15 глава

Агата так и не отправилась в школу в шесть лет. Она вообще перестала выходить из дома. Из любимой дочери она превратилась в постыдную тайну. В средоточие вины отца. Ее почти не выпускали из детской, да она особо и не рвалась наружу. Агате становилось страшно при мысли, что на нее упадет солнечный свет. Она забивалась в шкаф, темная прохлада которого не мешала думать. Иногда ей казалось, что она растворится в этой темноте и тогда Агата оставила себе напоминание в виде выцарапанной метки – «Здесь была А.»

Шли недели, и все чаще ей хотелось просто сидеть и смотреть на точку на обоях, не думая ни о чем. А потом случался прилив – апатия сменялась гневом, и Агата вымещала свою накопившуюся ярость и боль на всем, что ее окружало. Она рушила, грызла, колола и кромсала.

Мать приходила в детскую только для того, чтобы принести еды. Агата иногда замечала страх в ее глазах. А вот с отцом они часто прятались от всего мира вместе, как соучастники одного преступления. Иногда он расчесывал ей волосы и напевал песни.

– Это русалочьи песни, а ты русалка. – Говорил он, грустно улыбаясь. – Так что запоминай их.

Иногда Агата чувствовала себя совсем хорошо. Она с удовольствием ела блинчики со сгущенкой, болтала ногами за столом и гуляла под солнцем. Качалась на качелях и помогала маме в саду. И тогда все были счастливы. Но после Агата чувствовала усталость. И она переставала говорить, мечтая просто спрятаться в шкафу.

Часто Агата слышала, как плачет отец в кабинете. Он все чаще приходил к ней и от него пахло выпивкой. И все чаще ругался. Иногда Агата слышала, как вскрикивает от боли мама. И жуткие хлопки вперемешку с грохотом. А наутро мать ходила тенью, усталой и замученной. Но в ее голубых глазах светилось упрямство. Мать так и не смогла простить отца. А он с каждым днем становился от этого безумнее.

Так продолжалось до сентября. Сознание Агаты затаилось. Она потеряла счет времени и просто наблюдала за тем, как течет жизнь. Как все несчастнее становится ее семья. И где-то в глубине сердца понимала, что это из-за нее. Иногда Агата в приливе царапала саму себя.

“Почему я тогда не умерла?” Она вырисовывала ногтями эти слова у себя на коже.

И в глазах отца Агата видела ту же муку. Он винил себя за произошедшее. И его наказанием теперь была она. Поэтому он так часто приходил в детскую и просто смотрел на нее. Чтобы не забывать и вновь раздирать чуть засохшую рану до крови.

Они все втроем были на грани, когда в сентябре обнаружилось, что в доме появится еще один ребенок. Агата увидела надежду в глазах родителей. Тусклые краски, наполнявшие дом, становились ярче. Словно черно-белый фильм сделали цветным. И Агата почувствовала себя лучше. С ней практически перестали случаться приливы. И психиатр, который приходил к ней раз в неделю, диагностировал ремиссию.

– Такое почти невозможно. – Услышала Агата разговор из гостиной. – Но судя по всему, у вас получилось достичь стабильности в ее поведении.

– И надолго? – Хрипло спросил голос отца.

– Не могу сказать точно. Нужно обследование, но учтите, что оно может нарушить налаженный баланс. Часть ее мозга повреждена навсегда, но умственное развитие у девочки протекает нормально. Наладьте режим, минимум нагрузки и стресса, старайтесь больше говорить с ней, развивать умственные способности. Тогда может ремиссия продлится дольше.

Так и случилось. Агата вылечилась. У нее больше не случалось приливов, она с нетерпением ждала сестренку и уже готовилась пойти в школу. Пусть не в шесть, как она хотела, а в семь. Потерянные месяцы она наверстывала с невероятной скоростью. Учительница, приходившая к ним домой, в изумлении наблюдала, с какой легкостью Агата решает все задания. И констатировала, что у девочки феноменальная память, быстрый и изобретательный ум.

– Исключительный ребенок. – Услышала однажды Агата слова учительницы. – Она не довольствуется одним решением, а ищет сразу несколько путей.

“Я исключительная”, – произнесла про себя Агата. И улыбнулась. Она всегда это знала. Все вокруг были просто людьми, а она особенной. Даже до болезни.

А потом родилась Алиса. Дом заполнился новыми звуками и заботами. Агата первое время с удовольствием помогала маме греть бутылочки и пеленать сестренку. Она прижималась губами к мягким волосам и, чувствуя запах чистоты и тепла, мурлыкала придуманную песенку. Агата полюбила сестру. Но все же при взгляде на это крохотное тельце у нее внутри начинало все зудеть. И Агата отходила от сестры, пугаясь собственных мыслей.

В тот момент они все выдохнули. На лице мамы появилась мягкая улыбка и глаза засветились, как прежде. Она вся отдавалась новому материнству и творчеству. Отец перестал пить. Он теперь приходил домой спокойный и усталый, игрался с Алисой, и выглядел, как человек, искупивший свою вину. Вечерами Агата исподтишка разглядывала свою семью и понимала, что им дан новый шанс. Она упивалась этим счастьем и своим здоровьем. Но зуд внутри все же не прекращался.

Агата наблюдала за всем. Внутри нее сидел маленький зверек, прячущийся в укромных местах и подслушивающий чужие тайны. Ей нравилось это ощущение власти. Она знала обо всем, что происходило в доме, о каждом шорохе и каждой царапине. И Агата чувствовала себя хранительницей спокойствия этого дома. Она всегда была настороже.

Каждый вечер Агата бесшумно обходила весь дом. Видела, как рисует в комнате мама, как сопит маленькая Алиса в колыбели, как отец сидит в кабинете и работает. И только удостоверившись, что все в порядке, она уходила в свою комнату и сидела на кровати, качаясь взад и вперед. Заходила мама, укладывала ее спать, целовал в макушку отец, и она делала вид, что легла спать. А потом вновь садилась и качалась. Это успокаивало зуд.

Однажды ночью Агата встала с кровати и зашла в спальню родителей. Подошла к колыбели с мирно спящей сестренкой. Взяв ее на руки, Агата вышла с ней на балкон. Лунный свет ласкал нежную, фарфорово-белую кожу Алисы, переливаясь перламутром. Настоящая красота. Алиса, закряхтев, стала просыпаться. Она уже открыла рот, чтобы заплакать, но Агата сжала ладонью нижнюю часть ее личика. Зуд внутри становился все более невыносимым. “Сожми сильнее, сожми, сожми, сожми”, – бубнило что-то в ее голове.

И Агата потихоньку стала сжимать. Власть. Стоит только прибавить силы, и она сомнет эту маленькую головку. Агата с наслаждением улыбнулась. Как же ей хотелось это сделать. Причинить боль. Почувствовать наслаждение от этого. Ее рука затряслась от предвкушения. Готовая сделать задуманное, Агата впилась ногтями в щечки сестры. Не сильно, не до крови. Она думала, что Алиса завопит, но та просто смотрела на нее. Так, словно все понимала. Совсем взрослый взгляд. И Агате стало жутковато от мысли, что сестра сделала выбор не кричать. Она позволила причинить себе боль.

Агата одернула руку. “Нет, она ни в чем не виновата”, – подумала девочка. Она резко потеряла интерес к сестре. Положила ее обратно в колыбель и вернулась в свою комнату, обдумывая произошедшее. Но зуд мешал думать. Словно куча мух окружила ее голову, жужжа и кусая.

– Боже! – Вскрикнула Агата, сжимая голову.

Она стала бить себя кулаком по ноге. И только почувствовав боль, успокоилась. Зуд отступил. Но только до следующего раза. Внутренний зверек вырастал в большого зверя. И он требовал страха и боли.

Безумие накатывало внезапно. И в этом состояло все его коварство. Агата не всегда чувствовала его. Иногда, она спокойно жила неделями и месяцами, а оно обрушивалось неожиданно, в моменты, когда она совсем его не ждала. Для нее безумие обрело материальные формы. Она могла сидеть и делать домашнее задание, но чувствовать, как оно уже крадется, подбирается, дышит в затылок. А потом стискивает горло и не отпускало, пока она не втыкала себе ручку в бедро. Или пока не начинала бить игрушкой, царапать и щипать, толкать свою подросшую сестру с лестницы.

В минуты спокойствия Агата не чувствовала ненависти к Алисе. Даже несмотря на то, что та первое время жила в свободе. Агата с завистью смотрела, как сестра убегает гулять с подружками из сада, как они резвятся на заднем дворе, пока ее прячут ото всех, как дикого зверя. Ненависть Агата чувствовала к родителям, которые так распорядились ее искалеченной судьбой.

Но в моменты безумия Агата шла к Алисе. Потому что та позволяла причинять себе боль. Алиса слабая, а она, Агата, зачарованная принцесса, исключительная. “Она исключительна”, – вновь и вновь возникали в голове слова учительницы. И со временем Агата свыклась с мыслью, что она имеет право распоряжаться жизнью сестры. Ведь так заведено с давних времен – слабые живут на потеху сильным.

Все шло по нарастающей. Сначала Агата просто чувствовала дискомфорт и раздражение, потом она замыкалась в себе, затем ее речь становилась несвязной, а после она начинала путаться во времени. За день до прилива, Агата чувствовала оживление. Ей хотелось бегать, хохотать до исступления. Пока все внутри не заболит от смеха. А потом ночью все тело чесалось изнутри. Она могла раздирать себе кожу в местах, где чесалось, но зуд становился только сильнее.

Сначала она успокаивала его легкими щипками или царапинами. Но он просил большего. И в одну из таких ночей Агата поняла – нужно убить Алису. Она толкала ее с лестницы и вжимала ее лицо в зеркало, мечтая, чтобы та однажды просто умерла. Она уничтожит кого угодно лишь бы зверь наелся и утих. И она била Алису, только бы зуд прекратился.

После Агата сожалела об этой ночи. В первую очередь из-за того, что родители придумали новую забаву и заперли ее в крошечной комнате рядом с кабинетом отца. Ненавистной и пустой комнате, в которой даже негде спрятаться. Теперь отец приходил к ней все реже. И Агате часто приходилось слушать, как все смеются вечерами за телевизором. А ее не пускали, потому что боялись за Алису. И зависть только раззадоривала Агату.

Спасение она находила только в книгах. Вся пропахшая ее болезнью комната была завалена историями об оборотнях, призраках и вампирах. Другое Агата не любила читать. Ей нравились темные истории с трагичным финалом. А еще она чувствовала некое сходство с этими чужими царству людей монстрами. Ведь, по сути, она одна из них. Исключительная. “Исключенная из мира людей”, – поправляла себя Агата.

4 июля 2019 г.

– Теперь ты знаешь, почему я такая. – Произнесла Агата. Ее голос чуть охрип от такого непривычно долгого разговора. – И знаешь, что я не хотела на самом деле причинять тебе боль. Как и родителям.

Я в нетерпении дернула ее за рукав ночной сорочки.

– Так в чем ты виновата? Ты так и не рассказала.

Агата поправила волосы и недовольно взглянула на меня. Я отвлекла ее от мечтаний. Пока она рассказывала свою историю, ее глаза устремлялись вдаль, а по лицу гуляла тусклая улыбка. Наблюдая за ней, я поняла, что отчасти ей даже нравилось свое состояние. Как она там говорила? Исключительная? Мне стало не по себе. В мире Агаты, с ее приступами и вечным заключением, остальные не имели никакого значения. И я в том числе.

– Да, я виновата. – Кивнула она. – Это я устроила пожар. Точнее, дала ему разгореться. Я ненавидела этот дом. И ненавижу до сих пор. Он лживый и пропахший ненавистью.

Я дернула бровью. Мы с ней видели совсем разные реальности. И я начинала в них путаться.

– Не могу поверить в то, что ты могла устроить пожар. Тебе ведь всего было двенадцать. – Тихо произнесла я, но внутри понимала, что она способна на все, что угодно. – Ты можешь рассказать все по порядку?

– Могу.

Агата застыла, насупившись и пытаясь что-то вспомнить. Затем кивнула. Она приподнялась, покопалась в тумбочке около кровати и протянула мне листок бумаги. Только взяв его пальцами, я поняла, что он вырван из дневника матери. Тусклый свет еле освещал лист, но я цепким взглядом видела каждую букву.

Запись была небольшой. На пол-листа. И она следовала после той, что обнаружила я.

Агата. Ее сердце темное, как агат. Оно пропитано ощущением своей особенности.Я помню, как она дергала меня за волосы и грудь. И не так, как делают обычные дети.

Я закончила читать и подняла глаза на Агату. Она высилась передо мной, как изваяние в белой ночной рубашке. Величественная, полная тайной, дикой силы. И ее глаза полыхали огнем своей собственной, извращённой справедливости.

– Когда ты это обнаружила? – Тихо спросила я не в силах пошевелиться.

Невозможно поверить в то, что мама собиралась просто сбежать. Хотя ее можно понять. Глядя в глаза Агаты, сверкающие, словно у совы, я тоже чувствовала желание убежать.

– В тот же вечер. – Ответила Агата с чувством своей правоты. – Она не спрятала свой дневник, ушла в ванную и я нашла его. Я всегда все нахожу.

Я вспомнила те же слова, написанные мамой. Да, она всегда все находит. И видимо тогда это стало роковой ошибкой. Зачем же ты написала это, мама? Тебе надо было лучше прятать свои сокровенные мысли.

– Ты убила ее? – Тихо спросила я.

– Нет уж. – Фыркнула Агата, но ее глаза бешено сверкали.

Она села рядом. Я боялась взглянуть на нее, чувствуя приближение прилива. В ее следующих словах слышалось плохо скрываемое злорадство.

– Извини, Алиса, но твой иллюзорный счастливый мирок должен рухнуть. Ее убил наш дорогой отец.

Я дернулась и посмотрела в ее зло смеющиеся глаза.

– Я тебе не верю.

– Как хочешь. – Пожала Агата плечами. – Днем перед тем, как все случилось, меня снова одолел зуд. После того, как я узнала, что мать собирается сбежать вместе с тобой, приступы были очень сильными. Словно под кожей копошились насекомые. Даже вспоминать больно. Я кричала так, как никогда. Отец вколол мне успокоительное, и я проспала до самой ночи. А очнулась от криков. Я уже к ним привыкла, при мне то они не сдерживались и ругались во всю. Но тут кричал отец. Про то, что не отдаст свою дочь. Видимо, он тоже прочитал эту страницу. Или же мать сама во всем призналась. Крики, какая-то возня, шум. И все прекратилось. А потом вошел отец, сильно пьяный и с безумными глазами. И он сказал, что теперь мне можно жить во всем доме. Он повел меня вниз, в гостиную. А на лестнице…

Лицо Агаты вспыхнуло огнем. Я в ужасе слушала ее, не отводя взгляда. Агата взглянула на меня, и я впервые увидела в этих темно-зеленых, почти черных глазах, страх. Она словно все видела заново.

– У нее была свернута шея. – Всхлипнула Агата. – А вокруг лужа крови. Мне стало так страшно, а он просто повел меня дальше, сказал, чтобы я не поскользнулась. Он налил мне вина и весело подмигнул. Словно мы просто дурачились вместе. Он напился и сел перед камином, копался там кочергой. Искры падали прямо на пол. А я, пока он не видел, просто убежала обратно в комнату. Мне было очень страшно. Я сидела долго, а потом почувствовала запах дыма. И снова спустилась вниз. Гостиная уже полыхала в огне, но я еще могла все исправить. Но я взглянула на маму и…не стала.

Агата зарыдала. Я в некотором смятении смотрела на нее. Ее плечо, выпавшее из-под сорочки, дрожало, но я боялась к ней прикасаться. Что-то внутри не давало мне просто поверить в ее слова.

– А как же тело мамы? – Спросила я, дождавшись, пока она немного успокоится. – Почему полиция не обнаружила ее у лестницы?

– Это тетя. – Сказала Агата, поворачиваясь ко мне. – Я позвонила ей, когда поняла, что огонь добрался до лестницы. Не знала, что делать. И плакала, и смеялась. Она приехала, вывела меня из дома и приказала ждать ее у дома. Но я подсмотрела, что она натворила. Я ведь сказала ей, что это отец убил мать. А она тащила ее тело ближе к огню. Чуть сама не загорелась, но все равно шла. Не хотела, чтобы его считали убийцей.

Агата резко вскочила. Она судорожно начала ходить взад и вперед по маленькой комнате. Я с опаской следила за ней. Дерганными движениями она стала расчесывать сначала руки, потом ноги и голову. Я поднялась. Все, что надо, она мне рассказала. И об этом надо подумать наедине с самой собой. Оставаться здесь дальше опасно.

Я поднялась с кровати и осторожно направилась к люку. Но цепкая рука Агаты схватила меня за запястье. Ее лицо близилось к моему. Глаза сверкали темным огнем. Вот и он. Прилив.

– Хочешь опять меня бросить, сестренка? – Зашептала Агата, впивая ногти мне в запястье.

Я чувствовала, как она впивается все глубже. И, неожиданно для самой себя, ударила ее свободной рукой по щеке. Я вложила в эту пощечину всю свою боль и ненависть. Не к самой Агате, а к тому, что сидело внутри нее. Нам искалечили жизнь и виной этому только безумие.

Агата отступила назад, схватившись за щеку. В ее глазах я увидела изумление.

– Больше я не позволяю причинять себе боль. – Сказала я тихо и устало.

Лицо Агаты скривилось. Она вся скрючилась и неожиданно для меня зарыдала. Села прямо на пол и завыла, как ребенок. Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Боже, моя бедная сестра. Агата обняла себя обеими руками, а слезы потоком текли по ее щекам.

– Мама, бабушка! Пожалуйста! – Сквозь слезы кричала она.

Дверь люка открылась. На мансарду поднялась бабушка. Она ничего не сказала, а только с грустью покачала головой. И направилась к Агате. Обняв ее и прижав к себе, бабушка укачивала сестру, как маленького ребенка. А та сложилась клубком у нее на коленях.

Я тихо ушла, оставив их наедине.