Глава 23

В это время с Китти приключилась беда. Копаясь в обломках и грязи, она подхватила кожную инфекцию, которая вызывала сильнейших зуд. Из-за постоянных расчесов началась стрептодермия. Недостаток витаминов и недоедание сделали свое дело: она с ног до головы покрылась жуткими фурункулами. Некоторые из них были настолько большими, что молодому лагерному врачу со скромным хирургическим опытом, который до войны работал педиатром, а теперь испытывал острую нехватку бинтов и дезинфицирующих средств, пришлось их вскрывать.

Когда же фурункулы вспухли подмышками, температура у Китти сильно повысилась. Доктор, соблюдая осторожность, на несколько дней оставил ее в лагере. Дело в том, что у Шписса была поистине сверхъестественная способность запоминать лица больных, и он имел склонность сообщать дежурному медику обо всех, кто не спешил выздоравливать.

Китти была старшей по комнате, и теперь другие девушки принялись ворчать из-за того, что она режет их хлеб. Она почувствовала себя прокаженной и погрузилась в тяжелую депрессию. Лишь находчивость А-4116 помогла вывести кузину из этого состояния. Она стала вскрывать и обрабатывать бессчетные гнойники и, чтобы доказать Китти, что она не испытывает к ней отвращения, спала с несчастной под одним одеялом.

Гретта сжалилась над Китти и уговорила Шписса оставить ее в лагере, чтобы она чистила уборные. А-4116 отчаянно пыталась передать письмо ее жениху, оставшемуся в Праге. Теперь ей разрешалось проходить почти триста метров от лагеря до Kommandantur без охраны, и часто по дороге она встречала немца, который здоровался с ней. Это придало ей смелости, и однажды она остановилась, чтобы попросить незнакомца отправить в Прагу письмо и принести ей ответное, если оно придет. Из тех двухсот подаренных ей Бруно марок, сверток которых она носила на шейном шнурке, А-4116 дала ему десять. Он согласился, а через три недели вернулся и принес ей небольшую упаковку дезинфицирующего средства, бинты, различные мази и письмо.

Письмо подействовало на Китти лучше, чем лекарства (которые, к слову, были очень эффективными), ведь оно доказывало, что о ней помнят. Китти всюду носила его с собой, снова и снова перечитывала отдельные абзацы, и на какое-то время ей стало лучше. Слова Ивана о бесконечной любви и тоске по ней, о том, что его родители ждут не дождутся, когда же она вернется, и что они уже начали ремонтировать и готовить для нее комнату, сделали больше, чем было под силу лагерному врачу.

В относительно тихие ночи, когда свет отключали еще в семь или восемь вечера, вся комната разделяла тепло и покой, которыми веяло от этого любовного послания. Бомбежки продолжались, но снаряды падали вдалеке, и были видны лишь зарева пожаров. Холодными и темными ночами можно было только завернуться в тонкое одеяло и разговаривать. Говорили они о будущем, которое казалось скрытым за плотной пеленой тумана, и гадали, кто продержится до конца войны. Не все были уверены в том, что с падением нацистов все снова станет как прежде.

Мысли о «нормальной жизни» и связанных с ней обязанностях со временем начали вызывать у них тревогу: работа на производстве, оплата жилья и газа, не говоря уже о том, как вернуться к мужьям, которые за все эти годы могли измениться и стать другими людьми. Сознание многих, изо дня в день выживавших за счет своего ума и изворотливости, уже стало рабским. В то время спокойная и никем неконтролируемая жизнь представлялась утопией.

Девушки отправлялись в долгие воображаемые прогулки по Праге, которые они превращали в игру: кто лучше всех помнит названия улиц, магазинов и прочие детали. Но самой излюбленной их фантазией была горячая ванна.

А-4116 одолела глубокая тоска по Mutti, и она начала записывать письма в тетрадь, которую «организовала» из стола Шписса. Она лежала на чердаке Kommandantur, притворяясь, будто работает, и записывала все, что случилось с тех пор, как маму увез тот поезд. Она прятала блокнот в своем соломенном тюфяке в надежде на… На что? Она и сама не знала.

В обязанности тех, кто работал в лагере, входила разгрузка машин с провизией и еженедельные выезды за хлебом и другими припасами. Для четверых назначенных счастливиц это был праздник. Охранник вместе с шофером сидели в кабине грузовика, а девушки ехали в кузове и с радостью лицезрели царящее вокруг разрушение.

Когда они подъехали к булочной, охранник тут же исчез за ее дверями, чтобы купить кофе и выпечку, а девушки, под присмотром хозяйки лавки, занимались погрузкой хлеба. Будучи уже опытными воровками, они быстро поняли, что женщина считает не количество буханок, а только деревянные доски, на которых их выносили к грузовику. На каждой такой доске лежало по двадцать буханок, и как только весь хлеб оказывался в кузове, доски складывали у стены.

Если женщина на что-нибудь отвлекалась, то с легкостью можно было отправить в грузовик не только хлеб, но и доску. Проходя через пекарню, А-4116 увидела на полке несколько кубиков дрожжей. В голове промелькнула мысль: витамин В для Китти, и один из кубиков быстро исчез у нее под пальто. На обратном пути у девочек было лишь две проблемы: как избавиться от досок на людной дороге, и как каждая из них сможет пронести в лагерь по пять буханок хлеба, не привлекая к себе внимания внезапным увеличением в объеме.

В итоге доски просто выбросили в воду с моста над каналом, и каждая из девушек тут же съела по буханке. А-4116 заглатывала еще теплый хлеб так быстро, что тот комом застрял у нее в пищеводе. Лицо у нее покраснело как у индюшки, что вызвало бурное веселье остальных девушек, суетившихся вокруг нее, пока комок наконец не прошел в желудок. Оставшуюся добычу пронесли в лагерь без сучка и задоринки, хотя Ева утверждала, что охранник у ворот долго смотрел на нее с подозрением.

Еще несколько дней эти четверо и их коммуны засыпали без ставших уже привычными приступов голода. Дрожжи сотворили с Китти чудо. Хозяйка пекарни только через четыре недели заметила, что в день, когда приезжает грузовик из Нойграбена, у нее пропадает хлеб. Но даже тогда она не смогла ничего доказать и просто сказала Шписсу, что у нее появился грузовик для доставки.

Эта новость расстроила всех еще и потому, что контакты с внешним миром теперь стали делом случая. Военнопленные поблизости не трудились, а гражданские рабочие были скупы и напуганы. Оставалось только копаться в развалинах, и некоторые девушки научились делать это виртуозно. Связь с итальянцами была полностью потеряна, но у некоторых девушек были друзья из «Сражающейся Франции», которые навещали их по воскресеньям. Однажды Диту и ее поклонника застукали, когда они держались за руки через колючую проволоку, Шписс жестоко избил ее резиновым шлангом. На appell он из соображений морали привел этот случай в пример: девушкам не подобает тайно встречаться с французами. Очевидно, он спутал концлагерь с женским монастырем.