В поисках сверхмонстра
Как показал датский математик Пер Бак и другие ученые, многие природные явления демонстрируют схожее с оползнями поведение. Землетрясение, лавина, пробка на дороге, обрушение фондового рынка – лишь некоторые примеры из изученных. Для каждой из этих систем, как правило, невозможно предсказать, когда произойдет значительное событие и насколько оно будет значительно (даже если его вероятность высока). Такие происшествия, как лавины, распространяются с учетом чувствительности к начальным условиям – меньше трения здесь, чуть больше текучести там, и т. д.
Математика многокомпонентной системы согласуется с предположением, что докембрий, возможно, завершился чем-то вроде лавины в рамках самой эволюции. Многие признаки животных, проявившиеся в начале кембрия, могли быть обусловлены незначительными событиями в самой системе в докембрийское время. Человеческая история полна случайностей: вспомним визит нормандского герцога Вильгельма к англосаксонскому королю Гарольду в 1066 г., встречу Франца Фердинанда со стрелком в 1914 г. и выживание Гитлера в Первую мировую войну. Когда Гарольда Макмиллана спросили, чего он сильнее всего опасается в политике, он ответил: “Событий”. Но такого рода совпадения порождают и более приятные вещи, например демократию, Дарвина, джаз и “джамбо джет”. Иными словами, серьезные последствия необязательно требуют серьезных усилий. Это тревожная мысль. Но правдоподобная.
Лавинообразная модель кембрийского взрыва предсказывает, что ситуация похожа на ряд ответных реакций, которые могли запустить нечто подобное:
* Очень похожая цепь событий, вероятно, наблюдалась в ходе развития известковых водорослей, когда образовались предковые формы рода Halimeda (гл. 1).
Что касается аналогии с игрой, то кембрийский каскад скорее похож на карточный домик, чем на осмысленную игру. Во время подтасовывания колоды произошел ряд событий, на первый взгляд незначительных, что привело к лавине, возможно, самой мощной в истории эволюции. Этот каскад не только сделал видными фигурами определенных игроков, но и изменил правила игры. Если в этой догадке есть хоть доля правды, то среди ранних окаменелостей можно найти следы “форшоков”.
Глава 5
Червь, который изменил мир
Шпионское око
В мае 1983 г. мне довелось вести через всю Англию и Уэльс дряхлый микроавтобус с четырьмя русскими и четырьмя китайскими учеными. Только что закончилась встреча в Беруоллс-хаусе, посвященная “загадочному убийству в загородном доме”. Настроение было мрачным. Мы голосовали за “демаркацию” докембрия и кембрия. И китайские делегаты почти опровергли выкладки советских ученых (и в следующем году им действительно это удалось). Вопрос был очень серьезным. Прибавим к этому тот факт, что двое из моих пассажиров – Борис Соколов и Син Юйшэн – занимали весьма высокие посты. Если я во время недельного путешествия случайно перевернул бы микроавтобус, то, вероятно, спровоцировал бы Третью мировую войну.
Рядом со мной сидел большой дружелюбный русский переводчик. Он почувствовал мою озабоченность и попытался успокоить меня звучным басом: “Я помогу. Позвольте быть вашим штурманом!” Пока я переваривал это неожиданно любезное предложение, он стал протирать снаружи лобовое стекло рукой, подобной медвежьей лапе, не только на своей стороне, но и на моей – не покидая при этом своего сиденья. Закончив, он просиял и щелкнул замками черного “дипломата”. В нем аккуратными рядами помещались коробочки с фотопленкой. Затем показался серебристый фотоаппарат. Переводчик вопросительно посмотрел на меня.
Я решил, что русский переводчик – страстный натуралист и планирует запечатлеть нежные майские цветы. Но лишь мы миновали мост через Северн, мой “штурман” с впечатляющей решимостью стал водить объективом во все стороны. Но фотографировал он не пробуждающуюся природу, а конструкцию моста над нашими головами. Час спустя не остались обделенными вниманием антенны радиоприемников на вершине холма. К концу нашей поездки он запечатлел также атомную электростанцию, военный аэродром и меня.
Как ни странно, “штурман” брал в руки фотоаппарат за мгновение до того, как на горизонте возникал интересующий объект. Правда, у нас с собой были карты Картографической службы, но там редко указывают расположение радиоантенн и аэродромов. Я придумал, как мне казалось, хитрый ход. Я включал стеклоочистители на максимальную скорость всякий раз, как “штурман” брал фотоаппарат наизготовку. Его указательный палец и щетки стеклоочистителей сражались дни напролет, пока мы пересекали лоскутное покрывало зеленых, желтых и коричневых полей. Такое довольно необычное поведение, возможно, оправдано тем, что события происходили в разгар холодной войны.
Траляля и Труляля
Подобно охотникам, мы решили искать следы старейших на планете существ. Такие следы могут стать первоклассными подсказками для поиска “затерянного мира”. Эта истина родилась в споре двух гигантов: кембриджского профессора Адама Седжвика и Родерика Мерчисона из Геологической службы, Траляля и Труляля викторианской геологии.
У Мерчисона, ветерана наполеоновских войн, была возможность следовать за гончими в районе южной границы Уэльса, почти на скаку описывая одни из древнейших известных пород с окаменелостями. Мерчисон (назвавший исследуемый период в честь кельтского племени силуров, сражавшегося с римскими захватчиками) предпочитал думать, что его “силурийские” породы скрывают истоки самой жизни. В свою очередь, Седжвик (заслуженный кембриджский преподаватель, священник; похоже, он был не очень хорош в поиске окаменелостей, да они и не очень заботили его) считал, что именно породы, обследованные им на большей части Северного Уэльса, отложены до появления жизни (и, значит, окаменелостей в них нет). Эти породы Седжвик назвал азоическими из-за отсутствия следов жизни и, конечно, кембрийскими по римскому названию Уэльса.
Но потом француз Йоахим Барранд показал, что в кембрийских породах Седжвика все-таки попадаются ископаемые остатки, например трилобиты, причем не только в Богемии (1846), но и в Уэльсе (1851). Затем Эдвард Форбс описал вблизи Дублина красивые следы, похожие на ряды крошечных отпечатков вороньих лап и получившие название олдхамия (Oldhamia). В 1846 г. Форбс предположил, что это остатки мягкого коралла. Дарвин в “Происхождении видов” заметил:
На вопрос, почему мы не находим богатых ископаемыми отложений, относящихся к этим предполагаемым древнейшим периодам, предшествовавшим кембрийской системе, я не могу дать удовлетворительного ответа. Некоторые выдающиеся геологи, с сэром Р. Мерчисоном во главе, были до последнего времени убеждены, что мы видим в органических остатках самого нижнего силурийского слоя первую зарю жизни. Другие высококомпетентные судьи, как Лайель и Э. Форбс, оспаривали такое мнение. Мы не должны бы забывать, что только небольшая часть мира исследована обстоятельно. Не так давно г-н Барранд прибавил еще один, более низкий ярус, обильный новыми и оригинальными видами, к тем, какие были известны в силурийской системе…
И прибавил в 1872 г.:
…а теперь м-р Хикс нашел в южном Уэльсе слои, богатые трилобитами и заключающие разнообразные формы моллюсков и аннелид, еще ниже, в нижней кембрийской формации.
Мерчисон был раздосадован таким развитием событий. С прытью кавалерийского офицера он выдвинулся на поле боя, чтобы поглотить кембрийскую систему Седжвика. Истоки жизни должны принадлежать ему, Мерчисону, и только ему! Неудивительно, что Мерчисона прозвали “силурийским королем”. Лет десять или дольше изгнанный с геологических карт старик кембрий дремал в брюхе силура. Приглушенные стоны еще были слышны в Кембридже, но едва ли в Лондоне или еще дальше. Поэтому-то Дарвин в 1859 г. и назвал силурийскими породы, которые мы сейчас определяем как кембрийские. “Силурийский король” Мерчисон, одержав победу, управлял землями от Мач-Уэнлока на востоке до Харлеха на побережье Уэльса. Новый генеральный директор Геологической службы одобрил такой поворот: не в последнюю очередь потому, видимо, что им являлся сам Мерчисон.
Геологов “среднего звена”, однако, не сильно огорчила самонадеянность сэра Родерика. Чарльз Лайель и Джон Филлипс продолжили поиски решения. Спасение явилось в виде палеонтолога Джона У. Солтера. Неопытный, но чрезвычайно одаренный Солтер обладал двумя великими качествами, которые крайне необходимы в данной области: умением находить замечательные вещи и художественным чутьем. Желая выяснить, существует ли настоящая кембрийская биота, Солтер отправился в трехнедельную экспедицию от Мач-Уэнлока до Уэнтнора в южном Уэльсе. Откровение пришло в глубокой долине в Лонгмайндских холмах (графство Шропшир). И Седжвик, и Мерчисон условно отнесли эти породы к азоическим, или кембрийским. Но именно здесь Солтер нашел то, что он счел следами жизнедеятельности червей на морском дне. Это были парные ямы, которые напомнили Солтеру (увы, ошибочно) U-образные туннели, оставляемые современными червями-пескожилами (Arenicola). Поэтому найденные отверстия получили название арениколитов. Солтер также обнаружил то, что по ошибке принял за трилобита, которого он назвал Palaeopyge. “Кембрийские породы не бесплодны”, – взволнованно писал он Мерчисону. Но ископаемые Солтера оказались не червями и даже не кембрийского времени. Солтер первым описал подлинные докембрийские окаменелости. Шел 1855 г.
