17.2. Краткий очерк реформ девяностых

В приличном обществе не принято цитировать себя. Но мы все же рискнем привести цитату из собственной статьи, опубликованной в 1991 г. (авторы – М. В. Конотопов и С. И. Сметанин).

«Мы теперь тоже на переломе. Мы чудовищно отстали в проведении научно-технической революции. Рынок раннего капитализма не дает средств для преодоления этого отставания. Заводы по производству металлорежущего оборудования (их у нас больше, чем в США, Японии и бывшей ФРГ вместе взятых) не могут взять и переключиться на производство оборудования для какой-нибудь плазменной технологии. Нужны новые заводы, а кто их будет строить? Действующие фирмы, даже находясь на полном хозрасчете и получая высокие прибыли, будут расширять и совершенствовать только себя. Они не могут, скажем, осваивать новые экономические районы на востоке страны.

Переходить на хозрасчет предлагается науке, искусству, образованию. Но фундаментальные науки, а тем более гуманитарные, не имеют прямой связи с производством, не производят товаров и не могут давать прибыль. Не может давать прибыль Ленинская библиотека или исторический архив – разве что начать распродавать манускрипты. Если мы хотим иметь хороших специалистов, в вузы надо набирать молодых людей, имеющих способности, а не богатых «спонсоров». Все это, как и почти вся инфраструктура, в передовых странах находится на государственном содержании, вне сферы рыночной конкуренции. Почта не нуждается в повышении цен на марки, чтобы содержать почтальонов, как это сейчас пытаются представить. Высокое же искусство во все времена могло выжить только при широкой материальной помощи со стороны государства.

Правда, существуют и благотворительные фонды, за счет которых содержатся университеты, картинные галереи, симфонические оркестры. Но формирование таких фондов тоже обеспечивается политикой государства, которое предоставляет преимущества людям, отдающим свои деньги в эти фонды.

Следовательно, для того чтобы обеспечить научно-технический прогресс и определенный уровень цивилизованности, необходимо планирование развития этого сектора, необходимы госзаказы.

А в остальной части – нужно ли регулировать рынок? В современном мире в качестве регулятора используются налоги. И не для того, чтобы срезать прибыль и тем самым снизить стимул к рентабельности, а для стимулирования всего самого прогрессивного. Понижение налогов с инвестиций – только частный случай. Льготами при налогообложении пользуются те, кто особенно заботится об охране окружающей среды, новые отрасли, которые нужны и перспективны, но еще не набрали силу; предприятия и организации, работающие на культуру и образование, на повышение гуманности общества. Конечно, допустимо регулирование и помимо налогов. Но только экономическими методами, не диктатом, не директивами, не распределением фондов.

Таким образом, в определенных пределах и соотношениях нужны и план, и регулируемый рынок, и просто рынок.

Нынешняя административная система (или то, что от нее осталось) видит в необходимости государственного регулирования шанс для самовыживания. Именно поэтому для нее «чем хуже, тем лучше», что бы ни говорили ее отдельные благородные представители. Но в том-то и дело, что в старом виде она, система, не просто непригодна, но и вредоносна для становления нового хозяйственного организма. «Перестроиться», как показал опыт шести лет, она не в состоянии. Сумеем ли мы решить эту классическую проблему всех «революций сверху»? Сможет ли система поступиться инстинктом выживания и не мешать (это самое большее, на что она в принципе способна) – не мешать рождению новых структур? Сможет ли общество заставить административную систему сойти со сцены относительно мирно, без катастрофических издержек? Сумеем ли мы заменить (вспомним еще раз слова Екатерины II) «принуждение… вольным умножением товара»? Ответ на эти вопросы мы узнаем в ближайшие годы. Может быть – месяцы».

Вот и получили. Боже упаси, чтобы уважаемый читатель подумал, что авторы пытаются выставить себя в роли каких-то провидцев. Просто обидно в очередной раз наблюдать, как по российской традиции мы вместе с грязной водой выплеснули из купели ребенка. Одна из причин тому – упорное нежелание человечества использовать накопленный опыт перемен, как собственный, так и соседский.

Теоретически идея перестройки, начатой сверху и получившей поддержку широких масс, безусловно, привлекательна. Само ее объявление было воспринято социально активной частью населения как возможность реализовать наконец свой потенциал полностью, пассивной – с некоторым недоумением, но с привычной покорностью воспринимать все идущее сверху как неизбежность.

Первые годы общественное сознание захлестнула волна газетных и журнальных публикаций, блестящих и по форме, и по содержанию. Сама возможность обсуждать наши недостатки не за кухонным столом, а на страницах «Огонька», например, или перед телекамерами будоражила воображение и приятно щекотала нервы. Критической разборке подверглись все полеты: и в экономике, и в политике, и в идеологии, и в истории, и в литературе, и в искусстве. Даже спорт забыт не был. Но волна схлынула довольно быстро. Дело в том, что критиковать проще, а дать конструктивные предложения гораздо сложнее. Наша собственная теория, выстроенная на устаревших догмах, не могла предложить ничего нового, кроме эмоциональных формулировок вроде «социализм с человеческим лицом». А до того какое было, звериное? Попробовали привлечь крупных ученых-социологов непосредственно к управлению государством, предоставив им соответствующие посты. Теоретики, столкнувшись с «зеленеющим древом жизни» экономики, попросту растерялись. Еще раз оправдалась английская поговорка, по которой экономист – это человек, не имеющий ни гроша в кармане, но учащий других людей, как оказаться точно в таком же положении. Утешает лишь то, что это можно отнести и к большинству великих теоретиков экономики прошлого. В любом случае попытка власти опереться на отечественную теорию оказалась «дорогой в никуда». Это в значительной мере и побудило в дальнейшем «молодых реформаторов» бездумно насаждать «западный опыт» на российскую почву. Таким действиям тоже есть исторический пример. Мы с детства помним поля Архангельской области, засеянные кукурузой на закате правления Н. С. Хрущева.

Растерянность ощущала и сама центральная власть. Очевидно, разумные меры в экономике ожидаемого результата не приносили. Так, в правление М. С. Горбачева были вложены беспрецедентные для советской истории средства в техническое перевооружение легкой и пищевой промышленности.

Случись это раньше, вполне могло стать мощным рычагом не только сохранения системы, но ее достаточно плавной и разумной трансформации. Теперь же, наоборот, это сразу привело к росту нашей внешней задолженности, а после ломки экономики СССР и к омертвлению капитальных вложений.

Было широко развернуто кооперативное движение, иделогически обоснованное подзабытым ленинским тезисом о том, что социализм – это «строй цивилизованных кооператоров». Исторически положительный отечественный опыт кооперативного движения подкрепляет пример сибирских крестьянских хозяйств в ходе столыпинской реформы, уроки НЭПа. Но, во-первых, тогда кооперирование осуществлялось на базе собственности на средства производства, а теперь объединять предлагалось лишь усилия. Во-вторых, идея кооперации морально была подорвана достаточно длительным существованием так называемой колхозно-кооперативной собственности. В-третьих, мы уже получили в лице большинства советских людей исторически новый психологический тип. Наконец, низшее звено аппарата управления, без поддержки которого ни оформление, ни существование любого кооператива возможны не были, хотело получать свою долю, причем немалую.

Субъективную основу нового кооперативного движения составляли в основном спекулянты и «цеховики», получившие возможность хотя бы частично легализовать свою подпольную деятельность. Во взаимоотношениях с государством первой задачей новых предпринимателей было уйти от налогов. В этих целях модно стало привязывать создающиеся фирмочки к различным общественным организациям вроде Комитета защиты мира.

Создаваемые кооперативы изначально были ориентированы на сферу обращения и использование ситуации дефицита на рынке товаров народного потребления и услуг и устойчивой перспективы не имели. В общем итоге кооперативное движение если не захлебнулось, то не стало надежным костылем для власти с ее прогрессирующим параличом.

Другим модным веянием того времени стало создание совместных предприятий (СП). ГАИ СССР даже учредило номера специального образца для автомобилей СП. Подобно кооперативам СП появлялись как грибы после дождя, а вот росли они крайне редко. Психологически иностранные партнеры совместных предприятий были сродни нашим кооператорам. В этом движении почти не участвовали представители добросовестного западного капитала, ибо не видели гарантий своей собственности в СССР. Надежда на это движение как на надежную опору реформ тоже не оправдалась.

Внесли свой вклад и подрастерявшиеся было идеологи, перед которыми в новых условиях встала реальная угроза оказаться не у дел. Они решили продолжить борьбу за светлый образ советского человека, развернув кампанию против пьянства, экономически никак не обсчитанную и ничем не подкрепленную. Итогами всесоюзной схватки стали небывалый виток самогоноварения, спекуляции спиртными напитками, уничтожение элитных виноградников. Но главное – невиданно мощный удар по бюджету государства, от которого советская экономика так и не смогла оправиться.

Мощнейшим, дестабилизировавшим народное хозяйство СССР фактором стал почти мгновенный по историческим меркам распад социалистического содружества. В послевоенные годы экономика стран Восточной Европы развивалась в достаточно тесной кооперации с предприятиями нашей страны, а наш внешнеторговый оборот в основном был построен на товарообмене внутри Совета экономической взаимопомощи. Отказ от этих связей, ставших традиционными, особенно сильный удар нанес по отраслям промышленности СССР, производящим готовую продукцию, а следовательно, расположенным в наиболее густонаселенных районах страны, и по продовольственным прилавкам магазинов. Потребность в западных кредитах опять возросла, а перед отечественными предприятиями замаячила угроза пустых рабочих мест.

Авторитет М. С. Горбачева сейчас необычайно высок за рубежом. Западные столицы соревнуются за право признания его своим почетным гражданином, а Австралия даже провозгласила человеком столетия. Сердца же большинства соотечественников первого и последнего Президента СССР для него пока закрыты, как свидетельствуют итоги выборов Президента России 1996 г. Кто прав, покажет будущее, когда все это станет историей.

Распад социалистической системы стал объективным стимулом и денонсации союзного договора СССР, который, как потом выяснилось, в нормальной юридической форме не существовал и до того. Инициатива здесь принадлежала нарождающейся новой верхушке союзных республик, для которой разжигание националистических настроений, игра на воспоминаниях, нарочито окрашенных только в мрачные тона, а иногда и просто вновь сочиненных, была самой короткой дорогой к власти. Думается, грядущие поколения некогда дружных народов им спасибо не скажут, да их это и не волнует. После нас – хоть потоп, как любил говаривать Людовик XV.

В любом случае центробежные силы подорвали и единый рынок СССР, и кооперированные производственные связи, до этого очень тесные и разветвленные. Достаточно привести только один пример. Ведущая отрасль текстильной промышленности – хлопчатобумажная, чьи производственные мощности были сосредоточены на территории РСФСР, по источникам сырья полностью зависела от Средней Азии и Закавказья. Она практически «встала», причем надолго. В свою очередь, новые суверенные государства – производители хлопка испытывают большие проблемы с его реализацией.

Вряд ли можно найти специалистов для объективной оценки этих центробежных процессов на территории бывшего СССР, ибо в любом случае эта «оценка» будет излишне эмоционально окрашена. А вот специальная экспертная группа ООН в своем докладе, представленном несколько лет тому назад, дает заключение: экономическое отделение бывших союзных республик от России – решение поспешное и непродуманное. Примером тому может служить то, что весьма значительным источником национального дохода новых балтийских государств служат их порты в качестве перевалочной базы для российских экспортных грузов. Но ведь в перспективе для России не исключено расширение сети собственных грузовых терминалов на Балтике.

Интересно и другое. В выступлении Билла Клинтона во время его первого официального визита в Россию содержалась прямая поддержка нашего тезиса о том, что с экономической точки зрения Россию, а вслед за ней и СССР надо признать «империей наоборот». Так называемые «национальные окраины» всегда были в той или иной степени дотируемы, а уровень жизни их населения всегда был немного выше, чем в Центре (исключая Москву и Петербург).

Представляется, что экономическое воссоединение бывшего СССР – процесс неизбежный. Другое дело, на каких условиях оно будет проходить. Не исключено, что со стороны России они станут более жесткими.

Мешало «перестройке сверху» и внутреннее сопротивление бюрократического аппарата, порожденное прежде всего простым непониманием того, что перемены объективно назрели. И лучше их провести самим, чем дожидаться социального взрыва. Оговоримся, были и трезвые головы, честно пытавшиеся разобраться в логике происходящего. Так, один из авторов книги сам участвовал в научном исследовании по разработке «потребительской корзины москвичей», заказанном Московским горкомом КПСС, который тогда возглавлял Б. Н. Ельцин. Нас ошеломил сам беспрецедентный по тем временам факт «партийного заказа» (правда, официально его оплачивало одно из управлений Моссовета, но «конечным потребителем» стал МГК). Были, разумеется, и активные противники реформ как таковых. Беда в том, что высший эшелон бюрократии давно не имел объективной картины советской действительности, так как информация о реальных процессах многократно искажалась по мере ее продвижения наверх. Историческая же картина развития была искажена еще в школьных учебниках.

Все это убедительно подтверждает полностью непрофессиональная попытка государственного переворота по форме и реставрации власти по сути в августе 1991 г.

На самом деле зачинщики путча заслуживают благодарности от активных сторонников реформ, ибо именно они дали последний разрушающий толчок в стену советской системы, фундамент которой давно прогнил. Де-факто заслуги признали, когда членов ГКЧП распустили из камер Матросской тишины по приватизированным дачам.

Что же получило новое общество в экономике России в наследство от перестройки? Рвущиеся с треском хозяйственные связи. Начавшийся спад производства. Неимоверно возросшую внешнюю государственную задолженность. Пустые прилавки магазинов. Огромный по численности, но непригодный к эффективной работе государственный аппарат. И, как всегда, надежды на скорое светлое будущее.

Ситуация в нашей стране была очень сходна с той, которая сложилась на Черноморской киностудии, описанной в бессмертном романе И. Ильфа и Е. Петрова «Золотой теленок». Немого кино уже нет. Звукового еще нет. Зато здесь можно очень выгодно продать никому не нужный сценарий. Правда, для этого надо обладать талантами великого комбинатора. Но время было вполне подходящее для реализации мечты Остапа Бендера – «Командовать парадом буду я!». Родные дети дефицита опять оказались готовыми к переменам первыми.

Как всегда, сначала у нас начало возрождаться государство, но не сразу. Период попыток первой волны «молодых реформаторов» руководить государством можно назвать торжеством хаоса. Более неподготовленную в большинстве своем к государственной деятельности как по профессиональным, так и моральным характеристикам группу людей, чем «Гайдар и его команда», подобрать трудно. Они сделали все возможное, чтобы опорочить саму идею реформ в глазах народа и подтвердить справедливость одного старинного китайского проклятия: «Я желаю тебе жить в эпоху больших перемен». Приятель одного из авторов этой книги, врач по образованию и научный сотрудник, с удивлением рассказывал тогда, что товарищ его детства, а ныне руководитель внешних экономических связей России предлагал ему пост торгового представителя в любой стране по выбору.

Возведя рынок в ранг небесного вседержителя, реформаторы немедленно «отпустили цены». Да, это позволило очень быстро наполнить прилавки магазинов импортными товарами. Но отечественное производство, издавна привыкшее к «казенной регламентации» и «указным» ценам, объективно к такому «столкновению в чистом поле» с зарубежным противником оказалось неготовым.

Посмотрим на итоги. Во-первых, последовательный спад отечественного производства. Нам могут справедливо заметить, что тому есть целый ряд объективных причин, на которые мы сами же и указывали. Но производство сворачивалось и во вполне конкурентоспособных отраслях, помочь выжить и развиться которым государство обязано и может очень легко. Причем не путем дополнительного финансирования, а элементарными протекционистскими мерами. Тому много исторических примеров.

Во-вторых, опережающая значительно, даже по сравнению с темпами спада производства, инфляция, которая немедленно превратила и без того скудные накопления населения в пыль. Уроки «керенок», которыми Наина Киевна Горыныч в романе братьев Стругацких топила печку, уроки германской инфляции 20-х гг. опять пропали даром.

В-третьих, спад производства породил еще одно экономическое явление, к которому мы, выросшие в рамках советской системы, абсолютно готовы не были – безработицу.

Все это вместе взятое больней всего ударило по наименее защищенным группам населения – старикам и инвалидам. Старая система соцобеспечения рухнула, а до достижения эффективности действия новой было пока далеко.

Наконец, пресловутая «приватизация», которая как идеологический штамп заменила нам «диктатуру пролетариата». Из всех ее итогов целиком положительным можно считать только юридическое оформление собственности населения на занимаемую жилплощадь. Фактически это означает лишь признание права продажи, наследования и дарения, ведь по праву пользования жилье в собственности было и до того. Кстати, первый шаг на этой тропе был сделан еще при М. С. Горбачеве, когда законодательно закрепили личную собственность на целиком оплаченные кооперативные квартиры и садовые домики. Приватизация квартир, проведенная на первом этапе реформ и одобренная большинством населения, прежде всего потому, что смысл ее был всякому доступен, а результат реально ощутим, сыграла роль своего рода психологической наживки на рыболовный крючок приватизации основных фондов. Выпуск приватизационных ваучеров при условии, что само значение этого слова было обречено на тотальное непонимание, не говоря уже о механизме их использования, привел к быстрому и тихому переоформлению прав собственности. Момент ваучеризации был выбран психологически очень точно. Лишившись последних сбережений и отупело глядя на гигантские прыжки цен, простой человек легко расставался с радужной бумажкой, значения которой он зачастую просто не понимал. Стимулом расставания стали и недавно обесцененные облигации трехпроцентного займа, и воспоминания об облигациях сталинских «займов развития народного хозяйства», годами пылившихся в сундуках.

Общество не успело оглянуться, как в его сознании установилось принципиально новое понятие – олигархи. Точно значение этого слова сейчас никто не понимает, да и научно его дефинировать крайне сложно, учитывая трансформацию этого понятия за века экономической истории. Скажем образно: олигарх – это тот, кто обзавелся лодкой и веслами для плавания в мутной воде нашей экономики и фонариком, дающим тусклый свет в тумане общественного сознания.

Не будучи специалистами, не беремся рассуждать о юридических тонкостях процесса нарождения олигархии. Законность его и так постоянно подвергается сомнению. Не знаем. Но с моральной точки зрения сосредоточение в немногих руках рычагов управления нашей хроменькой экономикой и средств воздействия на общественное сознание через средства массовой информации законным признать нельзя. Законное с морально-этических позиций накопление может происходить только в условиях роста или хотя бы стабильности производства. У нас ситуация обратная, значит, накопление происходило исключительно в сфере оборота, в том числе оборота теоретических прав граждан на собственность на средства производства и их скудных денежных средств. Подобное накопление невозможно без использования рычагов государственного управления самых разных уровней, начиная с поселковых советов и правлений колхозов и дальше, вверх по лестнице.

Использование властных возможностей весьма эффективно, особенно когда сама власть находится еще в грудном возрасте. Но их прекрасно дополняет и набор многочисленных финансовых пирамид типа «МММ» и «Властелины», строительство которых сделали возможным исключительные доверчивость, добродушие и терпимость нашего народа. Удивительно только то, что упомянутые пирамиды стали притчей во языцах, а не менее скандальный «Автомобильный всероссийский альянс», в который, как в выгребную яму, грохнули свои ваучеры миллионы нашего простодушного населения, если и вспоминают, то только в моменты обострения позиционной войны крупнейших приватизированных телеканалов. Более того, отцы-основатели этого альянса имеют смелость постоянно вещать с телеэкранов о бескрайней своей любви к России и покровительственно поучать ее народ, как надо жить. Поистине, стыд глаза не выест!

Робкие теоретические попытки обосновать сложившуюся ситуацию воззванием к историческому опыту первоначального накопления никакой критики не выдерживают. Мы с вами убедились, что первоначальное накопление, в каких бы национально-исторических вариантах оно ни проходило, – это общественный процесс, при котором аккумулируются средства для создания основного и оборотного капитала крупного производства, с одной стороны, и потенциальная армия труда – с другой. В наших условиях налицо было и то, и другое. Юридическое перераспределение национальной собственности, до этого де-юре считавшейся общенародной, а де-факто находившейся в распоряжении бюрократического государства, накоплением назвать никак нельзя. Для этого есть другие термины, тоже юридические. Не говоря уже о том, что наша «приватизация-накопление» пока не может предъявить в качестве аргумента своей моральной реабилитации самый важный довод – рост общественного производства.

Теоретически мирная приватизация предполагала переход от устаревшей формы тотальной государственной собственности на средства производства (частичная, но значительная государственная собственность, как мы видели, сейчас в мире является важнейшим элементом развитой экономики) к акционерной, которая в цивилизованном зарубежье объективно доминирует. На практике мы получили очередное социальное противостояние. С одной стороны, баррикады – народные массы не только без всякой собственности, кроме жалкой личной, но часто и без работы, а если с работой, то часто без зарплаты. С другой – незначительная группа населения, социально активная по части накопления, собравшая в своих руках определенные средства и не имеющая опыта их разумного применения, если не считать дачно-замкового строительства. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… А по ним ходить! Такая ситуация – гнойный нарыв на теле общества, который неизбежно прорвется, если не произвести своевременного и грамотного социально-хирургического вмешательства. Пока же она дает возможность реставрации в утомленном сознании обывателя недавнего прошлого с его полунищенским, но стабильным материальным обеспечением жизни и великодержавным самосознанием. Воспрянувшие духом партаппаратчики ее умело используют. Не будучи людьми наивными, они отнюдь не помышляют о полной реставрации советской системы, за исключением разве что низшего звена «левого» движения, его добровольных активистов. Не имея никаких профессиональных знаний и опыта, кроме аппаратного, «левые» четко знают программу действий: опять добиться власти, а там видно будет. Такова примерно цель и «правого», «пионерско-молодежного» крыла нашей политики. Их высказывания и действия очень напоминают старый мультфильм о гнезде с птенцами, но объективно степень влияния их задорного чириканья на неустоявшееся сознание нашей молодежи нельзя недооценивать.

Социальный шок от итогов приватизации имеет не только прямое, но и не меньшее, по крайней мере косвенное, негативное влияние на реформирование экономики. Очередной парадокс ее современного состояния заключается в том, что необычайно разросшаяся, доминирующая в ней сфера обращения сама поражена внутренней болезнью. Она не может предоставить производству необходимых средств ни для обеспечения его сырьем и материалами, ни заработной платой. Отсутствует отлаженный механизм сбыта готовой продукции. Свободный рынок, воспетый Е. Т. Гайдаром и его соратниками, почему-то не смог предложить эффективной замены пусть со скрежетом, но работавшему в советские времена механизму снабжения и сбыта. Причин тому много. Так, наше новое «временное правительство» не приняло никаких мер не только по поддержке, но и по защите отечественного производителя. Когда более зрелые кабинеты В. С. Черномырдина и Е. М. Примакова пытались поправить ситуацию, производство или уже стояло, или работало на полухолостых оборотах.

Но главное, думается, другое. Из официального хозяйственного оборота практически исключен важнейший фактор производства – земля. Проведение аграрной реформы у нас не случайно встречает сопротивление, как активное – со стороны левой оппозиции, так и молчаливо-пассивное – большинства населения. Причиной тут и подробно нами рассмотренные вековые традиции государственно-общинного землевладения, и итоги первой волны приватизации. Обжегшись на молоке, мы с совершенно обоснованной опаской дуем на воду. А опасаться есть чего. Реформа опять «просчитана» чисто теоретически, а практически нет ни грамотной кадастровой оценки земель, ни четко учитывающих национальные особенности юридических форм перехода к новым условиям владения и пользования землей. Без этого реформа грозит обернуться новым широким витком спекуляции.

Надо учитывать и еще один фактор, далеко не маловажный. Новый государственный аппарат, особенно на местах, отнюдь не заинтересован в быстром проведении земельной реформы. Она лишит его достаточно мощного источника дохода, перераспределив его в пользу государства. Мы не собираемся приводить этому тезису никаких доказательств. Достаточно выехать за черту любого российского города, чтобы убедиться в его правоте. Если вы поднимете бумаги по оформлению права пользования землей, на которых выстроены коттеджи новых русских, легко заметить, что официально оно получено либо бесплатно, либо за смехотворную по своей величине сумму. Особенно усердствуют в раздаче земельных наделов администрации Москвы и области, чьи главы прославлены своей борьбой с коррупцией. Поэтому рядом с новопредпринимательскими новостройками и высятся (в прямом смысле этого слова) особняки чиновников, получающих относительно скромное жалованье. Еще раз можно убедиться, насколько был прав Александр Данилович Меншиков. Продолжая ту же мысль, коснемся проблемы привлечения иностранных инвестиций. Недостаточную активность западного капитала в этой области принято объяснять нашей внутренней политической нестабильностью. Не без того. Но, думается, коренная причина иная. Она кроется именно в нашей исторической внутренней политической стабильности, стабильности влияния бюрократического аппарата.

Для иностранцев вложения в нашу экономику бесконечно привлекательны. Здесь и необъятные природные ресурсы, и потенциально бескрайний рынок сбыта, и дешевизна рабочей силы при достаточно высоком уровне ее квалификации. А коммерческие риски на Западе давно принято страховать. Проблема в том, что они просто никак не могут освоить правила наших игр, особенно бюрократических.

Приведем такой пример. Один наш знакомый бостонский миллионер В. Райн по совету своего консультанта по русским делам, эмигранта родом из Одессы, пять лет назад приобрел 40 % акций молокозавода, расположенного в Краснодарском крае. Хороший завод, с новейшим импортным оборудованием. Все годы завод наращивал производственные обороты, но официально работал в убыток. Наш американский акционер не только не может вмешаться в управление предприятием, но даже получить нормальную бухгалтерскую отчетность. Все соблазнительные предложения из Бостона (10 % уставного капитала в собственность и гарантированная зарплата в 120 тыс. долларов в год) директором завода игнорируются. Он предпочитает тесную дружбу с главой местной администрации. Наш бостонец только беспомощно разводит руками и клянется никогда больше с нами не связываться.

Мы уже упоминали об опережающем возрождении государственности. Сейчас оно практически завершено по форме, если не обращать внимания на такие досадные «мелочи», как «размолвки» исполнительной и законодательной власти по поводу флага и гимна, например. Во всяком случае страна имеет Конституцию, впервые прошедшую всенародное обсуждение перед ее принятием. Нуждается она в своем совершенствовании, дополнении? Несомненно, как, впрочем, и любая другая. Важно, что есть точка отсчета, и это надо признать одним из немногих безусловно положительных итогов реформ.

У нас есть опыт законотворчества, правда, иногда скандальный. Но его сопровождает и достаточно обоснованная надежда на более компетентный, профессиональный новый состав народных избранников.

В любом случае можно отметить, что период хаоса и сумятицы, порожденный самой эпохой перемен как таковой и профнепригодностью многих руководителей «нового призыва», не только пошел на спад, но и само государство постепенно выходит из аморфного состояния, обретая достаточно четкие формы. Но одновременно на его лице не менее четко проступают и «родимые пятна» непотопляемой бюрократии.

Исторический опыт развития, особенно наш, отечественный, свидетельствует о ее поразительной способности к мимикрии, возможности выжить в любых экономических условиях и идеологических рамках. На всякий публично обсужденный и открыто принятый закон немедленно в порядке мощного контрудара выпускается целый ряд подзаконных актов, никем не обсуждавшихся, но четко учитывающих интересы аппарата исполнительной и представительной законодательной власти. Так, в современных условиях администрация нижнего и среднего уровней окружает себя целыми легионами коммерческих образований, деятельность которых внешне направлена на оказание помощи гражданам в «подготовке документов». На деле это все та же «кормушка» для аппарата. Или Государственная Дума, самым мудрым решением которой было бы запретить законодательно публикацию расходов на свое содержание, чтобы не травмировать лишний раз население морально. А чего только стоит так называемая «коммерческая деятельность Центробанка» (такое словосочетание нормальному человеку может привидеться только в ночном кошмаре), вопрос о правомерности которой иногда поднимается в прессе, но быстро «спускается на тормозах» в ходе очередной проверки. Или короткая, никак не комментируемая информация в «Российской газете» о том, что расходы Центрального банка России в 1998 г. значительно превысили его доходы?

На верхнем уровне управления, особенно в первые годы реформ, нас захлестнула волна бесчисленных льгот по экспорту, налогообложению и т. п. Дети дефицита умело продолжили практику «привязки» элементарной наживы к высоким гуманным устремлениям, которая сформировалась, как мы видели, еще в ходе кооперативного движения перестроечных времен.

Наивно полагать, что какие-либо новые или «очистившие свои ряды» партии и политические движения в состоянии избавить общество от подобных негативных процессов навсегда и целиком. Опыт мировой и наш собственный показывает особую живучесть сорняков общества. Но остановить их буйный рост надо немедленно, иначе народное негодование может с корнем вырвать все социальные ростки, не разбирая ни правых, ни виноватых. Стихийный процесс просто не способен отличить первое от второго.

Справедливости ради надо признать, что общественное осознание этой проблемы идет не только снизу, но и сверху. Свидетельством тому постоянно муссирующийся вопрос о «криминализации власти». Речь идет уже не о «власти денег», с которой мы объективно постепенно сжились, а о занятии официальных постов во власти законодательной и исполнительной. Психологически побудительным мотивом у обладателей темных и совсем юных капиталов тут является отнюдь не только обретение личной неприкосновенности. Он гораздо шире и проистекает из присущей человеку потребности ощутить социальное признание своих незаурядных способностей, а в какой сфере они применялись – неважно. Главное – получить новое, более широкое поле деятельности. Причем амбиции здесь прямо пропорциональны величине обретенного имущества. Прав был Марк Твен, когда писал: «Украдешь булку – попадешь в тюрьму, украдешь железную дорогу – изберут в Сенат». Робкие попытки правоохранительных органов затронуть интересы так называемых олигархов пока результатов не дали.

Объективным недостатком нового типа государства является и слабость рычагов его влияния на процессы в экономике в сравнении не только с нашим недавним прошлым, но и с развитым зарубежьем. При этом исполнительная власть здесь вынуждена постоянно находиться меж двух огней. С одной стороны, ей «предъявляют к оплате» все счета, когда население оказывается окончательно «прижатым к стенке», например, годами не выплачивающими зарплату предприятиями независимо от форм собственности. С другой – «демократическая» пресса немедленно поднимает непристойное улюлюкание по поводу любой разумной попытки правительства навести элементарный порядок. Помним, какую кампанию травли развернули против исключительно достойного государственного деятеля О. И. Лобова (тогда министра экономики России), стоило ему только заикнуться о необходимости усиления влияния государства в государственном же секторе экономики.

Государственный сектор вообще грозит стать «черной дырой» нового народного хозяйства, причем теперь не в силу его мощи, а, наоборот, слабости. Возьмем проблему угольной промышленности, памятную любому из нас по массовым протестам шахтеров. О ней не стоит забывать никогда, а то получим эффект печки с рано закрытой заслонкой. Вопрос о частичной нерентабельности угледобычи давно актуален не только в России, но и за рубежом. Решали его по-разному. В СССР убытки покрывали за счет изъятия средств у отраслей доходных, тормозя их развитие; в Англии путем национализации угольной отрасли, т. е. раскладывая убытки на всю нацию. Остро стоит сейчас этот вопрос и в Германии. Для новой же российской экономики – это очередная наследственная болезнь, для лечения которой у государства пока нет средств. Но найти их придется, причем именно для радикального лечения, а не просто социального болеутоления, чем вынуждено на современном этапе заниматься правительство, используя метод периодических финансовых инъекций.

Эти процедуры упираются в проблему хилости и шаткости государственного бюджета России. Та, в свою очередь, в проблему «собираемости налогов», что стало для нас очередным новым идеологическим штампом. Завершает проблемный треугольник, который для нашей экономики вполне сродни Бермудскому, эффективность самой налоговой системы.

Вопрос о налоговой системе (налоговой реформе) является одним из самых дискуссионных среди широкого круга проблем экономической политики не только на современном этапе, но и в перспективе. Это и понятно, потому что наряду с формами собственности на средства производства система налогообложения является основным выражением реальных социально-экономических отношений в любом государстве.

Если формы собственности отражают основное отношение по поводу производства и распределения товаров, то налоговая система определяет основные отношения между государством и конкретными товаропроизводителями и потребителями – субъектами экономики, которую ни в коем случае нельзя воспринимать с позиций налогообложения как простую арифметическую сумму этих субъектов.

Вопрос о налогах в любой народно-хозяйственной системе с нормально действующими законами товародвижения, системе, к которой мы сейчас стремимся перейти и которая получила скорее журналистское, чем научное название «рыночной экономики», на протяжении всей истории являлся, пожалуй, самым политическим.

В качестве наиболее свежего примера можно привести далеко не совершенную, крайне сложную налоговую систему США, которая подвергается постоянной и очень настойчивой критике как со стороны государственного аппарата, так и граждан. Тем не менее практически ни одна администрация США послевоенного периода не смогла реализовать своих предвыборных обещаний по ее совершенствованию. Не углубляясь в причины этой

ситуации, можно отметить, что само ее наличие говорит об отсутствии в мировой практике готовых рецептов по эффективному реформированию налоговой системы, тем более таких, которые были бы применимы к крайне сложным и противоречивым российским условиям.

Среди как комплексных предложений по изменению налогообложения, так и мнений по отдельным вопросам его совершенствования, на недостаток в которых отнюдь нельзя пожаловаться, настораживают в целом три позиции:

1) изолированность их разработки от анализа исторического процесса развития экономики России;

2) подмена желаемым эффектом функционирования налоговой системы «встраивания» ее в объективно складывающиеся процессы функционирования и развития экономики;

3) изолированность или, по крайней мере, слишком схематичная связь предлагаемой системы налогообложения с изменением финансовых механизмов, и прежде всего бюджетного.

Анализ действующей системы налогов в России на период начала реформ показывает, что она в основном выполняет фискальную функцию. Обилие налогов и их повышенные ставки устанавливались вроде бы из благих побуждений – пополнить доходы бюджета, уменьшить его дефицит, снизить темпы инфляции. Однако в результате бремя налогов оказалось непомерно велико не только для потребителей, но и для производителей.

Основная ставка при формировании налоговой системы была сделана на налог на добавленную стоимость. В доходах республиканского бюджета на 1992 г. его доля превышает 60 %. Для основной массы товаров и услуг он был установлен чрезвычайно высоким – 28 %. В условиях беспрецедентного роста всех без исключения цен налог на добавленную стоимость стал мощным фактором их дальнейшего повышения. Практика использования налога на добавленную стоимость показала, что он не только снизил уровень потребления населения, но и стал тормозом развития производства.

Фискальная налоговая система тяжелым бременем легла прежде всего на предприятия производственной сферы. Так, по данным Государственной налоговой службы Российской Федерации, в бюджеты всех уровней из каждого рубля выручки обследованные предприятия по 69 регионам в первом полугодии 1992 г. внесли 35,5 копеек, во внебюджетные фонды – 5,7 копеек, на покрытие материальных затрат ушло 27,2 копейки, на оплату труда – 7 копеек, на расширение производства, специальные нужды и дополнительные материальные вознаграждения – всего лишь 24,6 копейки.

В 1993 г. налоговый пресс также имеет тенденцию к нарастанию. Наряду с положительными решениями – снижение ставок налога на добавленную стоимость, – появились и новые налоги. С 1 января 1993 г. возрос суммарный объем отчислений предприятий в Пенсионный фонд РФ, в Фонд социального страхования, Государственный фонд занятости населения, на нужды обязательного медицинского страхования.

Таким образом, количество налогов и их ставки достигли той черты, превышение которой способствовало полному падению экономической заинтересованности предприятий в росте производства. При этом задача, которой служит налоговая система, выполнялась не полностью и вызывала большую озабоченность. По оценкам специалистов, такой показатель оценки качества налоговой системы, как отношение суммарных налоговых поступлений, которые реально обеспечивала действовавшая налоговая система в России, к сумме потенциальных налогов, включая те, которые минуют налоговую сеть, составлял не более 50 %. Для сравнения: этот показатель в странах Западной Европы составляет 80–85 %, а в США – 90 %.

При выработке оптимальной налоговой политики следует исходить из необходимости учета особенностей переходного периода, а именно: сложные процессы приватизации, наличие разнообразных форм собственности. Налоги призваны стимулировать развитие малого бизнеса, предпринимательства, учитывать экономические интересы регионов, должны быть сопоставимыми с налоговыми системами стран с развитой рыночной экономикой.

Исходя только из этого, можно сформулировать ряд соображений по совершенствованию налоговой системы.

Прежде всего, налоги должны быть стабильными (фиксированными) в течение достаточно продолжительного периода времени. Следует определить предельный уровень общей величины налогов, чтобы у предприятия была твердая уверенность, что налоги составят не более определенной величины, тогда каждое предприятие может уверенно планировать свое развитие.

Также следует установить, какая часть налогов направляется в федеральный бюджет, какая – в областной (краевой, автономных образований), какая – в городской, поселковый и т. д. Тогда все уровни власти будут заинтересованы в развитии того или другого предприятия и оказывать ему необходимую помощь. Если предприятие бо́льшую часть своих налогов будет отдавать в городской бюджет, ему незачем обращаться с просьбами в федеральное правительство.

Необходимо установить льготы предприятиям, увеличивающим объемы производства продукции, и прежде всего товаров народного потребления, т. е. снижение налогов при росте объемов производства в натуральном выражении. Для этого следует уточнить методику определения объемов производства продукции в натуральном выражении на основе товаров-«представителей», рассчитанных в сопоставимых ценах (предложения по такой методике разработаны Госкомстатом России).

Принятие предложения о льготах за «приростный вариант» не только не приведет к снижению поступлений в бюджет от прибыли предприятий, а, наоборот, увеличит их за счет роста объемов продажи, обеспечит занятость квалифицированных кадров, в конечном счете приведет к стабилизации обстановки в обществе и обузданию инфляции.

При разработке налоговой системы в производственной сфере необходимо определить приоритеты. За последние годы резко возрос парк амортизированного оборудования, уровень которого достигает 55 %. Возникло положение: налоги растут, объем инвестиций падает, а это – тупиковая ситуация. Предприятия из-за больших налогов лишены возможности вкладывать средства в новые технологии.

Необходима дифференциация налогов с учетом государственных программ, например, при решении проблем выбора направления инвестиций – в увеличение добычи и производства энергоносителей или в разработку и использование технологий, направленных на энергосбережение (потребление энергии возросло на 25 %). Отдача предпочтений вложению инвестиций в развитие добычи угля, нефти и т. д. в ущерб энергосбережению приводит к содействию развитию затратной экономики. В то же время осуществление программ энергосбережения в 3–4 раза выгоднее, чем программ по увеличению производства энергоносителей.

В целях повышения уровня конкурентоспособности товаров народного потребления следует рассмотреть возможность уменьшения налога на добавленную стоимость не менее чем на 30 %, с тем чтобы обеспечить поднятие технического уровня производства предприятий, производящих товары для населения, и в первую очередь предприятий текстильной и легкой промышленности.

Парадоксальная ситуация возникла с обеспечением сырьем предприятий текстильной и легкой промышленности. При беспрецедентном повышении цен Среднеазиатскими республиками и Азербайджаном, например, на хлопок установлены еще и пошлины, и налог на добавленную стоимость. Это приводит к тому, что при наличии сырья предприятия стоят из-за невозможности приобретать сырье по таким ценам и нет возможности реализовать конечную продукцию (пряжу, ткани, готовые изделия), цены на которую из-за дороговизны сырья также становятся крайне высокими.

Поэтому, на наш взгляд, необходимо таможенные пошлины и НДС на ввоз текстильного сырья в Россию отменить.

В целях стимулирования производства продукции, в том числе товаров народного потребления отечественными предприятиями, принят неплохой закон о таможенных тарифах. Установлен предельный уровень тарифов -100 %, по отдельным товарам Правительство может принимать решения по его уточнению. В то же время, чтобы создать предприятиям возможности объективного решения вопросов приобретения сырья, материалов, оборудования у отечественных производителей или зарубежных, необходимо установить размер пошлины как разницу между мировой ценой на этот товар и ценой внутри страны. Эта величина будет представлять «буфер» или «шлюз», регулирующий уровень цен в стране. (Цены следует принимать выраженными в экю.)

Нельзя забывать и еще об одном крайне важном элементе – системе учета и контроля за налогами, которая, в свою очередь, является подсистемой всего налогообложения.

В настоящее время сохранилась почти в неизменном виде вся практика учета и контроля (в первую очередь с методических позиций), которая была принята в распределительном хозяйствовании. Ее основа – жесткая регламентация всех статей учета и всех форм движения денежных средств, в том числе и расходной его части у субъектов экономики (чего стоит только письмо Минфина РФ от 6 октября 1992 г., где, например, регламентируются расходы на рекламу и представительство).

Нельзя недооценивать обратной связи, в результате которой подсистема учета и контроля в налогообложении практически дезавуирует даже немногие прогрессивные нововведения системы в целом.

Таким образом, очевидно, что основными недостатками системы налогообложения периода реформ являются следующие:

1) система сохранила не только принципиальные основы налогообложения, принятого при распределительной экономике, но и отдельные его «родимые пятна»;

2) система налогообложения не реализует своей главной задачи – быть тем передаточным механизмом между государством, с одной стороны, и отдельными субъектами экономики – с другой, который бы обеспечивал адекватное разрешение объективного их противостояния в интересах общества в целом;

3) система пытается соединить несоединимое: налоговое регулирование и жесткое административное влияние по отношению к одним и тем же хозяйственным процессам.

Неизбежным результатом этого является ненасыщенность государственного бюджета, что представляет собой лишь внешнее проявление недостаточной эффективности государственного воздействия на развитие экономики.

Другим экономическим результатом, носящим крайне опасную политическую окраску, является то, что в условиях пока непривычного для нашей экономики многообразия форм собственности на средства производства при их не менее непривычном организационно-юридическом оформлении несовершенство налоговой системы порождает необъятные возможности для всякого рода злоупотреблений.

Это не только вызывает справедливую критику со стороны противников реформ, но и мешает превратить пассивную часть населения в их сторонников. В то же время это и порождает не только замедление темпов роста, но и спад прежде всего производительного сектора экономики.

Все это объективно ставит под удар саму судьбу реформ в России.