Что такое воля? Воля — это наша внутренняя сила, на которую не действует внешний мир. Это наш последний козырь. Если действие — это то, что мы совершаем, когда у нас еще остается какое-то влияние на ситуацию, то воля — то, на что мы полагаемся, когда влияние практически исчерпано. Попав в ситуацию, которая представляется незыблемой и неоспоримо негативной, мы можем обратить ее в поучительный урок, в опыт смирения, в шанс оказать помощь другим людям. Такова мощь воли.
Но волю надо взращивать. Мы должны быть готовы к невзгодам и потрясениям, учиться искусству согласия и быть жизнерадостными даже в трудные времена. Слишком часто люди думают, что воля — это то, насколько активно мы чего-то желаем. В действительности воля имеет гораздо больше общего со смирением, чем с силой: сравните выражения «божья воля» и «воля к победе». Настоящая воля — это смирение, стойкость и гибкость; другой вид воли — это слабость, прикрытая бахвальством и амбициями. Посмотрите, какая из них дольше продержится в трудных обстоятельствах.
Авраам Линкольн теперь уже больше миф, чем человек, поэтому большинство людей не знают, что почти всю жизнь он боролся с депрессией, которую в то время именовали меланхолией. Его депрессия была изнурительной, глубокой и дважды довела его практически до самоубийства.
Склонность к шуткам и пошлому юмору, о которой нам приятно вспоминать, во многих отношениях была противоположна его отношению к жизни в сложные моменты. Он мог быть светлым и радостным, но временами впадал в раздумья, страдал от изоляции и боли. Он пытался бороться с тяжелым бременем, которое часто казалось неподъемным.
В жизни Линкольн столкнулся с множеством трудностей. Он рос в бедности, в детстве потерял мать, занимался самообразованием, изучил право, лишился женщины, которую любил в юности, работал юристом в маленьком городке, потерпел множество поражений на выборах после того, как занялся политикой… И конечно, приступы депрессии, которая в то время не считалась болезнью. Все эти препятствия Линкольн преодолевал с осторожным упорством и мягкой настойчивостью.
Личные проблемы Линкольна были так сильны, что он стал верить в их предначертанность, а депрессию вообще считал уникальным опытом, подготовившим его к великим свершениям. Он научился выносить все это, формулировать и извлекать пользу. Понимание этого — ключ к осознанию величия этого человека.
В течение большей части политической карьеры Линкольна рабство было черной тучей, нависавшей над всей нацией и предвещавшей ужасную бурю. Некоторые бежали от этой проблемы, другие смирились с ней или стали ее сторонниками, некоторые считали, что она означает раскол страны и, что еще хуже, конец того мира, который они знали.
Вышло так, что именно те качества, которые выработал в себе Линкольн, и потребовались, чтобы провести нацию через эти испытания. В отличие от других политиков ему не грозило потерять себя в мелочных конфликтах и отвлекающих раздражителях — у него не было ни жизнерадостности в душе, ни ненависти в сердце. Опыт собственных страданий научил Линкольна сочувствовать другим. Он был терпелив, поскольку знал, что преодоление трудностей требует времени. Прежде всего он нашел цель в задаче, которая была больше него и его личных трудностей.
Нация нуждалась в лидере, обладающем великодушием и целеустремленностью. И она получила его в Линкольне — новичке в политике, который, однако, был искушенным специалистом в вопросах воли и терпения. Эти качества породил его собственный «суровый опыт», как он часто выражался. Они были необходимы, чтобы провести нацию через одно из самых трудных и болезненных испытаний — Гражданскую войну.
Линкольн был хитрым, амбициозным и умным, однако главной его силой была воля — способность отдаваться сложной задаче, не впадая в безнадежность, совмещать юмор и занудную серьезность, использовать собственные неурядицы для помощи другим, подниматься над суматохой и смотреть на политику философски. Любимым выражением Линкольна было соломоново «и это тоже пройдет» — однажды он заметил, что фраза приложима к абсолютно любой ситуации.
Чтобы уживаться со своей депрессией, Линкольн создал мощную внутреннюю крепость. В 1861 году, в год начала Гражданской войны, это дало ему необходимую выносливость, чтобы пройти через все испытания. Война должна была стать почти непостижимо жестокой, и Линкольн, который сначала пытался предотвратить ее, решил достойно сражаться и постараться закончить ее без ненависти к кому бы то ни было. Адмирал Дэвид Портер, который был с Линкольном в его последние дни, писал, что он, «казалось, думает, что ему нужно выполнять неприятную работу», и поставил себе цель «выполнить ее максимально безболезненно».
Мы можем считать себя счастливчиками: нам не приходилось проходить через такие испытания, как Линкольну, от нас не требовалось использовать личные бедствия для преодоления невзгод. Но, конечно же, мы можем и должны учиться у него спокойствию и мужеству.
В политике и жизни не всегда бывает достаточно здравомыслия и действия. Некоторые препятствия не устранить щелчком пальцев или новым подходом. Один человек не всегда может избавить мир от зла или предотвратить сползание страны в военный конфликт. Конечно, мы пытаемся — ведь может и получиться. Но надо быть готовыми к тому, что не получится. Мы должны уметь находить в этом страдании высшую цель и стойко переносить его.
Таким был Линкольн — всегда восприимчив к новым идеям. Шла ли речь об отправке судна с продовольствием вместо оружия и подкрепления для войск, осажденных в форте Самтер, сдача которого стала формальным предлогом для начала Гражданской войны, или о приурочивании «Прокламации об освобождении рабов» к победе северян при Энтитеме, Линкольн равным образом был готов к худшему. А потом был готов выжать все по возможности лучшее из этого худшего.
Руководство требует решимости и энергичности. Во все времена в некоторых ситуациях требовались лидеры, способные проявлять эту энергичную решимость, чтобы продемонстрировать силу и просто пережить тяжелое время. Линкольн сам прошел через трудности, потому что боролся и научился справляться с невзгодами в собственной жизни. Поэтому он и оказался способен вести нацию.
Это путь для третьей дисциплины — воли. Если восприятие и действие были дисциплинами разума и тела, то воля — дисциплина сердца и души. Воля — это то, что мы контролируем полностью и всегда. Я могу смягчить вредные восприятия и направить всю свою энергию на действия, но им можно помешать. Воля — нечто совершенно другое, поскольку она целиком со мной.
Воля — это сила духа и мудрость, причем не только в отношении конкретных препятствий, но и для всей жизни и преград, которые в ней встречаются. Она дает силу. Воля — способность выдержать, изучить и извлечь пользу из тех препон, которые мы не в состоянии преодолеть, то есть способ перевернуть неподвижное.
Современники Линкольна поражались его спокойствию, уравновешенности и сострадательности. Сегодня эти качества выглядят почти божественными, почти сверхчеловеческими. Его выделяло понимание того, что нужно делать. Он словно был выше разногласий, которые тянули других вниз, — будто бы являлся пришельцем с другой планеты.
В каком-то смысле так оно и было. Он возник откуда-то издалека, откуда-то из глубин самого себя — этого не было у других людей. Если говорить словами Вергилия, сам знавший горе Линкольн научился помогать несчастным. Это тоже часть воли — думать о других, делать все возможное в ужасной ситуации, которую мы безуспешно пытались предотвратить, принимать судьбу с радостью и состраданием.
Слова Линкольна доходили до людских сердец, поскольку исходили из его сердца, — у него был жизненный опыт, от которого многие отгораживаются. Его собственная боль была его преимуществом.
Линкольн был сильным и решительным лидером. Но он воплощал также девиз стоиков: ἀνέχου καὶ ἀπέχου — Sustine et abstine — «Выдерживай и воздерживайся». Прими боль, но ступай вперед. Если бы война продлилась, Линкольн повел бы народ дальше. Если бы Север потерпел поражение, он знал бы, что сделал все возможное ради победы. Важнее всего то, что, если бы Линкольн проиграл, он был бы готов достойно и мужественно вынести все последствия, являя пример другим людям и в победе, и в поражении.
Современные технологии дают нам тщеславные иллюзии относительно контроля всего окружающего мира. Мы убеждены, что можем управлять неуправляемым. Конечно, это не так. Весьма маловероятно, что мы когда-нибудь избавимся от всех неприятных и непредсказуемых элементов жизни. Достаточно взглянуть на историю, чтобы увидеть, насколько случайным, порочным и ужасным может быть мир. В нем все время происходит невообразимое.
Многое в жизни наносит нам раны. Когда это происходит, в тот самый момент уязвимости, мир смотрит, что скрыто у вас внутри. Что явится: железо? воздух? дерьмо?
Воля — это критически важная третья дисциплина. Мы можем думать, действовать и в итоге приспособиться к миру, который, по сути, непредсказуем. Воля готовит нас к этому, защищает нас, позволяет процветать и быть счастливыми. Это самая трудная из всех дисциплин. Это то, что позволяет нам выстоять, пока другие чахнут или отступают в беспорядке. Уверенность, спокойствие, готовность работать вне зависимости от условий. Воля и умение двигаться дальше, даже во время немыслимого, даже при реализации худших кошмаров.
Намного легче контролировать свои восприятия и эмоции, чем отказаться от желания контролировать других людей и события. Легче упорствовать в своих усилиях и действиях, чем выносить неудобства и боль. Легче мыслить и действовать, чем проявлять мудрость.
Такие уроки даются труднее, однако в итоге наиболее важны для извлечения пользы из бедствий. В любой ситуации мы можем:
И конечно, готовиться начать все заново.
Если ты в день бедствия оказался слабым, бедна сила твоя.
Притчи, 24:10
Теодор Рузвельт до 12 лет практически ежедневно боролся с сильнейшими приступами астмы. Он родился в состоятельной семье, но его жизнь висела на волоске: он опасно задыхался почти каждую ночь. Малейшее физическое усилие — и хрупкий долговязый подросток на несколько недель оказывался в постели. Однажды к нему в комнату зашел отец. И произнес слова, которые изменили всю дальнейшую жизнь сына: «Теодор, у тебя есть разум, но нет тела. Я даю тебе инструменты для создания тела. Это будет каторжная работа, но мне кажется, что у тебя есть решимость справиться с ней».
Вы можете подумать, что на ребенка — особенно субтильного, богатого и с высоким социальным положением — такие слова не подействуют. Но, как вспоминала младшая сестра, это оказалось не так. Теодор посмотрел на отца с твердостью, которая станет его фирменным знаком, и решительно сказал: «Я займусь своим телом».
Каждый день в течение следующих пяти лет юный Рузвельт истово трудился в тренажерном зале, который отец оборудовал на втором этаже. Он медленно наращивал мышцы и укреплял торс, сражаясь со слабыми легкими. К 20-летию битва с астмой была практически выиграна — он изгнал слабость из своего организма.
Тренировки подготовили слабого, но умного подростка к сложнейшему курсу, на который были готовы свернуть нация и весь мир. Так началась его подготовка к тому, что он позже назвал «Деятельной жизнью».
Жизнь трепала Рузвельта: в один день в 25 лет он потерял мать и жену; он сталкивался с сильными закоснелыми политическими противниками, которые презирали его прогрессивные взгляды; он проигрывал выборы; страна воевала, а сам он пережил несколько почти удавшихся покушений. Однако он был готов к этому благодаря своим постоянным физическим занятиям в юности.
Готовы ли вы так же? Выдержите ли внезапное ухудшение дел? Мы полагаем, что слабость — нечто само собой разумеющееся. Мы считаем, что остаемся такими, какими были рождены, что наши недостатки вечны. И мы деградируем. Но это вовсе не обязательно лучшая перспектива для жизненных сложностей.
Не каждый соглашается с неудачным началом жизни. Есть люди, которые переделывают свой организм и свою жизнь с помощью физических упражнений и активной деятельности. Они готовят себя к трудной дороге. Надеются ли они никогда на ней не оказаться? Конечно. Но они готовятся к ней в любом случае.
А вы?
Никто не рождается со стальным хребтом. Мы должны выковать его самостоятельно. Мы вырабатываем духовную силу с помощью физических занятий, а физическую стойкость — с помощью ментальных практик (mens sana in corpore sano — в здоровом теле здоровый дух).
Такой подход восходит к античным философам. Любая частичка создаваемого ими учения предназначалась для преобразования, подготовки и укрепления их перед грядущими переменами. Многие считали себя ментальными атлетами: в конце концов, мозг — такая же мышца, как любая активная ткань. С помощью подходящих упражнений ее можно развивать и настраивать. Со временем их мышечная память развилась до состояния, когда они могли в любой ситуации реагировать автоматически. Особенно при встрече с препятствием.
Евреи были надолго лишены родины и рассеяны по планете, а их храмы разрушены. Говорят, из-за этого им пришлось воссоздавать святыни не физически, а в сознании. Храм стал метафизическим и располагается в разуме каждого верующего. И каждый иудей — куда бы его ни забрасывало, с какими бы преследованиями или невзгодами он ни сталкивался, — может прибегнуть к нему в поисках силы и защиты.
В Пасхальной Агаде, сборнике молитв и комментариев к Торе, написано: «В каждом поколении человек обязан смотреть на себя, словно он сам вышел из Египта».
Во время седера, ритуальной трапезы, проводимой в начале праздника Песах (еврейской Пасхи), на стол подают горькие травы и пресный хлеб мацу — «хлеб скорби». Почему? В каком-то смысле это обращение к силе духа, которая придавала силу общине в течение поколений. Ритуал не только чтит иудейские традиции, но и побуждает участвующих в празднике обнаружить силу, которая поддерживала их, и владеть ею.
Это поразительно похоже на то, что стоики называли внутренней крепостью — той цитаделью внутри нас, что не могут разрушить никакие внешние бедствия. Важная оговорка: мы не рождаемся с ней; ее нужно строить и активно укреплять. В хорошие времена мы закаляем себя и наше тело, чтобы в трудный момент опереться на это. Мы защищаем свою внутреннюю крепость, чтобы она могла защищать нас.
Для Рузвельта жизнь представляла собой арену, на которой он был гладиатором. Чтобы выжить, ему приходилось стать сильным, выносливым, бесстрашным, готовым ко всему. И ради того, чтобы развить эти качества, Рузвельт был готов терпеть боль и тратить массу сил.
Будет гораздо больше толку, если вы станете закалять себя, а не пытаться бороться с миром, который в лучшем случае равнодушен к вашему существованию. Родились ли мы слабыми, подобно Рузвельту, или живем в удачное время — нам нужно готовиться к трудностям. На своем пути, в своей борьбе все мы находимся ровно там же, где был Рузвельт.
Никто не рождается гладиатором. Никто не рождается с внутренней цитаделью. Если мы хотим преуспеть в достижении целей, несмотря на возможные препятствия, нужную силу необходимо создать.
Чтобы хорошо что-то делать, нужна практика. Борьба с препятствиями и бедствиями не исключение. Хотя и проще сидеть и наслаждаться непыльной современной жизнью, польза подготовки состоит в том, что, если кто-то или что-то внезапно спутает наши планы, мы не потеряем всё — и меньше всего голову.
Как ни банально это звучит, но «положить груз на арку» означает укрепить ее. Груз прижмет камни друг к другу, и напряжение удержит вес. Путь наименьшего сопротивления — ужасный учитель. Мы не можем позволить себе увиливать от того, что нас пугает. Нам незачем считать, что слабость — нечто само собой разумеющееся.
Вы переносите одиночество? Достаточно ли у вас сил, чтобы продержаться при надобности еще несколько раундов? Уверенно ли вы ощущаете себя при возникающих задачах? Беспокоит ли вас неопределенность? Как вы выдерживаете давление извне?
Это однажды произойдет с вами. Никто не знает, когда или как, но это обязательно случится. И жизнь потребует ответа. Вы выбрали это для себя — жизнь с поступками. И сейчас вам лучше быть готовым к тому, что последует.
Это ваша броня. Это не сделает вас непобедимым, но поможет вам, когда фортуна повернется… А она это делает всегда.
Где порука — там беда.
Надпись на воротах храма Аполлона в Дельфах
Глава компании собирает персонал в конференц-зале в преддверии запуска нового масштабного проекта. Все рассаживаются за столом. Директор начинает: «У меня плохие новости. Проект с треском провалился. Расскажите, что пошло не так».
Что?! Но мы же еще не начинали…
В том-то и дело. Директор заставляет заранее произвести оценку событий, которые еще не произошли. Эту методику разработал психолог Гэри Кляйн, она известна под названием «премортем» — «предсмертный».
При вскрытии трупа патологоанатом устанавливает причины смерти, чтобы в следующий раз врачи могли действовать лучше и не допустить гибели пациента. За пределами медицинского мира мы используем слово postmortem для разбирательств, подведения итогов, анализа результатов, «разбора полетов», но во всех случаях идея одна и та же: мы изучаем что-то задним числом, постфактум, после того, как событие произошло.
Применяя метод «премортем», мы еще до начала работы пытаемся спрогнозировать, что способно пойти не так и что действительно пойдет не так. Слишком много проектов потерпели неудачу по причинам, которые можно было предугадать и предотвратить. Множество людей не заготовили «плана Б», поскольку не желали даже предположить, что дела могут пойти не так, как им хочется.
Ваш план и реальный ход дел редко похожи друг на друга. И вы редко получаете то, чего вы (по вашему мнению) заслуживаете. Мы постоянно отрицаем этот факт и раз за разом удивляемся, как разворачиваются события в мире.
Это смешно. Прекратите обрекать себя на поражение.
Боксер Майк Тайсон так сказал репортеру о крушении своей судьбы и славы: «Если у вас нет смирения, жизнь сама принесет вам его».
Если бы люди в критические моменты думали о наихудших сценариях, то можно было бы избежать пузыря доткомов, дела Enron (администрация скрывала убытки, что привело к банкротству компании), террористических атак 11 сентября 2001 года, вторжения в Ирак и пузыря на рынке недвижимости. Никто не хотел заранее подумать, что может произойти. И что в результате? Катастрофа.
Сегодня методика «премортем» становится все более популярной — от стартапов до компаний из списка Fortune 500 и журнала Harvard Business Review. Однако, как и во всех выдающихся идеях, в ней фактически нет ничего нового. Ее придумали еще стоики. Их название было даже лучше: premeditatio malorum — предвосхищение зла.
Ход мыслей Сенеки, к примеру, мог бы быть таким. Начать с рассмотрения собственных планов на морское путешествие. Затем в мыслях (или письменно) перейти на то, что способно пойти плохо или помешать: шторм, болезнь капитана, нападение пиратов на судно. Сенека писал о мудром человеке: «Ничего не совершается вопреки его ожиданию, потому что он заранее предполагает в душе возможность чего-нибудь такого, что может помешать достижению цели». Постоянная готовность к крушению планов. Равная готовность к победе и поражению. И давайте будем честными, приятный сюрприз куда лучше неприятного.
Что, если…
Тогда я буду…
А если…
Тогда вместо этого я буду…
А если…
Нет проблем, мы всегда можем…
Ситуацию, когда ничего нельзя сделать, стоики использовали как важный опыт: часто не удается управлять ожиданиями. Иногда единственный ответ на «что, если…» таков: «Будет трудно, но мы справимся».
Вашим миром управляют внешние факторы. Обещания не выполняются. Вы не всегда получаете то, что заработали, что вам по праву причитается. Не все так гладко и чисто, как в кейсах, которые предлагают в бизнес-школах. Будьте готовы к этому. Нужно идти на компромисс с окружающим миром.
Мы зависим от других людей. Не на каждого можно положиться, как на самого себя (хотя, положа руку на сердце, иногда именно мы являемся худшими врагами самим себе). А это означает, что люди будут совершать ошибки и ломать ваши планы — не всегда, но часто.
Если это удивляет вас каждый раз, то вы не просто станете попадать в беду — вам будет гораздо труднее принять ситуацию и совершить попытку номер два, три, четыре и так далее. Единственное, что можно уверенно гарантировать, — дела пойдут не так. Единственное, что мы можем сделать для смягчения такой ситуации, — предвидеть ее. Поскольку переменные, находящиеся полностью под нашим контролем, — мы сами.
Здравый смысл предлагает нам мудрость:
Опасайся затишья перед бурей.
Надейся на лучшее, готовься к худшему.
Худшее еще впереди.
Перед тем, как станет лучше, будет хуже.
Возможно, вас назовут пессимистом. Вас это трогает? Гораздо лучше выглядеть пессимистом, чем быть застигнутым врасплох. Лучше заранее поразмыслить над тем, что может случиться, нащупать слабые места в своих планах, чтобы правильно воспринять неизбежные неудачи, надлежащим образом на них отреагировать или просто перетерпеть.
Мы довольно легко думаем о грядущих неудачах, когда не боимся их последствий. Мы заранее готовы к беде, когда другие люди не готовы. В таком случае неудача — наш шанс наверстать упущенное. Мы подобны бегунам, которые тренировались на пересеченной местности, — теперь они могут победить спортсменов, которые ожидают, что дистанция проложена по равнине. Конечно же, предвидение не упрощает сложности каким-то волшебным образом. Но мы готовы к реальным трудностям.
В результате своего предвидения мы представляем себе диапазон потенциальных результатов и осознаем, что не все они хороши. Но мы можем приспособиться к любым из них. Мы понимаем, что, возможно, все пойдет плохо. И готовы вернуться к выполнению текущей задачи.
Вы знаете, что хотите выполнить какую-то задачу, и ради этого подключаете время, деньги и связи. Худшее, что может случиться: что-то пойдет плохо и застанет вас врасплох. Почему? Потому что внезапная неудача обескураживает и причиняет боль. Но человек, который заранее просчитал, что могло бы пойти неправильно, не будет застигнут врасплох. Того, кто готов разочароваться, нельзя сильно разочаровать — у него есть сила пережить это. Он вряд ли будет обескуражен, уклонится от стоящей перед ним задачи или сделает ошибку.
Лучше создания вещей в своем воображении только их создание в реальной жизни. Конечно, фантазировать куда веселее, чем разрушать иллюзии. Но какой цели это служит? Только настраивает вас на разочарование. Химеры словно бинты: они доставляют боль, только когда их отрывают.
С помощью предвидения мы получаем время на выстраивание защиты или даже предотвращение беды. Мы готовы уклониться от курса, потому что продумали маршрут отступления. Мы готовы сопротивляться крушению, если дела пойдут не так, как планировалось. Имея предвидение, мы можем выдержать всё.
Мы равно готовы к успеху и неудаче.
Желающего судьба ведет, нежелающего тащит.
Клеанф, греческий философ-стоик
Томас Джефферсон, один из авторов американской Декларации независимости, был спокойным, задумчивым и замкнутым человеком и, как теперь предполагают, имел дефект речи. Во всяком случае, по сравнению с современниками, выдающимися мастерами слова американцем Патриком Генри, британцами Джоном Уэсли, Эдмундом Бёрком, он был ужасно плохим оратором. Однако Джефферсон отдал свое сердце политике и поэтому был вынужден решать — либо учиться говорить красиво, либо смириться.
Он предпочел последнее, а энергию направил на создание письменных текстов. Здесь он нашел призвание. Он обнаружил, что может ясно выражать мысли. К Джефферсону обратились для написания Декларации независимости, он создал один из самых важных документов в истории и стал одним из отцов-основателей США — так называют группу людей, сыгравших ключевую роль в становлении американской государственности.
Джефферсон не был оратором, но признавал, что пишет лучше, чем говорит, и действовал соответствующим образом. То же справедливо и для Томаса Эдисона, создателя фонографа, — он был практически полностью глухим, но большинство людей об этом не подозревали. Или слепая и глухая Хелен Келлер — писательница, лектор и политическая активистка. Принятие своих недостатков вместо раздражения позволили им развить другие чувства, позволявшие адаптироваться к реальности.
С этим не всегда стоит соглашаться, но ограничения в жизни могут быть полезны. Особенно если мы готовы принять их и позволить им направлять нас. Они подталкивают нас и развивают в нас умения, которые иначе были бы недоступны. Мы предпочли бы иметь всё? Конечно, но это от нас не зависит. Как сказал Сэмюэл Джонсон, литературный критик, поэт и подлинный гений, «это ум с большими общими способностями, который случайно обращен в каком-то конкретном направлении».
Такая направленность требует согласия. Требует принятия.
Нам нужно позволять чему-нибудь случаться.
Но я не хочу сдаваться! Я хочу бороться!
Согласитесь, вы не единственный человек, который вынужден принять то, что не особо нравится. Это часть нашей жизни. Если кто-то начнет принимать близко к сердцу сигналы светофора, вы сочтете его сумасшедшим. И тем не менее именно это делает с вами жизнь — она указывает, в каком месте надлежит остановиться. Или сообщает: на следующем перекрестке пробка, а на этой дороге устроен неудобный объезд. Мы не можем пренебрегать фактами (это неразумно) ими спорить с ними — мы просто принимаем их. Это не значит, что они помешают нам добраться до места назначения. Но они заставят нас изменить маршрут и продолжительность поездки.
Когда доктор ставит диагноз или дает какие-то предписания — даже если они вам не нравятся, — как вы поступаете? Соглашаетесь и выполняете. Лечение не обязано быть приятным, но вы понимаете: если отложить или затянуть — будет хуже.
После того как вы отделили то, что зависит от вас, от того, что от вас не зависит (τὰ ἐφ′ ἡμῖν, τὰ οὐκ ἐφ′ ἡμῖν), внимание смещается к тому, что не поддается контролю. Но что вам остается? Только одно — принять.
Выстрел не поразил мишень.
Акции упали до нуля.
Погодные условия нарушили поставки товара.
Скажите вместе со мной: C’est la vie. — Такова жизнь. Все замечательно.
Вы не обязаны справляться или обращать себе на пользу все что угодно. Когда причина проблемы находится не в нас, лучше принять ее и двигаться дальше. Перестать бороться и заключить соглашение. Стоики называли это искусством уступать.
Сразу уточним: это не то же самое, что сдаваться. И это не имеет ничего общего с действием — это для того, что невосприимчиво к действию. Намного проще говорить о том, как все должно быть. Но требуется сила, смирение и воля, чтобы принять окружающее таковым, каково оно на самом деле. Это требует смотреть в лицо неизбежности.
Все внешние события могут быть равно полезными для нас, поскольку мы способны перевернуть их и использовать. Они могут преподать нам урок, который мы так и не собрались бы выучить.
У Фила Джексона, тренера баскетбольного клуба Los Angeles Lakers, обострилась давняя травма бедра, и в 2006 году ему пришлось согласиться на операцию. После нее он оказался в специальном кресле и уже не мог, как раньше, перемещаться вдоль боковой линии и взаимодействовать с командой. Сначала Джексон беспокоился, что это помешает ему управлять игрой. На самом деле он сидел у боковой линии выше скамейки игроков, и это только добавило ему авторитета. Он научился утверждать себя без физического доминирования и подавления, как это происходило раньше.
Но чтобы воспользоваться неожиданно возникшими плюсами, мы должны сначала принять неожиданные минусы — при том, что нам хотелось бы не иметь их вовсе. К сожалению, мы ненасытны. Мы инстинктивно думаем, что по-иному было бы лучше. Начинаем мечтать, что мы предпочли бы, будь у нас выбор. И редко задумываемся, насколько хуже могли сложиться дела.
Ситуация всегда может быть хуже. Не хотим накликать беду, но подумайте над тем, что написано ниже.
Вы потеряли деньги?
Но могли потерять друга.
Потеряли работу?
А если бы руку или ногу?
Потеряли жилье?
Но ведь могли потерять вообще всё.
И тем не менее мы ноем и жалуемся: у нас что-то отняли. Мы по-прежнему не умеем ценить то, что имеем.
Гордыня, лежащая в основе представления, что мы способны изменить все, довольно нова. Сегодня мы можем переслать документы в любую точку мира за считаные секунды, можем разговаривать с любым человеком, где бы он ни находился, и видеть его, как будто находимся в одной комнате, с точностью до минут предсказывать дождь, очень легко поверить, что природа покорена и подчиняется нашим капризам. Естественно, это не так.
Люди не всегда думали, как мы. Древние (и даже те, кто жил позже) произносили слово «судьба» куда чаще, чем мы, поскольку были лучше знакомы с капризами и случайностями мира. События считались «волей божьей». Судьбу определяли мойры — богини, которым подчинялись жизнь и участь людей, часто без их особого согласия.
В письмах писали Deo volente — «с божьего изволения». Ибо кто знает, что произойдет?
Джордж Вашингтон отдал американской революции все, что имел, а затем сказал: «Всё в руке Господа». Генерал Эйзенхауэр писал жене накануне высадки союзников на Сицилии: «Сделано все, о чем мы могли подумать, войска готовы, все делают всё возможное. Остальное в руках божьих». Эти парни не были склонны пренебрегать деталями, но понимали — случится то, что случится. Из этого они и исходили.
Пора стать достаточно смиренными и гибкими, чтобы признать это и в нашей жизни. Всегда есть кто-то или что-то, способное изменить планы. И это не мы. Как говорится, «человек предполагает, а бог располагает».
Судьбе было угодно.
По воле небес.
Природа распорядилась.
Законы Мерфи.
Какую версию вы ни предпочтете — смысл один. Не так много изменилось с давних времен — древние просто больше признавали волю судьбы. Если уж мы сравниваем нашу жизнь с игрой, то придется использовать те карты, которые розданы. Или играть с теми очками, что выпали на костях. А гольфист сказал бы: «Играй мяч, как он лежит», — таково первое и незыблемое правило этой аристократической игры.
Жизнь предоставляет массу возможностей, массу способов оставить след — достаточно принимать людей и события такими, каковы они есть. Если события влекут вас, следуйте за ними, как вода стекает с холма — она ведь обязательно окажется у подножия, не так ли?
Поскольку вы достаточно сильны, чтобы пережить все, что случается, и в любом случае ничего не можете сделать, смотрите на достаточно масштабную картину в течение длительного времени, и всё, что вам придется принять, всего лишь незначительный всплеск на пути к вашей цели.
Мы равнодушны, и это не слабость.
Как когда-то сказал английский философ Фрэнсис Бэкон, чтобы повелевать природой, нужно ей покориться.
Моя формула для величия человека есть amor fati: не хотеть ничего другого ни впереди, ни позади, ни во веки вечные. Не только переносить необходимость, но и не скрывать ее… любить ее.
Фридрих Ницше
Однажды 67-летний Томас Эдисон вернулся домой раньше обычного. А после ужина в дом влетел человек: в лаборатории пожар! На подмогу в деревушку Менло-Парк уже примчались из близлежащих городков восемь пожарных расчетов, но справиться с огнем не получалось. Лаборатории и организованному промышленному производству было почти четыре десятка лет, на протяжении которых здесь проводились самые разные опыты, в том числе и с горючими химикатами. Зеленые и желтые языки пламени вырывались из окон, угрожая дотла уничтожить империю, строительству которой Эдисон посвятил свою жизнь.
Ученый спокойно, но быстро приблизился к пожару, пробившись сквозь толпу зевак и удрученных сотрудников. Подошел сын, Томас-младший, и отец сказал с детским восхищением: «Зови мать и ее подруг. Такого пожара они никогда больше не увидят».
Что?!
Изобретатель велел сыну не беспокоиться: «Мы просто избавились от лишнего мусора». Такая реакция удивительна, но если задуматься, то другой и быть не могло. Что Эдисон мог сделать? Разрыдаться? Разозлиться? Бросить все и отправиться домой? И чего бы он этим достиг?
Вы знаете ответ: ни-че-го. Поэтому он и не стал тратить время. Чтобы делать великое, нужно уметь переживать трагедии и неудачи. Любить то, что делаем, и то, что это влечет, — хорошее или плохое. Научиться находить радость в любом происходящем событии.
Конечно, в зданиях Эдисона был не только «мусор». В золу превратились бесценные записи и модели — пропали результаты многих лет исследований. Здания построили из огнестойкого бетона, но и он может сгореть, как выяснилось. К тому же строения были застрахованы лишь частично, и Эдисону и инвесторам возместили только треть ущерба.
Тем не менее изобретатель не был убит обрушившимся на него горем. Напротив, он воодушевился. Уже на следующий день сказал репортеру, что еще достаточно молод, чтобы начать заново: «Я пережил много подобных неприятностей. Они не дают скучать».
За три недели фабрику частично восстановили, и она заработала. Через месяц работники трудились в две смены, выдавая новую невиданную продукцию. Несмотря на потерю почти миллиона долларов ($23 миллиона в сегодняшних ценах), Эдисон благодаря своей энергии заработал в том году около $10 миллионов (в переводе на современные деньги — больше $200 миллионов). Он не только пережил серьезную катастрофу, но и восстановился, и эффектно на нее ответил.
Следующий шаг после того, как мы отбрасываем ожидания и принимаем происходящее, после понимания, что мы не всё (особенно плохое) можем проконтролировать, таков: полюбить все, что случается с нами, и принять это с неизменной радостью.
Это превращение того, что мы должны делать, в то, что мы делаем. Мы вкладываем свою энергию, эмоции и усилия, и они дают реальный результат. Мы говорим себе:
Тут надо что-то делать или смиряться? Я одинаково рад и тому, и другому.
Джеймс Джеффрис, великий белый боксер-супертяж, уже шесть лет как не выступал. И вдруг его пригласили на бой против Джека Джонсона, первого чернокожего чемпиона мира среди профессионалов — надо было наказать наглеца. Против Джонсона были и достойный противник, и зрители, но Джек наслаждался каждой минутой. Он улыбался, шутил, играл весь 15-раундовый поединок. А почему бы нет? В любой другой реакции нет никакого смысла. Ненависть за ненависть? Ожесточение было бременем толпы, и Джонсон отказался идти по этому пути.
Не то чтобы он терпел издевательства — просто вокруг них он выстроил план боя. На каждое ядовитое замечание из угла Джеффриса он отвечал ударом по сопернику. На каждую грязную выходку Джонсон реагировал насмешкой и нападением, но при этом не терял хладнокровия. Удачный удар рассек ему губу, но он продолжал улыбаться — кривой, чудовищной, кровавой, но все равно веселой улыбкой. С каждым раундом он выглядел все счастливее и дружелюбнее, а Джеффрис все больше злился и уставал, теряя волю к борьбе. Впервые за карьеру он оказался в нокдауне, а в 15-м раунде бой был остановлен. Джек Джонсон победил. У Джеффриса это был последний официальный бой.
В худшие моменты жизни представляйте Джонсона — спокойного, контролирующего ситуацию, искренне наслаждающегося возможностью проявить себя, показаться людям — и неважно, желают они ему успеха или нет. Каждое замечание получало адекватный ответ — соперник сам рыл себе могилу. Джеффрис оказался на полу, и в силе Джонсона сомнений не осталось.
Тот бой описал романист и журналист Джек Лондон:
«Никто не понимает его, этого человека, который улыбается. История этого боя — это история улыбки. Если какому-нибудь человеку и случалось побеждать чем-то не более утомительным, нежели улыбкой, то это сделал сегодня Джонсон».
«Этот человек» — мы. Или, скорее, мы можем уподобиться ему, если станем стремиться к этому. Мы ведем собственную борьбу со своими препятствиями и способны делать это с непременной улыбкой (огорчая тем самым людей или препятствия, которые пытаются огорчить нас). Мы можем быть Эдисоном, который не жалуется на судьбу во время пожара, а радуется эффектному зрелищу. И начинает на следующий день восстанавливать фабрику, возвращая утраченное. Ваши препятствия могут оказаться не столь суровыми. Но они серьезны и вам неподконтрольны. Поэтому оправданна единственная реакция — улыбка.
Стоики предлагали: жизнерадостность в любых ситуациях, особенно в плохих. Кто знает, слышали ли Эдисон и Джонсон этот совет, но они ему последовали. Научиться не метаться и не стонать из-за того, что все равно от вас не зависит, — дело важное. Безразличие и принятие определенно лучше, чем разочарование и злость. Мало кто это понимает и использует. Но это только первый шаг. Лучше всего — любовь ко всему, что происходит с нами, в каждой ситуации.
Цель такова:
Нет. Я не против этого.
Нет. Думаю, мне это нравится.
Да. Я очень рад этому.
Потому что если это случилось, то это должно было случиться, и я рад, что это произошло, когда произошло. Я должен сделать максимум возможного в этой ситуации.
Действуйте именно так.
Нам не дано выбрать, что с нами произойдет, но мы всегда можем выбрать свое отношение к происходящему. Так почему бы нам не выбрать хорошее? Мы выбираем для себя. Если что-то неизбежно должно случиться, наш ответ должен быть таков: amor fati — любовь к судьбе.
Не тратьте время, оглядываясь на ожидания. Смотрите вперед, и смотрите с надменной усмешкой.
Пример Джонсона и Эдисона важен, поскольку они не были пассивны. Они не просто перетерпели и смирились с неприятностями. Они приняли то, что с ними произошло. Им это понравилось.
Я знаю, что несколько неестественно ощущать благодарность к обстоятельствам, которые для нас вообще нежелательны. Но мы уже знаем о возможностях и выгодах, заключенных в невзгодах. Знаем, что, преодолев их, мы становимся сильнее, проницательнее, увереннее в себе. Нет особого смысла откладывать такие ощущения, если потом все равно придется признать, что все было к лучшему, что можно было испытывать эти ощущения и раньше, раз уж все равно произошло неизбежное.
Вы любите препятствия, поскольку все они — топливо. Но вам не просто хочется источника энергии — он вам необходим. Вы без него никуда. Без него нельзя ничего сделать. Так что будьте благодарны за него.
Речь не о том, что хорошее всегда перевесит плохое, — ничто не дается само собой. Но в плохом всегда есть хорошее — даже если это на первый взгляд малозаметно.
И мы можем найти это и радоваться ему.
Джентльмены, я все тверже убеждаюсь в верности плана. Повторяю, сейчас я укрепляюсь в отношении этого плана.
Сэр Уинстон Черчилль
Одиссей покинул Трою и отправился домой, на Итаку. Он воевал уже 10 лет. Если бы он знал, что его ждут еще десять лет скитаний! Что, когда он наконец доберется до родных берегов, где ждут жена и сын, его унесет ветром обратно в море. Одиссею предстояло столкнуться со штормами, искушениями, циклопами, смертельно опасными водоворотами и шестиглавым монстром. Семь лет он проведет в плену и пострадает от гнева Посейдона. А по возвращении на Итаку окажется, что его царство и жену пытаются прихватить соперники. Как он прошел через это? Как герой смог возвратиться, несмотря ни на что? Изобретательность, конечно. А еще хитрость, лидерские качества, дисциплина и мужество. Но прежде всего — упорство.
Мы говорили об Улиссе Гранте, который воспользовался рекой, чтобы взять сухопутную крепость Виксберг. Это упорство. Одиссей перед воротами Трои перепробовал все способы, прежде чем придумать троянского коня — упорство. Всё направлено на решение одной задачи — пока она не поддастся.
Но десять лет испытаний, разочарований и ошибок; попытки хоть чуть-чуть приблизиться к дому немедленно обеспечивали массу новых проблем. Готовность вынести все наказания, на которые обрекли вас боги. Мужество и стойкость, чтобы справиться с ними и вернуться на Итаку. Это больше, чем настойчивость. Это упорство.
Настойчивость — это попытки решить трудную задачу с упрямой решимостью: колотить, пока не сломается. И настойчивыми можно назвать многих. Но упорство — это больше. Это долгая игра, то, что происходит не только в первом раунде, но и во втором, и в каждом последующем; а затем еще один бой, и еще один — до самого конца.
У немцев есть слово Sitzfleisch — усидчивость. То есть выносливость — прилипнуть к стулу и не вставать, пока всё не закончится.
Жизнь — это не одно препятствие, а множество. Нам нельзя близоруко зацикливаться на одной грани проблемы. Нам нужна решительность, чтобы попасть туда, куда нам надо, — любым образом. И ничто нас не остановит.
Мы преодолеем все препятствия. Их будет в жизни много, но мы добьемся результата. Настойчивость — это действие. Упорство — это вопрос воли. Первое — энергия, второе — выносливость.
И конечно же, они работают совместно. Теннисон, любимый поэт королевы Виктории, писал:
…Сердца героев
Изношены годами и судьбой,
Но воля непреклонно нас зовет
Бороться и искать, найти и не сдаваться.
Проявлять настойчивость и упорство.
На протяжении истории человечество создало множество стратегий, позволяющих преодолевать проблемы отдельных людей и целых групп. Иногда решения представали в виде технологий, иногда они были насилием, а иногда — радикально новым способом мышления, который все менял. Мы видели много примеров. Но всегда одна стратегия оказывалась эффективнее прочих — с ее помощью удавалось добиться большего. Она работает в хороших, плохих, опасных и даже с виду безнадежных ситуациях.
Антонио Пигафетта, будучи в кругосветном путешествии спутником Магеллана, описывал его выдающиеся качества. И говорил он не о мастерстве морехода. Пигафетта утверждал: секрет успеха Магеллана в том, что он лучше других терпит голод. В мире гораздо больше неудач происходит из-за проблем с волей, чем от каких-то объективных внешних событий.
Упорство. Сила целеустремленности. Неукротимая воля. Эти черты когда-то отличали американскую ДНК, но со временем несколько ослабели. В 1841 году Ральф Эмерсон, эссеист, писал:
«Нашим молодым людям не везет с первой попытки, и они уже впадают в уныние; не повезет с первого шага новичку-купцу, и добрые люди твердят: он разорился! Если самый дивный гений, когда-либо сидевший на школьной скамье, не имеет через год после учебного курса порядочного места в Бостоне или в Нью-Йорке, то и приятелям его, и ему самому уже чудится, что следует сложить крылья и горевать всю остальную жизнь».
Представьте, что он написал это сейчас. Что он сказал бы о вас?
Большая часть людей моего поколения после колледжа вернулась к родителям. Безработица среди них вдвое превышает средний уровень по стране. Исследование Мичиганского университета 2011 года показало: многие выпускники даже не пытаются научиться водить машину. Они говорят: если на дороге пробки, то зачем получать права, которые все равно бесполезны?
Мы ноем, когда дела идут не по-нашему. Мы сокрушаемся, когда не сбывается то, что нам «обещано», — даже если этому не дали случиться. Вместо дела мы сидим дома и играем в видеоигры, путешествуем или, что еще хуже, платим за дальнейшее обучение с помощью очередного кредита, который придется отдавать. А потом удивляемся, почему нам не становится лучше.
Было бы куда разумнее следовать примеру, описанному Эмерсоном. Пробовать не что-то одно, а «все профессии — рабочего, фермера, торговца, владельца школы, проповедника, редактора газеты, конгрессмена и так далее, год за годом, и всегда, подобно кошке, падать на лапы».
Это упорство. Эмерсон говорил, что «с ощущением уверенности в себе появятся новые силы». В упорстве хорошо то, что остановить его может только смерть. Как утверждал Бетховен, для человека с талантом и желанием трудиться не существует никаких преград.
Мы можем двигаться в обход, потерпеть неудачу или отступить. Мы можем решить, что динамика и поражение не исключают друг друга — но движение вперед возможно, даже если нам перекрыли какое-то конкретное направление. Наши действия можно стеснить, но волю — нет. Наши планы (и даже наши тела) можно разрушить. А убеждения? Неважно, сколько раз нас отбросили назад — только мы решаем, не попробовать ли еще раз. Или пойти другим путем. Или, на худой конец, принять эту реальность и поставить новую цель.
Если вдуматься, решимость несокрушима. Ничто, кроме смерти, не может помешать вам пользоваться правилом Черчилля — «продолжай двигаться». Отчаяние? Это ваше дело. Если вы выбрасываете белый флаг, вам некого винить. Мы не управляем преградами и людьми, которые их перед нами воздвигают. Но мы управляем собой, и этого достаточно.
Настоящая угроза для решимости — не то, что произойдет с нами, а мы сами. Зачем вы становитесь злейшим врагом самому себе?
Держитесь и упорствуйте.
Задача человека — делать все возможное, чтобы в мире стало лучше жить, причем всегда помнить, что результаты этих усилий будут бесконечно малыми, и всегда заботиться о своей душе.
Лерой Перси, американский юрист, плантатор и сенатор
Пилота Джеймса Стокдэйла сбили в Северном Вьетнаме в 1965 году. Он успел раскрыть парашют и несколько минут до земли размышлял, что его ждет внизу. Плен? Однозначно. Пытки? Вероятно. Смерть? Возможно. Никто не знал, сколько все это продлится и увидит ли он снова свою семью и дом. Но в миг, когда Стокдэйл приземлился, размышления прекратились. Он не может думать о себе — у него есть цель.
Десятью годами ранее, во время Корейской войны, уродливые стороны инстинкта самосохранения вылезли из американских солдат во всей красе. В ужасных ледяных лагерях военнопленных каждый был сам за себя. Желание выжить заставляло запуганных до смерти заключенных драться и даже убивать таких же солдат — оно не было направлено на то, чтобы сражаться с противником или организовать побег.
Стокдэйл во Вьетнаме служил в морской авиации и был в звании коммандера. И он знал, что, попав в плен, окажется самым высокопоставленным офицером флота, когда-либо захваченным вьетнамцами. И еще он сознавал, что не может ничего сделать. Однако в качестве старшего офицера он мог бы обеспечить руководство и поддержку коллегам по заключению (среди них, кстати, оказался будущий сенатор Джон Маккейн). Он мог не допустить повторения корейской истории, но при этом помогать своим людям и руководить ими — и этим определялась его зона ответственности. Он занимался этим больше семи лет, из которых два года провел в одиночке в ножных кандалах.
Стокдэйл относился к своим обязанностям всерьез. В какой-то момент он был близок к самоубийству — но не ради прекращения своих страданий, а в знак протеста. Другие солдаты простились на той войне с жизнью. Он не опозорит их память и принесенную ими жертву, он не позволит использовать себя в качестве инструмента. Он убьет себя, но не станет вредить другим людям — пусть даже против собственной воли, чем бы ни угрожали ему надзиратели.
Но он был живым человеком. И люди вокруг него тоже. Первое, что он сделал, — отказался от всех представлений о том, что происходит с людьми, когда из них многочасовыми пытками выбивают информацию. Он создал в лагере сеть поддержки солдат, которые стыдились того, что их сломали. Он говорил: мы вместе. Он предложил им лозунг: Unity over Self. Получалось: U.S. — Соединенные Штаты, или Единство выше «я».
Джон Маккейн расценивал происходящее так же, как и Стокдэйл, и так же был готов вынести неописуемые пытки по тем же причинам. Надеясь запятнать военную славу семьи Маккейна, вьетконговцы не раз предлагали ему освобождение и возможность вернуться домой. Он не соглашался. Он не мог отступиться, несмотря на личную заинтересованность. Он предпочел остаться и обрек себя на пытки.
Эти два человека не были фанатиками — они сомневались в целесообразности войны во Вьетнаме. Но у них была зона ответственности — их люди. Они заботились о других заключенных и черпали силу в том, что ставили чужое благополучие выше собственного.
Будем надеяться, вы никогда не окажетесь в лагере для военнопленных. Но мы живем в сложных экономических условиях, а они могут иногда создавать ощущение безнадежности.
Вы молоды, вы не были причиной, это не ваша вина. Мы все в этой передряге. Но от этого только проще потерять чувство собственного «я», не говоря уже об ощущениях других людей. Проще думать в глубине души: мне плевать на других, надо заботиться о себе, пока не поздно. Особенно когда руководители вашего сообщества показывают: именно так они относятся к вам, когда дело принимает крутой оборот. Но вы откажитесь. Именно в этот момент мы должны показать нашу силу воли.
Несколько лет назад, в разгар финансового кризиса, художник и музыкант Генри Роллинз сумел выразить этот человеческий долг лучше, чем тысячелетние религиозные учения:
«Люди готовы отчаяться. Они могут демонстрировать вам не лучшие свои стороны. Но вы никогда не должны опускаться до уровня тех, кто вам не нравится. Сейчас самое время иметь внутренний моральный и гражданский стержень. Иметь моральный и гражданский компас. У вас, молодых, есть прекрасная возможность быть героями».
Вам не нужно быть мучеником. Когда мы сосредоточены на других, помогаем им или просто показываем хороший пример, растворяются наши собственные страхи и неприятности. У нас не остается на них времени. Общая цель дает нам силу. Желание сдаться или поступиться принципами внезапно ощущается более эгоистичным, когда мы думаем о людях, которых затронет такое решение. Но то, что препятствия вызывают у нас скуку, ненависть, разочарование или замешательство, не означает, что такие же чувства возникнут у других.
Когда мы застреваем на какой-то неразрешимой или невозможной задаче, один из лучших способов создать новые возможности или пути для движения — это подумать: я не могу решить проблему для себя, но могу ли я сделать лучше для других? Представим на мгновение, что для себя вы не можете сделать ничего. Но вдруг можно использовать ситуацию на благо другим? Как нам извлечь из событий что-то хорошее? Если не для себя, то для семьи, подчиненных или тех, кто может впоследствии попасть в сходную ситуацию. Что точно не поможет другим, так это эгоизм. Почему это происходит со мной? Что мне со всем этим делать?
Вы удивитесь, насколько меньше безнадежности будете ощущать, когда придете к такому заключению. Поскольку теперь у вас будет что делать. Как и у Стокдэйла — у вас появится цель. Вместо ослепляющей бесполезности у вас найдутся приказы по совершению необходимых действий.
Прекратите усложнять ситуацию, думая: «Я, я, я». Прекратите ставить перед событиями это опасное «я». Я делал это. Я был таким умным. Я обладал этим. Я заслуживаю лучшего. Неудивительно, что вы несете потери, неудивительно, что ощущаете себя одиноким, ведь вы раздуваете собственную важность и преувеличиваете свою роль.
Начните думать: единство выше «я». Мы вместе.
Даже если мы не можем нести груз всю дорогу, мы можем попробовать, ухватившись за тяжелый конец. Мы будем помогать другим. И помогать себе, помогая им. Становясь лучше, обретая благодаря этому смысл.
В источник силы можно обратить все, сквозь что вы идете, все, что вас держит или стоит на вашем пути, — если вы будете думать не о себе, а о других. У вас не останется времени на собственные страдания, поскольку вы сосредоточитесь на страданиях других людей.
Гордость можно сломать. Выносливость имеет свои пределы. А желание помогать? Ни суровость, ни лишения, ни страдания не способны помешать состраданию к другим людям. Сострадание есть всегда. Чувство локтя тоже. Это сила воли, которую нельзя отнять, от нее можно только отказаться.
Прекратите делать вид, что вам преградило путь что-то особенное или несправедливое. Что ваши неприятности — вне зависимости от их сложности — это какое-то уникальное бедствие, подобранное исключительно для вас. Это просто то, что есть.
Подобная близорукость нам только вредит, поскольку убеждает: мы центр вселенной. В действительности же за пределами нашего опыта существует мир, в котором люди видели и худшее. В нас нет ничего особого или уникального. Все мы в различные моменты жизни сталкиваемся со случайными и часто непостижимыми событиями.
Напоминайте себе об этом — и вы потеряете еще немножко эгоизма.
Вы всегда можете вспомнить, что десять, сто, тысячу лет назад кто-то, похожий на вас, точно так же стоял там же, где стоите вы, и испытывал сходные ощущения, борясь с такими же мыслями. Тот человек понятия не имел о вашем существовании, но вы знаете о нем. Пройдут столетия, и кто-то окажется в вашем нынешнем положении.
Приветствуйте эту силу, это ощущение принадлежности к целому. Дайте будоражащей мысли окутать вас. Все мы просто люди, делающие то, что можем. Все мы просто пытаемся выжить и при этом сделать мир чуточку лучше. Помогите другим людям, внесите свой вклад во вселенную, прежде чем она поглотит вас, и будьте счастливы этим. Протяните руку. Будьте сильным для других, и это сделает сильнее вас.
Если человек знает, что его через две недели повесят, это помогает собраться с мыслями.
Сэмюэл Джонсон, поэт эпохи Просвещения
Французский дворянин Мишель де Монтень в 1569 году упал с лошади, и его сочли мертвым. Когда друзья несли разбитое и безжизненное тело домой, Монтень наблюдал, как жизнь ускользала из его физического «я» — без боли, но почти незаметно, держась лишь на «кончиках губ». Но в последнюю секунду жизнь вернулась.
Этот потрясающий, необычный опыт ознаменовал момент, когда Монтень изменил свою жизнь. За несколько лет он стал одним из самых знаменитых писателей в Европе. После этого случая он стал писать популярные эссе, отработал два срока мэром Бордо, ездил за границу и был доверенным лицом короля. Эта история стара как время. Человек, который почти умер, находит какие-то резервы и возвращается в мир совершенно другим, лучшим. Это и произошло с Монтенем. Заглянув в глаза к смерти, он стал энергичнее и любопытнее. Больше не стоило бояться — впереди ждало облегчение и даже какое-то вдохновение.
Смерть не делает жизнь бессмысленной; скорее, она придает целеустремленность. И, к счастью, нам незачем подходить близко к краю, чтобы обрести такую энергию.
В эссе Монтеня мы находим подтверждение, что можно размышлять о смерти и собственной смертности и не быть при этом психически нездоровым или депрессивным. Фактически такой опыт дал писателю уникальные отношения с собственным существованием и ощущение ясности и благодушия, которые сопровождали его с тех пор до конца. Это обнадеживает: значит, можно относиться к ненадежной шаткости жизни с жизнерадостностью и силой.
Наш страх перед смертью — препятствие. Он формирует наши решения, наши взгляды и наши действия. Но Монтень всю оставшуюся жизнь мог размышлять о том моменте, воссоздавая в сознании тот миг близости к смерти. Он изучал смерть, обсуждал ее, узнавал о ее месте в различных культурах. Например, Монтень писал о древней игре, участники которой по очереди держали картину с изображением трупа в гробу и провозглашали тост: «Пей и веселись, ибо, когда умрешь, ты будешь таким же».
Чуть позже у Шекспира в «Буре» один из персонажей возвращается домой, «чтоб на досуге размышлять о смерти». В каждой культуре есть свой способ обучать одному и тому же: memento mori, как напоминали себе римляне. Помни о смерти. Кажется странным, что мы забываем о ней, и приходится об этом напоминать, но дело обстоит именно так.
Частично причина многочисленных проблем с принятием смерти состоит в том, что наши отношения с собственным существованием совершенно запутаны. Мы можем этого не говорить, но в глубине души действуем и ведем себя так, будто мы неуязвимы. Как будто невосприимчивы к испытаниям и невзгодам смерти.
Это может случиться с другими, а не со мной. У меня еще много времени.
Мы забываем, насколько мала наша власть над жизнью.
В противном случае мы бы не зацикливались на мелочах, не пытались прославиться, не старались заработать больше, чем можем потратить за всю жизнь, и не строили бы планы на отдаленное будущее. Смерть все это аннулирует. А перечисленное подразумевает, что смерть нас не коснется — по крайней мере, пока мы этого не захотим. Как писал английский поэт Томас Грей, «и путь величия ко гробу нас ведет».
Неважно, кто вы и сколько вам осталось, если где-то есть человек, который убьет вас за тысячу долларов, за горсточку наркоты или просто потому, что вы попались на его пути. Автомобиль может сбить вас на перекрестке, раскроив вам череп. И все будет кончено. Сегодня, завтра, когда-нибудь вскоре.
Известен банальный вопрос: «Что вы изменили бы в своей жизни, если доктор сообщил бы, что у вас рак?» И после своего ответа мы неизменно утешаем себя одной и той же коварной ложью: «Ну слава богу, у меня нет рака». Но ведь на деле нам всем поставлен диагноз: смерть. Приговор уже вынесен. С каждой секундой уменьшаются шансы, что мы будем живы завтра. Нечто приближается, и не в наших силах это остановить. Будьте готовы к тому, что принесет завтрашний день.
Вспомните «Молитву о душевном покое». Если что-то зависит от нас, то на это стоит тратить все силы и энергию. Смерть не относится к таким вещам — мы не знаем, сколько проживем и когда она явится за нами. Однако размышлять о своей смертности и осознавать ее — значит создавать себе перспективу и заставлять себя действовать. При этом незачем впадать в депрессию. Ведь это вдохновляет.
Вместо отрицания смерти или, что хуже, страха перед ней, мы можем принять ее. Когда мы напоминаем себе, что умрем, это помогает относиться к отведенному нам времени как к дару. На пороге своего срока никто не станет пытаться сделать невозможное или тратить время на жалобы, что жизнь не такая, как ему хотелось бы.
Человек выясняет, что ему нужно сделать, и совершает это, успевая уложить в отведенный срок как можно больше. Когда этот момент наступит, он знает, что сможет сказать: «Да, хотелось бы пожить немножко подольше, но я немало сделал из того, что было дано, так что и так неплохо вышло».
Несомненно, смерть — всеобщее и самое универсальное из всех возможных препятствий. И против нее мы можем сделать меньше всего. В лучшем случае надеяться на отсрочку — но даже в этом случае все равно окажемся побежденными.
Это не значит, что жить не имеет смысла. Но в тени смерти проще расставлять акценты. Милосердие, признательность, принципы — все встает на свои места. Почему вы плохо работаете? Почему ощущаете страх? Почему позволяете падать себе и другим? Жизнь достаточно скоро закончится; смерть упрекает нас: ведь можно жить правильно.
Мы можем приспособиться к смерти и свыкнуться с нею — этим итоговым и самым смиряющим фактом в жизни — и найти утешение в осознании, что в жизни даже близко нет ничего столь же трудного.
Если даже собственная смерть может дать какие-то плюсы, то как утверждать, что нельзя извлечь пользу из любых других препятствий на вашем пути?
Счастливы будьте, друзья! Ваша доля уже завершилась;
Нас же бросает судьба из одной невзгоды в другую.
Вергилий
Великий закон природы состоит в том, что она никогда не останавливается, — конца нет. Когда вы думаете, что успешно преодолели одно препятствие, возникает другое. Но именно поэтому жизнь и интересна. И, как вы теперь знаете, поэтому и возникают возможности.
Жизнь — это процесс разрушения преград. Укрепленных рубежей, которые нужно взять. Каждый раз вы чему-то учитесь. Каждый раз будет прибавлять вам сил, мудрости и широты взглядов. Каждый раз будет чуть-чуть уменьшаться конкуренция. Пока не останетесь только вы — в улучшенном варианте самого себя.
Как гласит гаитянская пословица, за горами — горы.
Рай — это миф. Никто не преодолевает препятствий, чтобы попасть в место без препятствий. Напротив, чем большего вы достигаете, тем больше преград появляется на вашем пути. Всегда будет еще больше препон, еще больше проблем. Вы всегда будете двигаться в гору. Привыкните к этому и учитесь этому.
Важно знать: жизнь — марафон, а не спринт. Сохраняйте энергию. Поймите, что любое сражение — всего лишь одно из многих, и каждое из них можно использовать для того, чтобы было легче в последующих. Еще важнее то, что в перспективе вы должны увидеть всё разом.
То, что вы преодолели одно препятствие, говорит, что вы достойны следующего. Кажется, мир воздвигает их перед вами, когда понимает, что вы можете их одолеть. И это хорошо, поскольку с каждой попыткой мы становимся лучше.
Не тревожьтесь. Не беситесь. Будьте энергичны и изобретательны. Всегда действуйте осмысленно. Никогда не пытайтесь сделать невозможное — но делайте всё возможное.
Просто переворачивайте препятствия, которые воздвигает жизнь. Становитесь лучше, несмотря на них, благодаря им.
И не надо больше бояться.
Бодро, радостно и нетерпеливо ждите следующего раунда.