле смолой казенная монополия была непрочной: в отличие от поташа или селитры смола в больших количествах требовалась внутри страны – для осмолки лодок, для смазки тележных осей и т. д. Естественно, она для этого покупалась в обход закона у крестьян-смолокуров, а государственные чиновники контролировать действия каждого смолокура не могли. И Екатерина отменила эту казенную монополию. Смола стала рыночным товаром.

Производство поташа за XVIII в. выросло с 32 до 110 тыс. пудов, т. е. в 3,4 раза, производство смолы – со 150 до 900 тыс. пудов – в 6 раз.

Производство химикатов – купороса, азотной полоты, квасцов – в XVIII в. только еще начиналось. Первый химический завод, Савелова и братьев Томилиных, был в 1720 г. построен под Москвой, потом появились другие предприятия. Как правило, производство на них было смешанным: купорос или азотная кислота изготовлялись наряду с красками, а часто – в виде вспомогательной продукции. К концу столетия действовало около десятка химических заводов, которые выпускали за год около 4 тыс. пудов продукции на 5–6 тыс. руб. [6]. Потребность в химикатах была еще слабой. Отраслей промышленности, для которых нужны химикаты, или в стране еще не было, или они довольствовались естественными материалами собственной заготовки.

Таким образом, можно выделить следующие главные особенности развития промышленного предпринимательства в России в XVIII в.

Продолжая традиции XVII в., в первую очередь развивались отрасли, обслуживавшие потребности государства, а не населения: военное производство, а также производство тех товаров, торговля которыми была государственной монополией.

Продолжением этих традиций было и то обстоятельство, что в первую очередь стало развиваться государственное предпринимательство, которое переросло в систему государственной регламентации всей промышленности. Особое место в этой системе заняла уникальная форма посессионной мануфактуры, которая подчиняла частное предпринимательство государственному управлению.

Наконец, особенностью была и крепостная мануфактура, особая форма промышленности, которой не было в Западной Европе. Она была, в сущности, естественным продолжением административно-принудительных методов государственной регламентации промышленности.