- Мама! Мама!

Франсина хрипела.

Трев замедлил машину и оглянулся. Лиза, держа мать за плечи, трясла ее так грубо, что голова женщины то запрокидывалась, то падала на грудь.

- Лучше ей от этого не будет, - заметил Трев, поворачиваясь к дороге. - Лучше просто держи ее.

- Что с ней не так?

- У нее есть астма?

- Нет.

- Тогда это, похоже, паническая атака.

- Мама!

Франсина продолжала глотать воздух с высокими, плаксивыми вздохами.

Следовало оставить их в участке, - подумал Трев. - Если б я только знал, что у них нервы сдадут так быстро…

Трев и сам чувствовал, что висит над пропастью на самых кончиках пальцев, и малейшего толчка будет достаточно, чтобы отправить его в долгий - и весьма плачевный - полет в бездну паники.

Перед глазами все еще стояли четыре силуэта, приближающиеся к машине. И отрубленная голова, впечатанная в лобовое стекло. А тело, прошитое насквозь ручкой топора, не стоять перед глазами ну никак не могло - ибо все еще держалось на капоте, подпрыгивая и покачиваясь у него перед самым носом.

Увы, мужик напоролся крепко. Как бабочка на булавку.

Можно было бы, конечно, ненадолго выбежать под дождь и выдернуть топор вместе с трупом. Разумеется, он рисковал либо промокнуть, либо попасть под горячую руку еще каким-нибудь сумасшедшим. Но важно было даже не это, а то, что в его положении любое промедление было смерти подобно.

Блокада и объезд украли у него лишний пяток минут. У него - и у Морин.

Так что пусть этот глупый ублюдок болтается там, на рукояти, и дальше.

Трев не вернулся на Гатри-Авеню. Он углубился на один блок, свернул еще раз вправо и теперь ехал по Цветочной улице, шедшей параллельно Гатри. Потеряв счет перекресткам, он решил больше не замедлять ход, проезжая их. По его прикидкам, он был уже близко к Третьей.

Он от души пожелал Франсине поскорее оправиться - ее жуткие кашляющие хрипы начинали действовать ему на нервы.

Центральная линия закончилась. Трев ударил по тормозам. Его автомобиль занесло на перекрестке. Подрулив к тротуару, он выглянул в окно. Фары высветили борта красного «Порше», припаркованного на обочине.

Если его внутренний компас не облажался, занос вывел его на северную полосу идущей поперек улицы. Фактически - на сторону О'Кейси.

Если, конечно, они доехали до Третьей.

Пиццерия - совсем рядом, посередине квартала.

Отрулив от «Порше», он медленно поехал вдоль обочины. Миновал «Субару» и въехал на аллею. Завернул машину в переулок и остановился.

- Жди здесь, - сказал он Лизе.

- Вы не можете нас бросить! - крикнула та.

Франсина все еще хрипела.

- Главное - не выходите, - сказал Трев. Он опустил дворники и потушил фары, сунул ключи в передний карман брюк. - Я вернусь очень скоро. Просто смотри в оба. И дай мне одно ружье.

Лиз передала ему «Итаку» через спинку сиденья.

- Сама держи руку на оставшемся. Или, если хочешь, возьми из сумочки мамы револьвер Паттерсона. Он заряжен.

- Пожалуйста! - вскрикнула Лиза.

- Я быстро. Не волнуйся.

Он распахнул дверцу и, сжимая цевьё ружья, вышел в дождь. Вдавив кнопку блокировки, Трев захлопнул за собой дверцу.

Он взял пару шагов по направлению к передней части автомобиля. Сунув под мышку ствол "помповика", он наклонился над капотом и схватил мертвеца за плечи. Потянул, напрягшись, на себя. Ручка топора вышла. Труп скатился наземь и исчез из поля зрения.

Трев не видел смысла тратить драгоценное время на то, чтобы вырвать топор из капота.

Он быстро прошел мимо задней части автомобиля, вышел из переулка и зашагал по тротуару с левой стороны. Вышел к освещенной витрине какого-то магазина - судя по всему, пустого. Надпись на самом верху витрины извещала, что перед ним «СЕЙЧАС ВЫЛЕТИТ ПТИЧКА: ФОТОАТЕЛЬЕ».

Сердце Трева забилось чаще.

Они приехали по адресу. «Птичка» находилась рядом с О'Кейси.

Пожалуйста, - взмолился он про себя, - пусть с ней все будет хорошо.

А вот и нужный ему навес; асфальт под ним почти сух - хорошо укрывает от дождя. Трев поспешил к нему. Он уже подумывал, что самым разумным будет найти чистое и хорошо освещенное местечко для убежища от всей этой бури. Заведение О'Кейси выглядело подходящей кандидатурой.

Он жаждал попасть внутрь… но и боялся.

Он шагнул под навес и постоял немного в свете ламп. Посмотрел в дыру, на месте которой некогда было окно. Мозг мигом будто бы обратился в холодный, черный боулинговый шар.

Не дыша, он распахнул дверь и вошел внутрь.

Окинул взглядом внутреннее убранство. Никакого видимого движения. Впрочем, из-за своего защитного костюма он мало что мог увидеть. Стащив шляпу Паттерсона с головы вместе с полиэтиленовой оберткой, он положил ее на ближайший стол и глубоко вздохнул.

Вздох получился странный - хрипло-плаксивый. Трев понял, что стал дышать совсем, как Франсина.

Ему хотелось позвать кого-нибудь - Морин, Лиама, - но он понимал, что сейчас ему банально не хватит дыхания.

Он осторожно пошел по комнате. Дощатый пол под ногами был скользок - от луж черной воды, пролитого пива, крови и растоптанных кусков пиццы. То тут, то там похрустывало стекло - разбитые окна, разбитые стаканы, разбитые графины из-под вина и содовой. Кувшины и тарелочки. Стеклянные солонки и перечницы. Кое-где скамейки и столы были опрокинуты - ножи и вилки разлетелись по сторонам, как осколки после бомбардировки, все, будто пеплом, присыпано пармезановой стружкой.

А еще были тела. Так много тел.

Он старался не смотреть на детей. Только прошелся кратко по взрослым мужчинам. Ни одного рыжего и коренастого. Двое мужчин настолько черных, что трудно было понять, где завершается их одежда и начинается кожа, должно быть, были нападавшими извне. В таком же состоянии была одна мертвая женщина.

Еще одна дама, явно страдавшая при жизни ожирением, лежала лицом в тарелке блинчиков. Из шеи у нее торчал острый клиновидный осколок стекла. Блин - не клин, брюха не распорет, - подумал отстраненно Трев и понял, что его начало мутить.

Еще одна лежала на полу ничком - высокая и стройная, как Морин, но волосы - светлые. Еще одна - на боку, руки обвиты вокруг шеи подростка, - была беременна.

Трев зажмурился.

Но он не мог, не убедившись до конца.

Еще одна - голова под столом, не на виду, - в джинсовой юбке, задравшейся к талии. Большие, некрасивые ступни. Не Морин.

Осталась последняя - стройная и длинноногая, лежащая на спине на крышке самого ближнего к прилавку столика.

Трев уже знал, что нашел Морин. Ему не видно было ее лицо, ее волосы - голова свисала с дальнего края стола, и только верх подбородка был в поле зрения, - но он уже знал.

А еще он знал, что с ней сотворили кое-что похуже, чем просто убийство.

Глупый вопрос. Она ведь была так прекрасна. Кому-то из атакующих психов ее внешность наверняка пришлась по душе.

Обычно она носила вельветовые брюки или джинсы. Сейчас их не было. И туфли куда-то пропали - остались только некогда белые носки. Красная рваная тряпочка - трусики - болталась на ее левой лодыжке. Бедра - все в серых смазанных отпечатках пальцев. На столе между ее ног было много пиццы. Неизвестно, какая начинка задумывалась изначально, но вот теперь это уж точно был спецзаказ для каннибала - пицца с кровью и ошметками. Из-за крови нельзя было понять, какого цвета были волосы на лобке. Все, что выше - либо прикипевший к коже, поблескивающий и сохнущий пурпур, либо темные полосы, пятна и синяки. У нее не хватало приличного куска правой груди, и, судя по отметинам, отнят он был посредством чьего-то рта. От горла мало что осталось.

К горлу Трева подступил ком. Его тянуло рвать. Он попробовал сглотнуть ком, но тот будто только больше стал.

Сделав несколько неуверенных шагов вдоль стола, он уставился на лицо женщины.

Кровавая маска. Рот широко открыт - видны осколки зубов. Там, где был нос - рыхлый красный пудинг. Левого глаза тоже не было - один лишь неаккуратный багровый провал.

Ее волосы свисали до пола, слипшиеся от крови.

Остались, впрочем, чистые участки.

Волосы блондинки.

Светлые-светлые, ничего похожего на каштановый цвет Морин.

Трев выдохнул. Отвернулся, и его вырвало на пол.

Когда отпустило, он проковылял к прилавку и посмотрел за него. Ни одного тела. Бочонок разливного пива был цел. Убедившись, что краник чист, он припал к нему и стал жадно пить. Хорошее пиво. Прохладное.

Может быть, Морин и Лиам убежали, - подумал Трев. Он знал, что кухня оканчивалась дверью черного хода. Ага. Убежали - и под дождик.

Он уже уверился, что найдет их тела на кухне.

Отнявшись от бочонка, он сделал глубокий вдох, содрогнулся. Затем - отбросил в сторону перегородку прилавка и пошел на кухню.

Вроде - никого.

Шагая мимо печей, он чувствовал исходящее от них тепло. Пиццы, наверное, уже успели закоптиться внутри. Стать такими же черными, как эти бегающие под дождем безумцы с жаждой убийства.

Найдя панель централизованного управления, он выключил все печи. Надо было бы, конечно, пооткрывать их все… но тут он вспомнил книгу, читанную несколько лет назад. «Фантомы». В печи заброшенной пекарни лежала отрубленная голова.

Так что печи Трев трогать не стал.

- Морин? - позвал он. Его голос звучал странно: слишком тонко и слишком громко. - Мистер О'Кейси? Лиам?

Нет ответа.

Лиама он нашел на полу у сервировочного стола. Под телом ирландца лежало еще одно, женское. Из-под него торчали тонкие, голые ноги. Лица не углядеть.

Снова перед глазами все потемнело и поплыло, как тогда, на улице, у разбитого окна пиццерии. Расплывчатое видение встало перед глазами - Лиам загораживает своим телом Морин, чтобы защитить, но…

Но там, на полу вокруг них, было так много крови.

Он стащил Лиама с женщины. Ручка ножа торчала из середины груди хозяина. Серповидное лезвие двуручного делителя пиццы упокоилось глубоко в ее шее.

Они убили друг друга.

Ее лицо не тронула чернота.

Не Морин.

Да, лицо почему-то было чистым, но ниже ключиц кожа была настолько черной, что напоминала выделанную резину.

Убитая была выряжена в купальник-бикини.

Ошеломленный рассудок Трева живо нарисовал сумасшедшую картинку: молодая женщина в бикини скачет через лужи и танцует, будто у шеста, у фонарного столба - под проливающимся с небес грязным дождем.

Против воли он выдавил смешок. Так, приятель, давай-ка придержи чердак, чтоб не сполз, да заканчивай тут дела. Время не ждет.

И то верно. Трев наскоро обыскал оставшуюся часть кухни.

Морин здесь не было.