Древнерусское государство Киевская Русь возникло в IX в. До недавнего времени считалось, что в рамках этого государства сформировался феодализм, после чего оно распалось в XII в. на мелкие феодальные княжества. Однако в действительности, как признано современной исторической наукой, можно говорить лишь о формировании основ феодализма в период существования этого государства.
Как и другие государства раннего Средневековья, Киевская Русь возникла в результате завоевания. Сначала возникло два центра объединения славянских племен – Киев и Новгород. Новгородский князь Олег, спустившись по Днепру, овладел Киевом, убил княживших там Аскольда и Дира и сделал Киев столицей рождавшегося государства. Процесс «собирания» русской земли продолжался до конца X в., когда в состав государства была включена земля вятичей, заселявших тогда территорию по реке Оке, в том числе район будущей Москвы. В одних случаях местные князья признавали зависимость от киевского князя, который теперь именовался великим князем, в других случаях славянские земли отвоевывались у других государств (например, вятичи были отвоеваны у хазар).
Князь, который встал во главе государства, первоначально был военным вождем и подчинялся вечевому собранию. Но в ходе образования государства в противовес народу, объединенному в общины, все большую роль начинает играть дружина князя. Теперь дружина делится на две части. Господствующее положение занимает «старшая» дружина из бояр. Бояре – уже не просто воины. Это люди, которые выдвинулись и разбогатели на службе у князя. Они имеют свои хозяйства, а иногда и свои дружины. Это «друзья» князя (ведь дружина – от слова «друг», «содружество»). Князь с ними советуется по всем вопросам. Вместе с дружиной, говорит древнерусская летопись, князь «думал о строе землянем и о ратех, и о уставе земле-нем» (т. е. о государственном устройстве, о войне и государственных законах). Таким образом, старшая дружина – это государственный совет. Из состава старшей дружины назначаются и правители отдельных районов, и послы в другие страны.
Младшая дружина состоит из «отроков», или «детских». Младшие они теперь не по возрасту, а по положению. Это действительно только воины.
Князь с дружиной жил за счет дани с подчиненных Киеву племен. Правда, согласно утверждению И. Я. Фроянова, данью следует считать лишь поборы с неславянских побежденных племен, а плата славянских племен князю за выпадение административных, судебных и военных функций не может называться данью – это добровольные взносы. Этому утверждению противоречит тот факт, что Игорь и Ольга обложили славянское племя древлян именно данью. И как называть эти добровольные взносы? Но название не меняет существа дела: плата за выполнение государственных функций являлась налогом с населения.
Первоначально этот налог – дань (мы все же будем употреблять именно это слово, потому что другого названия нет) – собирался способом полюдья: князь с дружиной объезжал земли племен, делая остановки в погостах, и собирал дань в основном мехами, медом, воском, т. е. продуктами, предназначенными для экспорта в Византию. К местам остановок князя с дружиной дань доставляла верхушка местного племени.
Очевидно, все же в состав дани входили и продукты сельского хозяйства, прежде всего хлеб. Князья и дружинники своей пашни не имели, хлеба не выращивали, а именно хлеб, жито (от корня «жизнь», «жить»), был основой питания славян. Очевидно, они получали продовольствие («корм») с того же населения, но это не фиксировалось в летописи, потому что престижными и ценными были продукты лесных промыслов, а снабжение дружины хлебом, ее содержание разумелись само собой.
Полюдье продолжалось всю зиму. Князь с несколькими сотнями дружинников поочередно останавливался в становищах-погостах, куда из окрестных мест свозили дань. В таком становище были «истьбы» – теплые дома для дружинников, конюшни для лошадей, печи для выпечки хлеба, кузницы, амбары-склады для дани. Естественно, кормились дружинники за счет местного населения. И только весной собранная дань доставлялась в Киев, где уже готовились суда для ее отправки в Византию. Погосты прежде, как уже говорилось, были пунктами товарного обмена (от слова «гостьба» – торговля), а потом, когда период полюдья прошел, они сохранили свою роль фискально-административных центров.
Со временем (летопись это относит к правлению княгини Ольги) были установлены нормы дани «от дыма» или «от рала». Единицей обложения стала, таким образом, не община, а семья, которая имела один очаг, одну печь («дым») и одно пахотное орудие («рало»). Хоть дань собиралась в основном продуктами лесных промыслов, в качестве единицы обложения принималось пахотное орудие, т. е. пашня. Это лишний раз доказывает, что основой хозяйства славян все же были не промыслы, а земледелие.
По мере установления твердых норм дани «полюдье» сменяется «кормлением». Теперь уже сам князь с дружиной не ездил собирать дань, а отправлял на места своих представителей из младших членов княжеской семьи или бояр, поручая им в управление определенную волость, и назначал «корм». Назначенный в волость боярин собирал дань, определенную часть оставлял себе на «корм», т. е. на содержание себе и своим людям, а часть отправлял князю.
На этом этапе становится очевидным, что основу поборов с населения составлял хлеб: «кормиться» можно хлебом, «житом», а не мехами, медом и воском.
Главным в назначении боярина на определенную волость было не выполнение функций власти, а именно кормление. Князья выделяли для кормления определенные земли также церкви, монастырям, и это служило материальной основой их существования. Например, князь Мстислав в ИЗО г. передал Юрьеву монастырю волость Буйце «с данию и с вирами, и с продажами, и вено.» Монастырь, таким образом, получал не ренту с крестьян волости, а сбор в свою пользу государственного налога (дани) и судебные сборы [18, с. 56].
Таким образом, вначале знатные люди еще не были землевладельцами, не были феодалами, а существовали за счет дани, которая по существу была государственным налогом. Здесь напрашивается ассоциация с правителями областей в Персии или Турции.
И богатство знатного человека в Киевской Руси определялось не его земельными владениями, а движимыми ценностями: золотом, серебром, тканями, мехами, медом, воском, рабами. «Богатство множилось не за счет плодов земледельческого труда, – пишет И. Я. Фроянов, – а в результате накопления движимых ценностей, увеличения стад и эксплуатации промысловых угодий» [20, с. 61].
В сущности, кормление было уже шагом к рождению феодального землевладения. Знатный человек, боярин, получал в свое распоряжение определенную территорию и вместе со своими людьми жил за счет доходов с населения этой территории. Правда, эта земля не была его собственностью. Но ведь и первая форма феодального землевладения у франков, бенефиций, тоже не была собственностью бенефициария.
И все же на Руси феодальное землевладение стало рождаться не путем перерастания бенефиция в феод. Этому препятствовали огромные лесные массивы, среди которых лишь небольшими полянами были клочки пашни и селения. Эту неразмежеванную «ничью» землю можно было беспрепятственно осваивать для получения продуктов лесных промыслов – мехов, меда, воска. Леса компенсировали своими богатствами скудость почвы. Особенно большое значение лесные промыслы имели для новгородского севера, где хлеб родился плохо. Главным богатством там были пушные зверьки: соболи, бобры, горностаи, куницы. Белок было так много, что их шкурки употреблялись в качестве разменной монеты. И именно путем освоения этих «ничьих», никем не занятых земель стало рождаться сначала княжеское, а потом и боярское частное землевладение.
От IX в. до нас не дошло сведений о частном землевладении. В X в. появляются княжеские села: Берестово, которое принадлежало князю Владимиру, Ольжичи, принадлежавшее княгине Ольге. Заметим, что «села» на Руси появились гораздо позже, чем города.
Княжеское село не обязательно принадлежало киевскому «великому» князю. Княжеский род быстро разрастался и задолго до распада Киевской Руси князья раздавали в ведение детей и других родственников уделы для кормления, и в этих уделах возникали села княжат.
В XI в. появляются боярские села. В поздней части Русской Правды, в ее Пространной редакции, мы находим сведения о «боярском тиуне», «боярском рядовиче», а так назывались люди, которые ведали хозяйством в селах. В летописи упоминается, что князь Всеволод в 1177 г. «села боярские взял и кони и скот», а рязанский князь Глеб «села пожже боярская».
По аналогии с селами позднейшего времени предполагалось, что появление этих сел и было рождением феодального землевладения: если село населено крестьянами, а крестьяне, конечно, имеют пашню, то и земля, и крестьяне принадлежат владельцу села. Однако уже дореволюционной исторической науке было известно, что княжеские и боярские села X в. – это охотничье-рыболовные хозяйства, в которых не было крестьян, а пашня, если и была, то играла вспомогательную роль.
Деревня, т. е. крестьянское селение, тогда называлась «весь», а село – это загородное хозяйство князя или боярина. Центром его было «дворище», т. е. обширный двор с одним или несколькими домами и хозяйственными постройками. К селу «тянули», т. е. входили в состав этого хозяйства, «ловища рыбные и гоголиные», охотничьи и бортные угодья. В сущности, четких границ принадлежавших селу владений не было. Так же как владения крестьянского селения определялись принципом «куда топор да соха ходили», так и здесь в распоряжении владельцев села оказывались угодья, явочным порядком освоенные слугами князя или боярина. Ограничения были относительными. Например, новгородцы, отводя князю места для охоты, указывали «а свиньи ти бити за 60 верст от города… а далее кому угодно» (конечно, здесь речь идет о диких свиньях) [7, с. 135].
И конечно, подлежали правовой защите уже освоенные угодья. В Русской Правде были установлены высокие штрафы за порчу перевеса (сети для ловли птиц), повреждение борти и т. п.
Охота и рыбная ловля служили не только источником дохода, но и для развлечения. Боярин или князь являлись в свой загородный дом (на дачу) отдыхать в свободное от государственных обязанностей время.
К концу XI в. важную роль в хозяйстве села начинает играть скотоводство, особенно разведение лошадей, необходимых для войска. В княжеских селах насчитывались тысячи лошадей и до 900 стогов сена. Князь Владимир Мономах в своем «Поучении детям» писал о том, каким он был рачительным хозяином, как он заботился об охоте, о скоте, но ни слова не упоминает о земледелии, о пашне.
Возникнув как «охотничий домик», село все более разрасталось, а со временем стало включать в себя и пашню. Описывая «Игорево сельцо» одного из черниговских князей в
XII в., летопись фиксирует 900 стогов немолоченного хлеба, погреба, наполненные бочонками меда и вина, большие запасы железа и меда в амбарах. В селе другого черниговского князя было занято 700 человек челяди. Однако следует учитывать, что это уже был период феодальной раздробленности.
Таким образом, знатный человек имел два источника доходов: с одной стороны, «корм» с населения подведомственной волости – хлеб и другое продовольствие для непосредственных потребностей, с другой – собственное «лесное» хозяйство, которое давало меха, мед, воск – товары для обмена, для накопления богатств. Конечно, продукты лесных промыслов могли входить и в состав «корма», т. е. прежней дани, но все же основную часть его составлял хлеб. И именно то обстоятельство, что хлеб, продовольствие составляло основную часть «корма», являлось причиной второстепенной роли хлебопашества в хозяйстве княжеских и боярских сел.
Село, в отличие от кормления, рассматривалось как собственность, как объект купли-продажи, и в летописи за XI–XIII вв. появляются сведения о покупке сел. Но из этих сведений выясняется, что удельный вес этих сел в богатстве знатного человека невелик, тогда как в период феодализма земля с крестьянами составляла основную часть богатства феодала. Как отмечал М. В. Довнар-Запольский, древнерусское село стоило 60–75 гривен кун (гривна – около 100 руб. на деньги начала XX в.), тогда как князь маленького княжества Глеб Минский пожертвовал монастырю около тысячи гривен, а богатый суздалец – свыше 500 гривен.
Впрочем, села, а тем более кормления имели далеко не все бояре. Более того, со временем волости в корм стали получать лишь удельные князья. За свою службу бояре получали денежное жалованье. Летописец XIII в., говоря о прежних временах, временах еще не раздробленной Киевской Руси, замечает, что в те времена бояре не говорили князю: «Мало мне, князь, 200 гривен». На основании этого Ключевский заключает, что 200 гривен и составляли средний годовой оклад боярина.
Итак, село – это сравнительно большое хозяйство, состоявшее из нескольких отраслей. Работали в этом хозяйстве не крестьяне, а люди подневольные, не имеющие своих хозяйств – челядь, холопы, закупы. Во главе села стоял управляющий – тиун, а отдельными частями хозяйства ведали подчиненные ему рядовичи.
Следует отметить двойственное положение этой администрации, которая вела хозяйство княжеских или боярских сел: эти люди находились в зависимости от владельца, но, действуя от имени князя или боярина, притесняли окружающее население. Публицист Киеской Руси Даниил Заточник, представитель дружинной, господствующей части населения, писал: «Не имей себе двора близ княжа двора и не держи села близ княжа села: тивун бо его аки огнь трепетицею накладен, а рядовичи его аки искры: аще от огня устережешися, но от искор не можеши устеречися».
Итак, княжеские и боярские села мы не можем отнести к категории феодального землевладения, потому что там не было крестьян, обязанных платить феодальную ренту. Феодальное землевладение стало складываться лишь к концу существования Киевской Руси, а по мнению многих исследователей – только в период раздробленности, после распада Киевского государства.
Вторая сторона формирования феодализма – образование слоя зависимых от феодалов крестьян. Но в период Киевской Руси большинство зависимых людей находилось в рабской, а не феодальной зависимости.
Наиболее ранняя категория зависимых людей – челядь и холопы. Существует распространенное представление, что челядью назывались все зависимые люда, которые жили при дворе владельца и не имели собственных хозяйств. Однако И. Я. Фроянов, один из крупнейших авторитетов в этом вопросе, доказывает, что челядь и холопы – это два отдельных вида рабов.
Челядь – это рабы из пленных. На Руси, как и в других странах того времени, захватывались в плен и становились рабами не только воины, но в первую очередь женщины и дети. Челядь составляла один из главных товаров, которые продавались в Византию. В Царьграде был даже специальный рынок, где русские гости торговали челядью. То обстоятельство, что военно-пленные-рабы предназначались в основном для продажи, свидетельствовало о слабом развитии рабовладельческих отношений в самой Руси: внутри страны рабскому труду не находилось достаточного применения.
Когда в летописи и других источниках того времени речь идет о селах (о их разграблении противником, о завещаниях и т. д.), то добавляется: «с челядью». И поскольку в селах были и другие зависимые люда (холопы, закупы), то, очевидно, слово «челядь» в этих случаях все же тогда объединяло все категории зависимых людей.
Вторая категория несвободных людей – холопы. Если челядь – это рабы «внешние», то холопы – «внутренние», из местного населения. В Русской Правде сказано, что «холопство обельное трое», т. е. полным, «обельным» холопом человек мог стать в трех случаях: 1) если он сам продавал себя в холопы или его продавали, а он видел, как за него платили; 2) если он женился на холопке «без ряду», т. е. без договора с господином этой холопки; 3) если он поступал к кому-нибудь на службу тоже «без ряду», без договора. Таким образом, Русская Правда указывала, как можно избежать холопства: в двух случаях заключить договор, а в третьем – просто не продавать себя. Если же он продавался не сам, а его продавал кто-то другой, то это значит, что он уже был холопом: свободного человека продать нельзя.
Заметим, в Русской Правде указан и еще один исключительный источник холопства: если закуп убежит или будет застигнут на воровстве, он обращается в холопа.
Холоп – раб, как и челядин, убийство своего холопа никакого наказания не влечет, а убийство чужого не считается убийством человека: нужно только заплатить штраф князю и возместить стоимость говорящего имущества хозяину.
И все же в отличие от челядина холоп частично правоспособен. В исключительных случаях он мог выступать свидетелем в суде, мог заключать сделки по торговле и кредиту.
Особого внимания заслуживает такой источник холопства, как «тиунство без ряду». Даже поступление к кому-нибудь на службу в качестве управляющего-приказчика влекло рабскую зависимость, потому что иных форм зависимости Русская Правда не знала.
Третъя категория зависимых людей – закупы, долговые рабы. Когда человеку, обычно крестьянину, из-за неурожая или по другим причинам грозила с семьей голодная смерть, он мог пойти на двор боярина, взять у него купу (ссуду) и стать закупом. В Русской Правде не говорится, оставался он закупом лишь до возвращения ссуды или на всю жизнь. В одной из статей Русской Правды закуп назван «наймитом», но это совсем не значит, что закуп мог быть также просто наемным работником. Наймом назывались проценты с купы, и своим трудом он отрабатывал именно эти проценты, а не погашал купу. В статьях Русской Правды о «резах», т. е. процентах по ссуде, закупы не упоминаются. В них идет речь о кредитных и торговых операциях состоятельных людей,
Ролейный (т. е. пашенный) закуп получал от хозяина рабочий скот, инвентарь и зерно для посева и работал в хозяйстве владельца. Предполагается, что у закупа могло быть и свое крестьянское хозяйство, обеспечивавшее жизнь его семьи.
Если закуп сбежит от господина и его поймают, он становится полным холопом.
Но все же перед холопом закуп имеет некоторые преимущества. Хозяин не только не мог его убить, но даже побить «без вины», потому что в этом случае он по суду становился свободным. Суд освобождал его и тогда, когда хозяин пытался продать его в рабство.
Еще одна группа зависимых людей, о которых упоминает «Русская Правда», – рядовичи, т. е. люди, которые поступили на службу по ряду (договору). Именно из рядовичей состоял административный аппарат хозяйства князя или боярина.
Челядь, холопы и закупы работали в селах бояр и князей. Они находились не в феодальной, а в рабской зависимости. До конца существования Киевской Руси в хозяйствах господствующей верхушки общества преобладали не феодальные, а рабовладельческие отношения. Но это был не рабовладельческий строй, а лишь рабовладельческий уклад, потому что подавляющее большинство крестьян оставалось свободным и не находилось ни в рабовладельческой, ни в феодальной зависимости.
Но существовала еще одна категория зависимых крестьян – смерды. В советской исторической науке господствовало представление, что смердами назывались вообще крестьяне. Но уже В. О. Ключевский называл их «государственными крестьянами», т. е. крестьянами, находившимися под властью князя. Это крестьяне, которые выпали из общин, отдались под покровительство князя (изгои?). Князь выделял им земли в своих владениях, обеспечивал защиту, а за это покровительство и землю они были обязаны не только платить князю оброк, но и участвовать в военных походах. Смерды, таким образом, действительно находились в феодальной зависимости, но лишь от князя, т. е. от государства, и В. О. Ключевский имел достаточное основание называть их государственными крестьянами.
Согласно Русской Правде, смерд ведет нормальное крестьянское хозяйство, но не состоит в крестьянской общине – «верви». Крестьяне, члены общины, называются «люди» и живут в деревнях – «весях». Смердов в весях нет, они живут в селах или погостах. Они упоминаются в связи с княжеским хозяйством, и известны случаи, когда князь дарил погост со смердами монастырю.
У И. Я. Фроянова иное представление о смердах. Он считает, что смерды – это покоренные и обложенные данью неславянские племена. Это «внешние» смерды, которые не являлись составной частью населения покорившего их княжества. Но были и смерды «внутренние» – поселения покоренных на княжеских землях.
Некоторые обстоятельства не позволяют полностью принять точку зрения Фроянова. «Внешние» смерды находились бы вне юрисдикции Русской Правды, да в ней смерды и упоминаются лишь в связи с княжеским хозяйством. О массовых переселениях побежденных в глубь страны источники молчат. Военнопленные (в том числе женщины и дети) обращались в челядь, а не в смердов. Включать военнопленных в состав своего войска было бы неосмотрительно. Поэтому переселенные на землю князя побежденные могли представлять лишь частный случай формирования категории смердов.
Итак, подавляющую часть населения страны составляли свободные крестьяне (люди), которые были обязаны лишь платить налог государству, сначала через полюдье, затем через кормления. Эти крестьяне по-прежнему объединялись в сельские общины – верви, в которых сохранялось многое от родовой общины. Хоть каждая семья и вела отдельное хозяйство, но была связана круговой порукой. Например, члены общины должны были вкладываться в «виру» – штраф за преступление, совершенное членом этой верви. Иными словами, за преступление отвечала община в целом.
Деревни, веси, обычно были небольшими, 3–6 дворов. Община могла охватывать несколько деревень. Жили крестьяне в избах, топившихся по-черному, без трубы. В земле вятичей жилищами были полуземлянки, причем углубленная в землю часть называлась голбцем (от слова «глубь», углубление), а верхняя, надземная была намного шире голбца и называлась полатями. В целом такое жилище называлось «истьба» (от слова «истопить»). Впоследствии голбцем стал называться домашний погреб, а полатями – место для лежания в верхней части избы, рядом с печью.
На севере «истьба» представляла деревянный сруб, стоявший на земле, без настланного пола, конечно, крытый крышей. На юге жилищем была мазанка, глубоко вкопанная в землю, в сущности, типа полуземлянки.
Земледелие в период Киевской Руси сделало некоторый шаг вперед. Кроме сохи (рала) появился плуг. Он уже не просто взрыхлял землю, а переворачивал пласт почвы. Он имел чересло – массивный нож, который отрезал пласт почвы, и отвал, который переворачивал этот пласт. Но соха оставалась преобладающим орудием, и это преобладание сохранялось до XX в.
Произошел сдвиг в системе севооборотов. Кроме переложной и двухпольной систем появляется трехполье, господствующая система европейского феодализма. Пахотная земля теперь делилась на три поля; одно засевалось яровым хлебом, другое озимым, третье отдыхало под паром. Засевалась теперь уже не половина, как при двухполье, а две трети земли, но почва истощалась не сильно, потому что было найдено оптимальное чередование полей.
Однако север и подзолистые лесные почвы – не лучшие условия для земледелия. По расчетам М. Н. Тихомирова, средний урожай зерновых в Ростовской земле составлял сам-1,5. Поэтому на Руси были частыми голодные годы. Например, в 1230 г. голод в Новгородской земле был столь сильным, что «яко инии простая чадь резаху люди живые и ядаху, а инии мьртвая мяса и трупие обрезающе ядаху, а другие конину, псину, кошкы, ини же мох ядаху, ушь, сосну, кору липову и лист ильм» [7, с. 133].