7
Побратимство

★

Я не буду раскрывать все подробности того, как и когда мы встретились и стали друзьями и братьями. Наша дружба многое почерпнула (и я имею в виду не только алкоголь!) из ночных посиделок в барах отелей и ресторанах по всей стране. Помимо всего прочего, нас роднил инстинкт соперничества. Языком нашего общения был английский, на котором ваше имя — Win — означает «победа». Соперничество между нами находило выражение в бесчисленных бильярдных партиях, сыгранных в прокуренных лобби, раундах настольного тенниса в густом пивном перегаре и импровизированных футбольных матчах на парковках — по вашему настоянию. При этом вы всегда были одеты в офисную рубашку и кожаные туфли. На стрельбище у нас был выбор: пневматическая винтовка, пистолет, модифицированный АК-47 и живые курицы. Победа или смерть.

Вы: Он всего лишь обычный нон тэги  из Норвегии.

Я: Сами вы Великий корейский нон тэги. А я — Нор Вег Видэхан Ноль Сэ.

Я сознательно употребляю слово видэхан, которое входит в состав одного из титулов Ким Ир Сена — видэхан сурён, Великий вождь — знакомого каждому жителю Северной Кореи. До сих пор это всякий раз вызывало ответную улыбку или смех. В мой прошлый приезд сюда я рискнул положиться на то, что в остальном весьма подкованный таможенный инспектор в аэропорту Пхеньяна никогда не слышал о Джордже Оруэлле, и — как вы наверняка помните — сумел ввезти в страну экземпляр его книги «Все искусство является пропагандой» (All Art is Propaganda). (Не волнуйтесь, я увез его обратно!) Честно говоря, я всерьез подумывал о том, чтобы привезти и «1984», но потом сообразил, что дизайн обложки той книги, что имелась у меня дома, слишком легко преодолел бы языковой барьер (глаз Большого брата, окруженный красными звездами и колючей проволокой на беспросветно черном фоне).

Как бы то ни было, Джордж Оруэлл и Северная Корея так часто упоминаются в одном контексте у меня на родине, что не так давно я взял книжку с полки — двадцать лет спустя после того, как прочел ее впервые. Уже на второй странице мы встречаем главного героя и антигероя романа — чиновника по имени Уинстон Смит: «Он отошел к окну; невысокий тщедушный человек, он казался еще более щуплым в синем форменном комбинезоне партийца» .

Вы — невысокий худощавый мужчина немного за сорок, и, хотя не носите синий форменный комбинезон, на вас всегда надета столь же универсальная, обезличивающая униформа, характерная для госслужащих во всем мире: белая рубашка, галстук и костюмные брюки, болтающиеся на тощем, как у бездомного пса, теле. Win-ston. Win-dow . Win-dongji. Мое окно в Северную Корею. Как и Уинстон у Оруэлла, вы — типичный представитель «внешней партии», идеологического «среднего класса», стоящего на промежуточной ступени между таинственной и всемогущей «внутренней партией» и огромным молчащим (не факт, что добровольно) большинством рабочих, крестьян и люмпен-пролетариата — или «пролов», как их называет Уинстон.

У себя на родине я, как и вы, принадлежу к «внешней партии» общества. Мы, художники — я примеряю на себя это слово крайне неохотно, в отсутствие более подходящей альтернативы, — наряду с учеными, журналистами и прочими представителями «среднего класса» иногда обладаем некоторой поверхностной властью над сердцами и умами наших соотечественников. Мало кому из нас удалось обзавестись состоянием и тем более политическим весом, но искусство и культура в своих лучших (а порой и худших) проявлениях могут оказывать определенное влияние на общественное мнение («пролов»). Поэтому нам приписывают (или же мы сами себе приписываем) некий духовный аристократизм, который кое-кто называет «культурным капиталом». Этот культурный капитал (к сожалению) совершенно нематериален и представляет символическое богатство, измеряемое в весьма приблизительных и очень зависящих от конъюнктуры величинах. Кроме того, он ценен лишь для того, кто в него верит, — как, впрочем, и другие виды валют. В общем, саммиты в Брюсселе и Давосе — это не для нас. Да они нам и не нужны. Нам достаточно той небольшой власти, которой мы обладаем в рамках своей ответственности, так что у настоящих властей нет причин принимать нас всерьез. Другими словами, в социальной иерархии я занимаю приблизительно ту же позицию между «внутренней партией» и «пролами», что и вы.

Ваша голова кажется слишком большой для худого тела, а лицо не отличается ни особенной красотой, ни уродством. Кожа зимой приобретает желтовато-землистыи цвет, но летом, после нескольких недель «добровольной» работы в полях, покрывается коричневым загаром. Все жители Северной Кореи, за исключением принадлежащих к «внутренней» партии», регулярно участвуют в таких «субботниках». В течение всего нашего знакомства ваши волосы год за годом редели, постепенно уступая место растущей лысине, но все время оставались угольно-черными, как у подростка. Я далеко не с первого визита в КНДР заметил, что здесь практически нет седых людей — независимо от возраста.

Ваш смех напоминает звук камешков, которые трясут в жестяной коробке, — резкие, лающие звуки, исходящие из самого нутра и до боли напоминающие кашель курильщика. Учитывая, что вас редко можно застать без тлеющей (крепкой, северо-корейской) сигареты, поразительно, что вы ни разу на моей памяти не жаловались на проблемы с бронхами. Подозреваю, что ваши легкие расстались с последними ресничками много лет назад.

В целом вы чем-то неуловимо напоминаете классического антигероя — причем сразу и аутсайдера, за которого публика болеет в борьбе против власть имущих, и мелкого негодяя с золотым сердцем. Когда ваши лицевые мускулы в кои-то веки разглаживаются, вы выглядите слегка меланхолично. Я бы не назвал вас «грустным клоуном», скорее вы — молодая азиатская версия Гарри Дина Стэнтона  (поверьте, этот человек — эталон для сравнения). Сами вы зовете себя лисом, и тут я более или менее согласен. Гибрид лиса с уличным котом.

Министерство, в котором вы служите, — главное оружие Северной Кореи в политике мягкой силы, его основная задача заключается в развитии сотрудничества с окружающим миром в целом ряде областей, но в первую очередь культурных связей в самом широком понимании. Я сильно подозреваю, что министерство больше всего хотело бы всю свою деятельность свести к тому, чтобы просто посылать северокорейских артистов — акробатов, музыкантов-виртуозов, гимнастов и прочих вундеркиндов — с показательными выступлениями на престижные и желательно немного старомодные и пафосные культурные фестивали по всему миру. Но вы ведь понимаете, что, учитывая сомнительную репутацию вашей страны, приходится демонстрировать определенную готовность не только ездить в гости, но и принимать гостей. Поэтому как минимум на бумаге министерство декларировало свою заинтересованность в том, чтобы приглашать в Северную Корею иностранных культурных работников (желательно всемирно известных и желательно бесплатно!), а также развивать долгосрочные совместные проекты с учреждениями культу-контактов Северной Кореи с такими, как я, художниками, исследователями, спортсменами, журналистами, предпринимателями и международными обществами дружбы.

«Им не сойтись никогда…» Западный концептуальный художник работает в одной мастерской с северокорейским живописцем во время совместного семинара в Пхеньянском университете изящных искусств. Креативный подход, популярный во внешнем мире, покамест не приветствуется в КНДР.

Наверное, так было задумано. Возможно, вы и сами мечтали о спокойной должности, а может, кто-то из руководства подумал, что Скандинавия — подходящее место, чтобы пристроить такого потенциального смутьяна, как вы, — богатая, стабильная, беспроблемная окраина континента, где по большому счету ничего не происходит. Я достаточно повидал, как вы дремлете на концертах, представлениях и выставках (в том числе и тех, которые мы сами организовали), чтобы убедиться в выдающемся отсутствии у вас интереса к искусству и культурным впечатлениям. Вас увлекал сам процесс организации — и чем больше в нем препятствий, тем лучше. Кстати, эта черта у нас тоже общая, хотя мне удается бодрствовать по крайней мере на собственных представлениях. Вам нравятся люди, праздники и адреналин — и вы ничего не имеете против дискошаров. И вы оказались в нужном месте, когда такому, как я, понадобился именно такой, как вы, на вашей должности — второй ноль сэ, северокорейский мажор.