Глава 12
Пахом приподнялся над валом редута и окинул взглядом степь. Ишь ты. Что-то группа пеших южан снова зашевелилась. Вон, некоторые в рост поднялись и перезаряжают свои допотопные карамультуки. Пожалуй, надо бы их чуть-чуть напрячь.
– Стрельба по готовности! Давайте, братцы, беспокоящий огонь, пока за вторую отметку не оттянутся! – крикнул охотник разместившимся на валу стрельцам.
Чем черт не шутит, вдруг и зацепят кого? Ответного огня Пахом не боялся. Утренний штурм показал, что земляной вал редута хорошо укрывает стрельцов. Тем более что сам редут расположен на возвышенности. Не слишком большой, конечно, холмом эту высотку назвать сложно, но все равно – преимущество по высоте за обороняющимися. А попасть в стрелка, который спрятался за валом, да еще и стреляя снизу вверх – это, знаете ли, совсем сложно. А стрельцам значительно проще. И противники в своих ярких стеганых халатах и куртках выделяются на фоне пожухлой, выгоревшей от солнца травы, и целиться можно положив фузею на вал. Опять же, нападающие не обратили внимания на жерди отметок, которые еще вчера Пахом со стрельцами расставил на дистанции сто, полтораста и двести шагов. Пристрелка – большое дело. Даже когда стреляешь с гладкоствольной фитильной фузеи, а не с нарезного штуцера, с которым Пахом всю жизнь служил в егерях-застрельщиках на Кавказе.
Бах! Бах! Земляной вал окутался дымком. Трое стрельцов поменяли ружья и принялись аккуратно выцеливать южан, а четвертый, разложив перед собой на холстине пыжи, пороховницы и пули сноровисто перезаряжал три разряженных фузеи. Молодец Уж, не забыл, чему его учил Николай Викторович. Когда один солдат занимается только перезарядкой, а другие трое занимаются стрельбой – оно хоть немного, а побыстрее будет будет. Так, с южного направления пока все нормально. Неполный десяток пеших южан пока не угроза.
Пахом отошел от вала и вскарабкался на постамент недостроенной смотровой вышки. Жалко что дерева нехватка. Ротмистр было хотел поставить здесь смотровую вышку, да Пахом позавчера все переиграл. Решил, что надо бы перед рвами еще и рогаток понаставить. А вышка подождет. Как-то уж очень неуютно себя егерь чувствовал в степи. Это ротмистр мыслит как кавалерист, а Пахом в свое время хлебнул лиха на Кавказе. У каджаров тогда конников было – целые тучи. А в сводной группе полковника Карягина коней не хватало даже на то, чтобы пушки тянуть. Вот егеря тогда и изворачивались как могли, защищая жиденькое пехотное каре от быстрых наскоков персидской конницы всем чем можно. В общем, от башни остался только деревянный постамент, а жерди и тонкие бревна пустили на рогатки, укрыв ими фасы редута. Впрочем, даже с такого постамента степь вокруг расположенного на возвышенности редута была как на ладони.
Оглядевшись, Пахом приуныл. Да уж, недолго осталось реять трехцветному флагу над этими земляными валами. Вон, два отряда по пять конников неспешно обходят наш гордый Змеиный Форт справа и слева. Крюк заложили изрядный, идут в половине версты от вала. Но куда им торопиться? Полчаса-час – и они выйдут на позиции, спешатся и спокойно пойдут на приступ. Пятеро с той стороны, пятеро – с этой, и вон с юга пойдет та группа, с которой стрельцы неспешно перестреливаются. Четверо картонок с шестью фузеями и Пахом, который хоть и с большим опытом, но всего один – да против двух десятков… сложно тут придумать какую-то хитрость. Да, мушкет Пахома дает два выстрела в минуту. Самое скорострельное ружье из тех, что сейчас участвует в бою. Да, еще есть три исправных колесцовых пистоля, что смогли взять трофеем после утреннего штурма. Но все равно этого мало. Дадут условный сигнал, навалятся все одновременно – и все. Не сдюжим. Тем более что они уже ученые, верхами не попрут. Пойдут пешком, врассыпную да в рукопашную…
Пахом спрыгнул с постамента и подошел к коновязи. Сам-то он третьего дня прибыл сюда пассажиром на телеге со стройматериалами. Боярин, конечно, распорядился выделить ему лошадь, да Нина не торопилась расставаться со своими питомцами. А Пахом и не настаивал. Пешком-то ему воевать привычнее. Да и до сих пор вину чувствовал за ту пегую кобылу, что сгубил зазря.
А пока у обширной коновязи стоял только один конь. Трофейный. Утром у южан захватили. Которому, похоже, не было никакого дела до громыхающей полдня стрельбы. Стоит себе спокойно, жует овес и никуда не дергается. Конь из одушевленных, небось, уже бы ржал истошно и бился бы в панике, а этому – хоть бы хны.
Эти картонки южан, похоже, вообще ко всему безразличны. Такое впечатление, что такой конь совершенно не смотрит по сторонам. Едет строго в ту сторону, в какую ему указали. Камни, кочки, кусты – не его проблема. Другие всадники – тоже. Даже непонятно, как такие лошади могут держаться в табуне и при этом не задавить друг друга. У них же, считай, никаких своих природных инстинктов нету, всему учить приходится. Интересно, сколько времени понадобится чтобы выучить картонку на хорошего боевого коня? Да и возможно ли это? Хотя у Нины там, в остроге, лошадки немножко другие. То ли боярин их такими создает, то ли Нина умеет учить…
Впрочем, нет худа без добра. Южане и в правду оказались не шибко опытные в обращении с конями-картонками. Именно поэтому у них и провалился утренний штурм.
Сегодня в утренних сумерках, когда по степи стелился обычный, природный предрассветный туман, стена тумана вдруг рухнула на отрезке аж в триста метров. Причем те, кто пробивал коридор взяли чуть ли не на полверсты в сторону от владений монстра Подвоха. И через внезапно образовавшуюся прореху хлынули три отряда южан. Две группы конных и одна – пеших, по восемь человек в каждой. Два с половиной десятка. Сила! Всадники бросили коней во весь опор и за какие-то несколько минут долетели до редута.
Картонки – ну, кроме Ужа, наверное – не проявляют никаких эмоций. Все делают молча. Молча поднимаются по тревоге. Молча стреляют. Или, как в случае с этими конями-картонками – молча умирают. Никакого заполошного ржания, никаких попыток увернуться от банальных деревянных рогаток, едва заметных в предрассветных сумерках. За свою долгую жизнь там, в том мире, Пахом так ни разу и не увидел чтобы кто-нибудь на эти рогатки напоролся. Обычно если не всадники, так сами кони замечали препятствие и останавливались. Для защиты пехотного каре от ударов кавалерии этого вполне достаточно. Всадник, потерявший скорость – он уже слабее плотного строя пехоты.
Живой конь обязательно бы сдал чуть в сторону и объехал рогатку. Как это делали персидские всадники там, на Кавказе. А еще живой конь обязательно бы своим ржанием дал понять своим собратьям и всаднику о том, что случилась какая-то неприятность. Эти же умирали молча. Едет, едет, напирается грудью на рогатку и продолжает перебирать копытами, насаживая себя все глубже на грубо отесанный деревянный кол. В какой-то момент силы оставляют картонного коня и он заваливается головой вперед. А сзади в этот же момент его подпирает другая картонка, чей всадник не догадался вовремя дернуть поводом и отвернуть от внезапно остановившегося впереди идущего. Куча-мала, бардак… Стрельцы Ужа делают залп и Пахом ведет отряд на вылазку. Короткий рывок через ров, блеск восходящего солнца на штыках… Налетчики с юга были явно одушевленными. Хорошо вооружены, с пистолями, кривыми саблями, в плотных стеганых халатах и куртках. А картонки Пахома всего-то неделю как занимались гимнастикой по утрам. Где уж там взяться воинской сноровке? В общем, совсем разбить отряд конных не получилось, хотя вылазка получилась очень даже успешной. Из полутора десятков всадников на рогатках осталось пять коней и шестеро заколотых штыками южан. Остальные оттянулись назад. Преследовать Пахом не решился. Страшно было выходить из-под защиты рогаток, к тому же восьмерка пеших южан как раз подошла на расстояние ста шагов и изготовилась к стрельбе.
Стрелки противника дали залп и Пахом приказал отходить обратно на вал, уводя с собой в поводу оставшегося без всадника коня. В какой момент были убиты двое стрельцов Пахом так и не понял. Просто когда отходили – они уже лежали на земле. Одному пистолетная пуля разворотила грудь, другого зарубили саблей. Случайно или нет, но оба погибших стрельца оказались из 'новых', которых только третьего дня призвал боярин. 'Старые', которые уже третий месяц существуют в этом мире смогли выжить в этой стычке.
Стрельцы взялись палить с вала по южанам, а Пахом и Уж под прикрытием порохового дыма сделали несколько вылазок к рогаткам. Забрали тела погибших стрельцов, оружие с убитых врагов – пистоли, сабли, пороховницы и даже засапожные ножи. Трофеев много не бывает, как говорится.
После провала штурма даже не подумали вести какие-либо переговоры. Просто оттянулись назад, разбили лагерь в полуверсте от Змеиного форта и устроились на привал. Может, даже и совещание устроили, с такого расстояния не разобрать. В какой-то момент Пахому захотелось поверить, что на этом все и закончится, что южане уйдут, как ушла та тройка в прошлый раз. Но нет. К полудню восьмерка пеших подошла на две сотни шагов и затеяла перестрелку с редутом, а конные, разделившись на две группы, спокойно начали обходить форт.
А еще на севере, на дороге, ведущей в острог, появилась черная точка. Пахом в сердцах притопнул ногой. Телега! Как не вовремя-то!
Безымянный картонка-мастеровой каждый день ближе к обеду привозил провиант и немудреные стройматериалы – бревна и камни. Разгружался, обедал и уезжал обратно. Вот и сегодня едет. Интересно, хватит ли у него ума не соваться к форту, заслышав канонаду? Вряд ли. Картонка же. Эх-ма! Сгинет же ни за грош!
Кажется, не получится у Пахома принять свой последний бой в редуте. Хочешь, не хочешь, а надо делать вылазку.
Неделю назад Пахом уже бился с южанами здесь же. Вон, на севере виднеются те самые чахлые кустики. Там, за кустиками есть овражек, в прошлый раз спасший ему жизнь. Та группа, что обходит редут слева – она как раз в том направлении двигается. Глядишь, и получится снова сделать тот овраг своим преимуществом.
Егерь разложил на помосте трофейные кавалерийские пистоли и принялся плотно забивать в ствол матерчатые пыжи, чтобы при тряске не дай бог заряд не высыпался. Затем взял рычаг колесо на каждом пистолете. Рискованно, конечно, но Пахом надеялся, что оружие пока еще новое и не расшатанное. Авось четверть часа пружина выдержит, а больше и не надо.
Эти колесцовые пистоли большие, тяжелые, длиной чуть больше локтя. За пояс не заткнуть, такие возят в специальном чехле на седле. Только вот чехлов у Пахома нет, потому он просто стянул все три кожаным ремнем и сделал петлю для крепления. Не самое удобное решение, но на скорую руку ничего лучше не придумалось. Ну вот, вроде готово.
Пахом быстро подтянул подпруги седла трофейному коню, пристроил связку пистолей и вскочил в седло.
– Уж! Поди-ка сюда!
Старший из стрельцов прекратил целиться в кого-то по ту сторону вала и подошел к Пахому.
– Я на вылазку. Попробую вон ту пятерку ущипнуть. Остаешься за старшего. Внимательно следи за отметками, что мы с тобой вчера ставили. Будь готов перебросить стрельцов на ту стену, с которой ближе до противника. А как только дойдут до рва – иди в штыки. Не давай им подняться на вал. Понял? – Пахом дождался утвердительного кивка стрельца. Резко выдохнул, размашисто перекрестился, – Ну, с богом!
Пожухлая трава стелилась под копыта коня. Змеиный форт остался за спиной. Пахом рысью поскакал на север, немного забирая в сторону, чтобы быть поближе к левой группе южан. Ну-ка, как отреагируют враги, когда увидят что кто-то пытается сбежать? Погонятся ли? Догадаются, что им надо бы перехватить вероятного посыльного?
Сработало! Пятерка всадников пустила коней в галоп, рассыпаясь веером по степи. Расстояние сокращается, до них уже метров триста. А что другие? Пахом быстро оглянулся. Ага, вторая группа идет как и шла. До них уже более полуверсты и они едут спокойным шагом. Ну и пусть.
Да, точка на горизонте и правда оказалась телегой. Пахом резко повернул направо и помчался в сторону давешнего оврага. Пусть враги думают, что для Пахома та телега тоже враг. Глядишь, это прибавит шансов вознице.
Скачущие наперерез всадники азартно нахлестывают коней. Расстояние до них сокращается. Двести шагов. Сто. Эх, кажется, доскакать до овражка не успевает, перехватят раньше. Черт! Ладно, тогда…
Пахом дернул коня влево и погнал к тем кустам, у которых он начал бой неделю назад. Еще раз оглянулся. Преследователи растянулись широким строем, с дистанцией шагов в десять между друг другом. Загонщики, ети их душу… Меньше ста шагов. Так, пора вас немножко расстроить, ребятки.
Он резко натянул поводья и конь встал как вкопанный. Во флегматичном спокойствии южных картонок есть и свой плюс. Такого коня можно легко использовать как станину для стрельбы. Глупая скотина даже не дернется.
Егерь спрыгнул на землю, скинул мушкет со спины и бросил ствол на спину лошади. Взвел курок, прицелился… Туго соображаешь, вражья морда. Азарт погони все инстинкты перебил?
Выстрел! Конь противника кувыркнулся через голову, подмяв под соебя не успевшего соскочить всадника. Готов! Веер всадников рассыпался по сторонам. Один ушел налево, трое направо. Пока все нормально. Пахом рванул с седла ремень с пистолетами, дернул коня за поводья, направив мордой в сторону собирающихся в группу троих южан и хлестанул по крупу. Лети, ходячее препятствие, отвлеки их хоть на миг.
Над головой свистнула пуля. Пахом развернулся к оставшемуся слева всаднику и распустил петлю на ремне, бросая все пистоли на землю. Клубок дыма повис над головой вражьего коня, всадник потянул из ножен саблю и дал шенкеля. И зачем ты, братец, взялся стрелять с двадцати шагов из пистоля? С этой штуковины надо бить поближе. Когда сможешь отчетливо разглядеть белки глаз врага. Пахом поднял с земли первый пистоль и встал в позицию для стрельбы стоя. Дернул курок, опуская кремень на полку, перекинул пальцы на спусковой крючок…
Колесико крутанулось, высекая искру. Выстрел! Поднять следующий пистолет, дернуть курок на себя, спуск… Выстрел! Схватить третий… зараза, отброшенный второй пистолет, падая, больно ударил по колену выставленной вперед левой ноги. Плевать! Выстрел!
Все, пистолеты уже не пригодятся. Пахом подхватил с земли брошенный мушкет и, припадая на ушибленную ногу, побежал в сторону оврага. Навстречу проскакал абсолютно спокойный конь противника с опустевшим седлом.
Башмаки гулко шлепали по высушенной жарким летним солнцем земле. Сотня шагов до спасительного оврага. Девять десятков. Восемь… Пахом на бегу оглянулся через плечо. Глупая затея. Он и в прошлый-то раз успел лишь чудом. Да и то потому, что тогдашние противники спешивались для стрельбы из лука. А эти трое уже верхами и летят галопом. Не успеть…
Пахом остановился, развернулся, выхватил с ножен на поясе штык, быстро примкнул втулку к стволу. Сегодня в каре прославленного семнадцатого егерского полка будет стоять всего один солдат. Много это или мало? Сейчас узнаем! На запыленном лице щуплого егеря появился хищный оскал. Эй, конные! Я вас жду!
Тройка всадников шла, растянувшись линией метров на десять. Тот, что в центре несся во весь опор прямо на Пахома. В последний момент егерь, уворачиваясь, чуть подался в сторону, сверкнула на солнце сабля… и звякнула о подставленный мушкет. Но и Пахом не успел ударить штыком.
Разворачиваемся. О, вон, крайний всадник вынул из седельной сумки пистоль и крутит колесо рычагом. Пф! Не, братец, ерунду творишь! Перестрелка не в ваших интересах, давайте-ка лучше снова с саблей идите!
Пахом упер мушкет прикладом в землю и стал демонстративно насыпать порох в ствол… и резко бросился на землю. Пуля свистнула над головой и выбила пыль из земли за спиной. Встаем, продолжаем заряжать. Достаем шомпол… Один всадник что-то крикнул на непонятном языке и бросил коня в галоп. Ну вот, что от тебя и требовалось.
Егерь воткнул шомпол в землю и взял ружье наперевес. Второй раунд.
Все-таки есть разница между обученным кавалерийским конем и глупой картонкой. Нормальный боевой скакун и сам понимает, как надо заходить в атаку, подстраивается под цель, подводя всадника к хорошему удару саблей. А картонка просто едет, а на повод и шенкель реагирует грубо, неловко. Не годится такой конь для верховой схватки.
Южане это тоже поняли. Во второй атаке всадник снова не смог достать саблей Пахома, зато егерь смог штыком распороть ему рукав халата.
Резкая команда на гортанном языке, и тройка южан спешивается, обнажив сабли.
Ну вот и все, егерь, кончилась твоя песня. Еще удивительно, что они так долго провозились.
Пахом отчаянно крутился на одном месте, готовый сделать выпад штыком, но вряд ли ему дадут это сделать. Сейчас круг сомкнется чуть теснее и кто-нибудь из них без помех рубанет по спине. Трое одного берут без боя, кровавая истина войны.
Гулко громыхнул выстрел и один из южан упал лицом вперед.
– Ин чист? – ошарашенно крикнул один из южан на мгновенье отведя сторону саблю.
Пахом не стал мешкать и распластался в длинном выпаде, целя прямо в середину груди. Штык вошел на всю длину и застрял между ребер, южанин завалился на спину, своим весом вырывая мушкет у егеря из рук. Пахом рванул в сторону, уворачиваясь от сабли третьего противника, но ушибленная левая нога неловко подвернулась и егерь упал.
Вот и все. Вскочить ему уже не дадут. Кровь гулко стучит в висках, сухая трава больно впивается в ладони… а смерти почему-то нет. И откуда доносится это звериное рычание? Пахом приподнялся на локте и на всякий случай дотронулся до своего рта. Нет, это не он рычит, точно.
Третий противник кулем лежал на земле и его грудину яростно терзала огромная черная собака. Ты откуда взялась, спасительница?
А вот со стороны оврага скачет еще один всадник. Пахом облегченно вздохнул. Нет, это не картонка. Уж красавца-ахалтекинца Сердара ни с кем не перепутаешь, даже ночью и спьяну.
– Знакомься, Пахом Евграфыч – крикнул подскакавший Николай, – Это Льдинка. Она у нас тобетской породы и редкая умница.
Егерь неловко поднялся, стараясь не опираться на ушибленную левую ногу и провел рукой по волосам. Елки зеленые, шапку где-то потерял, вот же незадача!
– Спасибо, Николай Викторович. Век за тебя бога молить буду. Теперь я твой должник!
Николай осадил коня и усмехнулся.
– Да полно тебе! Ты еще скажи, что не так все задумывал. Я ж сразу понял, что ты к этому оврагу вылазку сделаешь. Потому тут и спрятался.
– Так ты уже давно тут? – удивился Пахом.
– Да нет, конечно! – рассмеялся Николай, – просто решил, что неправильно будет сразу к вам в Змеиный форт ехать, не разобравшись. Вот и остановился на рекогносцировку, сообразить с кем ты тут так громко воюешь. Считай, где-то полчаса наблюдаю. Думал дождаться вон ту телегу и Зиновия с новичком, да уже с ними к тебе идти. А тут ты с вылазкой!
Пахом коротко улыбнулся и серьезно произнес:
– А Зиновий – это кто?
– Ты его не знаешь, разве? А, ты ж не в курсе! Тут такое, брат, дело было…
– Николай Викторович! – Пахом поднял руку – Бой еще не окончен! Там вон еще пятерка конных прет. И восемь пешцов прямо с юга моих ребятишек обстреливают. Поторапливаться надо. Время дорого, Николай Викторович!
Николай прибил шомполом пыж в своем драгунском карабине, сыпанул пороха на полку и ответил:
– Понял тебя. Скажи, а те пятеро – они на таких же клячах как и эти?
Пахом утвердительно кивнул и Николай зло оскалился.
– Я займусь ими.
Через час бой закончился.
Вторая пятерка южан на себе прочувствовала разницу между картонками и обученным, сроднившимся со всадником одушевленным скакуном благородных кровей. Николай превосходил их в скорости и маневре, кружа вокруг них как волк вокруг отары овец. Ссадил метким выстрелом с близкого расстояния одного, отскочил. В это время Льдинка прыгнула на другого всадника, подрала ногу и ловко ушла в сторону. Николай успел перезарядиться и снова пошел в атаку… Пистоли южане разрядили впустую, не сумев попасть ни в ловкую Льдинку, ни в Николая, а рискнувший сойтись с ним на саблях всадник остался лежать в сухой траве. Враги стали выходить из боя, но лишь двое из них смогли уйти под прикрытие своих пехотинцев. В это время занявшие стрелковые позиции на валу редута Пахом и двое пришедших с Николаем охотников вместе со стрельцами Ужа устроили целое огневое наступление. Поняв, что у них нет больше огневого превосходства южане начали отход.
– Пусть идут, – сказал подъехавший к валу Николай, – нам все равно надо отдохнуть и привести себя в порядок. Собрать трофеи, похоронить убитых, перевязать раненых. Может, кто жив остался из тех кого свалили сегодня. Глядишь, и пленный будет. Может, хоть узнаем чего.
– А что, преследовать врагов не будем, что ли? – обеспокоенно спросил один из новоприбывших охотников.
Николай устало провел ладонью по лицу.
– Обязательно будем. Но чуть позже. Пусть сначала отойдут подальше, расслабятся, осторожность потеряют. Опять же, после такого разгрома надо им дать время на переживания. Глядишь, сами себя поедом съедят да перессорятся, все нам меньше работы будет.
– Вряд ли они перессорятся, – недоверчиво хмыкнул Пахом, – какие-то они… то ли замордованные, то ли фанатики какие. Выучка слабая, а дисциплина имеется. И не болтают попусту. Помню, когда я в той жизни с каджарами воевал – так у тех войско непрерывно галдело, ну словно на базаре, а не в строю. Эти же все больше молча воюют.
– Ну даже если не перессорятся, то у нас ночью все равно преимущество будет – Николай кивнул на тяжело дышащую лохматую Льдинку, – Туркестанские тобеты, говорят, чудо как хороши в ночной охоте!
