Глава 3

ОЖИДАЙТЕ СОПРОТИВЛЕНИЯ

1

Джуда

Однажды в летнюю ночь 1994 года пятилетняя девочка Дженни­фер спустилась в гостиную к маме и пожаловалась на боль в ухе. Педиатр прописал малышке ушные капли. Боль только усилилась. Одна сторона ее лица опухла. Врач увеличил дозу. Лицо все больше раздувалось. Рентген не выявил никаких аномалий. Опухоль стала больше бейсбольного мяча. У Дженнифер начался жар, ее голова увеличилась в размере, сама она похудела. Хирурги удалили опухоль. Она вернулась. Ее снова прооперировали и отняли половину челюсти. Новообразование опять выросло. Его вновь вырезали. У девочки случился рецидив в четвертый раз, и на этот раз опухоль подобралась к черепу, угрожая жизни. Лекарства не помогали. Облучение было единственным шансом. Никто не знал, как оно отразится на новообразовании. Все понимали только то, что облучение остановит опухание лица. Но дети с таким диагнозом часто погибали.

Пока родители Дженнифер взвешивали варианты, ее лечащий врач услышал об ученом с противоречивой теорией о том, что опухоли подпитываются от своей системы кровообращения. Этот ученый утверждал, что опухоли вроде той, что образовалась на лице Дженнифер, можно удалять путем прекращения им доступа к крови пациента. Лишь немногие поверили ему, а этот подход был настолько экспериментальным, что мог сойти за медицинское шарлатанство. Ученого звали Джуда Фолкман.

Доктор девочки рассказал ее родителям об этой неподтвержденной теории. Он предупредил, что Фолкман считался человеком неоднозначным, с сомнительной репутацией, больше фантастом, чем ученым. Родители малышки решили, что им нечего терять. Лучше рискнуть, чем остаться без надежды. Отец Дженнифер подписал согласие на лечение и доверил жизнь дочери странному ученому.

Джуда Фолкман прописал инъекции нового, непроверенного лекарства. Отец Дженнифер, машинист, делал эти уколы. Ее мать, работник продуктового магазина, держала девочку во время процедуры. Долгие несколько недель они делали дочери уколы в руку, несмотря на слезные протесты. Инъекции Фолкмана привели к ухудшению состояния Дженнифер. Из-за них изуродованная и умирающая маленькая девочка мучилась от лихорадки и галлюцинаций. Соседи слышали крики ночами и молились о ее здоровье.

Фолкман назвал свою теорию ангиогенезом от латинского «рост новых кровеносных сосудов». Он придумал ее тридцатью годами ранее при постановке одного из неудачных экспериментов. Во время службы в армии в качестве военно-морского хирурга он исследовал возможности хранения крови в долгих плаваниях. Чтобы понять, какие методы окажутся эффективными, он построил лабиринт из трубок, по которому циркулировал кровезамещающий раствор. Этот раствор попадал в миндалину кролику, куда хирург ввел самые быстрорастущие известные ему клетки — раковые. По его представлениям, клетки либо растут, либо умирают. Но в этот раз случилось нечто иное. Они увеличились в размерах и стали такими крупными, как точки на игровых костях, а затем их рост прекратился. Они были всё еще живы. Когда Фолкман ввел клетки обратно мыши, у которой взял их ранее, они образовали смертоносные опухоли. В этом состояла загадка. Почему раковые клетки перестали расти в кроличьей миндалине, но смогли убить мышь?

Фолкман заметил, что опухоли мышей были наполнены кровью, а опухоли миндалины у кролика — нет. В случае с мышами к опухоли тянулись новые кровеносные сосуды, питая их и позволяя тем самым расти.

Его коллеги по военно-морской лаборатории сочли находку не более чем любопытной. Джуда Фолкман полагал, что его открытие изменит мир. Он был уверен, что выявил нечто важное. А если опухоли способствовали образованию новых сосудов, сплетая таким путем для себя кровеносную паутину, в которой могли бы расти? А если бы мы могли остановить этот процесс? Можно ли так избавляться от опухолей?

Фолкман был хирургом. Регулярно погружая руки в живую плоть, хирурги сталкиваются с вещами, от которых ученые-теоретики далеки. Для оперирующего медика опухоль — это влажный красный сгусток, похожий на слой жира на стейке. Для ученого опухоль — сухая и белая, словно цветная капуста. Фолкман вспоминал: «Я видел и держал в руках раковые образования, они были горячие, алые и кровавые. Так что когда критики говорили мне, что не видят никаких сосудов в этих опухолях, я понимал, что они видели только вырезанные опухоли. Обескровленные. Всего лишь образцы».

Фолкман оставил службу и нашел работу в городском госпитале Бостона. У него была крошечная лаборатория, освещенная только солнцем из окон под высоким потолком.

На протяжении многих лет он трудился один. Когда он наконец собрал команду, та состояла из студента медицинского факультета и студента-бакалавра. Они работали ночи напролет и в выходные, чтобы представить исследование о том, как целостность кровеносных сосудов обеспечивается кровяными пластинками, или тромбоцитами. Работа была опубликована в журнале Nature в 1969 году.

После этого все труды Фолкмана были отвергнуты. Журналы Cell Biology International, Experimental Cell Research и The British Journal of Cancer отказались печатать его статьи о связи раковых образований и крови. Его заявки на гранты были отклонены. Рецензенты считали, что его выводы не соответствовали имеющейся информации и то, что он наблюдал у себя в лаборатории, не имело места на практике, а его эксперименты составлены некорректно. Некоторые называли его сумасшедшим.

В 1960–1970-х никто из специалистов в области онкологии не интересовался кровеносной системой. Все почести доставались убийцам опухолей: радиации и яду. Доктора целились в злокачественные клетки, словно они были армией мародеров, и атаковали их средствами, которые были вдохновлены военным временем. Химиотерапия берет начало от химического оружия времен Первой мировой войны. Радиация отсылает к ядерным разработкам времен Второй мировой. Фолкман же рассматривал рак как заболевание из области регенерации, а не дегенерации; вызванное ростом клеток, а не, как в случае с большинством других болезней, разложением и увяданием. Он не воспринимал опухоли как захватчиков. Он полагал, что это были естественным образом взаимодействующие клетки, которые находились, как выразился его первый ассистент Майкл Джимброун, в «динамическом диалоге» с телом пациента. Фолкман был убежден, что сможет прекратить эту коммуникацию и заставить раковые образования умереть естественным путем.

Одной из причин, почему ученый столкнулся с критикой, стало то, что он был хирургом. В научном сообществе практикующих врачей не воспринимали всерьез. Место хирурга, по их мнению, за операционным столом, а не в библиотеке или лаборатории. Но Фолкман утверждал, что возможность увидеть воочию рак в живых людях помогла ему в работе. Однажды он прибежал в свою лабораторию, потому что пациентка с раком яичников, который начал распространяться на другие органы, натолкнула его на новые идеи. Во время операции, пытаясь ее спасти, ученый нашел вокруг большой опухоли, наполненной кровью, небольшие белесые раковые образования, которые еще не были подпитаны кровью. Он расценил это как подтверждение своей правоты от самой природы, хотя все научное сообщество отвергло его идеи.

А критиковали Фолкмана жестко. В лучшем случае его теорию встречали безразличием. В худшем — люди вставали и покидали аудиторию, когда наступала его очередь выступать с докладом, оставляя ученого наедине с самим собой. Член одного из комитетов по выдаче грантов написал, что Фолкман «имеет дело с ­грязью». Другой назвал его исследование «безнадежным». Профессор Йельского университета объявил его шарлатаном. В научном сообществе рекомендовали отказываться от сотрудничества с ним. Члены правления Бостонской детской больницы, где он был главным хирургом, беспокоились, что это навредит репутации больницы. Они сократили ему зарплату и вынудили перестать участвовать в операциях. Однажды в 1981-м он восстановил деформированное горло новорожденной девочки, переоделся, и сразу после этого ему вновь запретили быть хирургом.

Нападки за пределами лаборатории Фолкмана звучали параллельно неудачам внутри нее. В попытках подтвердить свою гипотезу он проводил однообразные эксперименты, большинство из которых оказывались безуспешными. Чтобы оправдать отсутствие прогресса, Джуда повесил на стене табличку: «Инновация — это серия повторяющихся неудач».

Ноябрьской субботой 1985 года сотрудник Фолкмана Дональд Ингбер заметил, что один из текущих экспериментов поврежден грибком. Такое часто случается в лабораториях. Ученые следуют строгому протоколу и выбрасывают зараженные образцы. Ингбер этого делать не стал. Он изучил кровеносные сосуды, растущие в чашке Петри. Клетки грибка остановили рост сосудов.

Ингбер и Фолкман провели серию экспериментов с грибком, наблюдая, как он блокирует в чашках Петри рост кровеносных сосудов, затем — развитие эмбриона курицы, а затем — мыши.

Как раз здесь возникает случай Дженнифер. Фолкман пытался избавить ее от опухоли, чтобы доказать свою безумную идею ангио­генеза. Когда девочка извивалась и кричала от боли, которую причинял ей «курс лечения» Фолкмана, ее родители начали понимать, почему его отказывались печатать, спонсировать и допускать до операций. По этой же причине другие ученые называли его сумасшедшим шарлатаном в безнадежном поиске, люди покидали его выступления и советовали держаться всем от него подальше.

А причина заключалась в том, что его идеи были в новинку.

После нескольких недель мучительного лечения лихорадка Дженнифер спала. Галлюцинации прошли. Опухоль на ее голове уменьшилась, а затем и вовсе исчезла навсегда. Ее лицо восстановило форму. Она снова стала симпатичной маленькой девочкой. Джуда Фолкман спас ей жизнь.

Отправить