Книга: Затерянный мир Дарвина. Тайная история жизни на Земле
Назад: Невидимые кольца
Дальше: И снова парадокс

…И новый взгляд на Мистейкен-Пойнт

Теперь преемственность окаменелостей от эдиакария до кембрия казалась надежно установленной. И когда в 1969 г. на другом конце света, у Мистейкен-Пойнта, Шива Балак Мисра, магистрант Мемориального университета Ньюфаундленда, нашел окаменелости, геологи решили, что это просто представители мира медуз по Глесснеру. Но вскоре этот мир поставили с ног на голову.

Первым вызов Глесснеру бросил Ганс Пфлюг, чудаковатый гамбургский палеонтолог, изучавший подобные ископаемые из Намибии. Из них особенный интерес представляли две окаменелости: эрниетта (Ernietta), похожая на тулью шляпы-хомбург, и напоминающий банан птеридиний (Pteridinium). В намибийских окаменелостях Ганс Пфлюг не мог признать, как Глесснер, современных медуз и червей, и считал, что эрниетта, птеридиний и т. д. – это остатки сплотившихся в странно выглядящую колонию мириад одноклеточных организмов (вероятно, похожих на амеб). Пфлюг назвал их петалонамами (Petalonamae), “листьями из Намибии”. Следует упомянуть, что научное сообщество без восторга встретило догадки Ганса Пфлюга относительно петалонамов. Скажу больше: их сочли простым чудачеством.

Вслед за этим должному критическому рассмотрению выкладки Глесснера подверг геолог из Тюбингена Дольф Зейлахер. Он заявил, что мало какие из представителей эдиакарской биоты (а то и вовсе никакие) выступают предковыми формами по отношению к существам времен кембрийского взрыва. Зейлахер предположил, что это организмы с уникальной организацией, напоминающие миниатюрные стеганые одеяла. Он отважно допустил, что эти вендобионты, вымершие в конце докембрия, стали своего рода продуктом неудачного эксперимента. Пфлюг и Зейлахер откупорили эдиакарскую банку с червями.

Возвращение к Мистейкен-Пойнту

В 2002 г. геолог Ги Нарбонн снова пригласил меня изучить биоту Мистейкен-Пойнта, которую к этому времени уверенно датировали 575–560 млн лет (рис. 14). Как мы видели, концепцию Глесснера, описывавшего своего рода залитый светом коралловый сад, стали подвергать сомнению. Кроме того, возник комплекс новых проблем. У ньюфаундлендских окаменелостей нашлись признаки того, что эти организмы жили вдалеке от солнечного света, на очень большой глубине на дне. Следовательно, “листья” не могли быть остатками ни водорослей (как считал Тревор Форд), ни животных с водорослями-симбионтами (как впоследствии думал Марк Макменамин из Массачусетса), ведь водоросли обитают в освещаемой солнцем воде.

Напрашивается вывод: чарния и ее родичи не зависели (в отличие от современных растений и водорослей) от солнечного света и углекислого газа. Может быть, чарния питалась (как и мягкие кораллы) иными организмами? Ведь существует множество напоминающих листья папоротника мягких кораллов – в частности, морские перья. По мнению Ги Нарбонна и его ученика Мэттью Клапэма, в породах у Мистейкен-Пойнта заметны указания на своеобразную экологию: одни “листья” – более длинные – добывали себе пропитание в водной толще (как и современные кораллы, например горгонарии), а другие, пониже, кормились органикой на дне, в осадке – как нынешние двустворчатые моллюски.

Но оставалось еще одно не менее любопытное затруднение. У коралловых полипов есть ротовое отверстие, а у любого эдиакарского ископаемого его нет. В отсутствие рта и пищеварительного тракта этим организмам было бы затруднительно употреблять в пищу непосредственно органику.

Дарвиновский центр

К рубежу тысячелетий догадка Мартина Глесснера – что чарния и ее родичи были своего рода мягкими кораллами наподобие морских перьев – все еще пользовалась большой популярностью. Чтобы проверить справедливость этой гипотезы, мы с Джонатаном Антклиффом отправились на поиски современных нам морских перьев. К счастью, мы узнали, что прекрасную коллекцию недавно выставили в Лондоне, в Дарвиновском центре при Музее естественной истории.

Снаружи музей олицетворяет викторианскую готику: Ноев ковчег из камня, кирпича, стали и стекла. Внутри же это впечатление усиливает наличие высокого свода. Затем взгляд опускается вниз, к лестнице, которая, как ни странно, напоминает путь самой жизни. Я пишу “как ни странно”, потому что венчает лестницу статуя Ричарда Оуэна – заклятого врага Дарвина. Примерно в течение века “ковчег” в Южном Кенсингтоне служил прибежищем некоторым из наших любимых динозавров. Вот, например, скелет диплодока: след, оставленный филантропом Эндрю Карнеги. Ему так нравилось это огромное ископаемое, что он заказал с десяток полноразмерных копий для экспонирования по всему миру. К счастью, нынешнее руководство музея пока не взялось за этот зал, и мы до сих пор можем туда попасть.

Те, за кем пришли мы, убраны далеко от глаз публики. Каждый этаж Дарвиновского центра посвящен отдельной группе животных: позвоночных и беспозвоночных, законсервированных и заспиртованных.

Морским перьям достался четвертый этаж. Туда мы прошли по широкой галерее, вдоль рядов губок, кораллов, медуз, кальмаров, каракатиц и всевозможных червей в высоких и низких сосудах, с любовью сработанных викторианцами-стекольщиками для хранения больших и малых музейных сокровищ. Внимание Джонатана привлек сосуд с морскими перьями Pennatula phosphorea, похожими на растрепанные перья какаду. Заметно, что пеннатула, как и ее родичи, наращивает крошечные мягкие полипы у основания “стебля”. Полипы у верхушки “листа” пеннатулы казались жесткими, старыми. Чарния же и ее родичи в процессе роста будто прибавляли малые сегменты, напротив, на конце “листа”, а сегменты у основания были крупнее (и, похоже, старше).

Очевидно также, что современные морские перья снабжены чрезвычайно мускулистой ножкой, служащей, как нам известно, для прикрепления и зарывания в грунт. В самом деле, морские перья довольно много времени проводят в норах, что наблюдал (в 1835 г.) и сам Дарвин: “При отливе видны сотни этих зоофитов, точно солома на жнивье, торчащие усеченным концом вверх, выступая на несколько дюймов над поверхностью илистого песка. Если к ним прикоснуться или толкнуть их, они сразу же с силой втягиваются в песок, почти или даже вовсе исчезая в нем”. Заметим, однако, что до сих пор не найдено живших в норах представителей биоты Мистейкен-Пойнт. Чарния не похожа на морские перья Дарвина.

Назад: Невидимые кольца
Дальше: И снова парадокс