Гость из Украины, приехавший на заработки со Львова, бьется привязанный к кровати. Белая горячка. Физически ощущаются исходящие от него потоки ненависти к москалям. Крик с сильным украинским акцентом:
– Ты москаль, педераст! Урот! Урот!
Дежурный врач слушает без эмоций. Зря ты так, хлопец. Какой я тебе москаль? В советском паспорте в графе национальность у него не было написано слово «русский». Впрочем, национальность можно было и не писать, было достаточно вклеить фотографию в профиль. Пятый пункт в прошлом его не раз подводил. Но не выдерживает даже он, несмотря на вековую смиренность своего народа.
– Ну у рот, так у рот, смотри, сам просил.
Почувствовав недоброе, больной примолк. Поздно. Дежурной медсестре:
– Листенон, сто миллиграмм, в вену.
– Доктор, была ли у вас мать? – спросила медсестра и вышла.
Трудно описать ощущения человека, которому ввели в вену миорелаксант, не отключая сознание. Говорят, ощущение запоминается на всю жизнь. Хочется сделать вдох, но нет сил. Непревзойденное средство для воспитательной работы. Задача врача – не пропустить момент, когда надо начать искусственную вентиляцию. Пора. Маска. Аппарат РО-6. Ларингоскоп. Интубация трахеи. Два дня ИВЛ при постоянном введении релаксантов. Достаточно времени подумать, полюбить москалей и осознать свою ошибку.
В понедельник приходит заведующий, родом с Украины. Действия дежурных врачей одобряются безусловно. На чистом украинском языке звучит пожелание:
– Прокинувся, хлопчик? Давай, з першим автобусом швидко жми до хаты.
Это окончательно сносит крышу алкашу, он в слезах целует руки врачам, просит прощения. Кричит, что любит россиян. При этом вспоминает, что знает русский язык:
– Можно я возьму на память немного российской земли?
Исчезает только под угрозой повторного сеанса. Напрасно говорят, насильно мил не будешь.
Рассказывает знакомый, реаниматолог сельской больницы, как четыре брата из Махачкалы приезжают учиться в академию наркоконтроля.
– Красавцы-джигиты на черном «Лэнд Крузере». Пить начали по пути. Уже под Питером братья так нажрались в гостинице, что старший брат сесть за руль не смог. Падал. Два средних от предложения порулить отказались. Ума хватило. Но ума хватило и на то, чтобы посадить за руль младшего брата, который отказываться уже ни от чего не мог. Его принесли, положили на водительское сиденье, завели мотор. Трогай, джигит!
Кто знает характер «Лэнд Крузера» с движком V8 4,5 л, тому не надо объяснять, насколько динамичен этот сарай на колесах. Дальнейшее понятно. Забавно, но он умудрился проехать по прямой километров 10–15 и не доехал до Петербурга метров 20. Врезался в стационарный пост ГАИ на въезде в город. Как истинный шахид, приняв его за блокпост. От «Тойоты» остался целым только ключ зажигания. Еще 20 метров, и он бы оказался на территории другого субъекта федерации. А так территория области, и джигита привезли под утро в сельскую больничку. Старшие братья почти не пострадали.
Печень джигита от удара превратилась в паштет. Когда вскрыли живот, он больше напоминал корыто с кровавыми помоями. Чтобы не тратить время, я наклонил операционный стол и, не обращая внимания на вопли санитарки, выплеснул содержимое на пол. Пришлось лить в две вены все, что попадалось под руку. От физраствора до плазмы. Группу крови определить не удалось. При гемоглобине ниже десяти это затруднительно, вроде агглютинации нигде не было, решил, что пусть будет первая. Жидкость в сосудах при этом бледно-розового цвета, не пачкает даже одежду. Хорошо, запас крови был, вливал литрами первую группу. Один хрен выжить у парня шансов не было. Давление не определялось несколько часов. Хирурги всю операцию с надеждой поглядывали в мою сторону, когда же я скажу, что хватит заниматься ерундой, пора труп увозить в подвал. Но сердце билось, а то, что нет давления, вам же и хорошо, нет давления – нет кровотечения. Работайте, ребята. А моя задача – живым со стола снять. Или хотя бы изобразить, что снял живого. Смерть на операционном столе – ЧП. Выслушивать вопли начмеда с утра не хотелось. Очень рискованное для меня занятие, могу послать подальше, невзирая на должность. Короче, часов пять хирурги зашивали остатки печени. К концу операции какое-то давление стало появляться, зажурчала моча. Живучая все же тварь – человек.
Сдав клиента в реанимацию новой смене, поговорив о перспективах с его протрезвевшими братьями, ушел домой спать. На следующий день в живых джигита увидеть не ожидал. Но тот был не только в сознании, но и узнал меня:
– Доктор, скажи, сильно я машину поцарапал?
Я уж тут не стал его успокаивать, видел сам кучу железа перед КПП. Сказал суровую правду, от «Тойоты» более-менее целым остался ключ зажигания, который, кстати, в придачу разорвал коленный сустав.
– Вай! Как тут бить? Машина друга! Взяли в Питер ехать. Как платить будем? Скажи, земляк, зачем я жив остался?
Слезы.
– Какой я тебе земляк? Если бы ты вчера помер и тебя здесь похоронили, тогда и станешь моим земляком. Хотя, поверь, мне сейчас на это глубоко, извиняюсь, безразлично. Лежи тихо, тогда выживешь.
В ординаторской на меня набрасывается коллега, доктор, родом из Дербента. Почему-то начал говорить с акцентом.
– Ты зачэм это сделал? Тэбэ дэньги давали? Давали, да? Не взял? Ну и мудак! У нас бы его вообще лечит не стали, пока бы тысяч 30 долларов родня не принесла. А узнали, что он мэнт, то и за 100 тысяч нэкто бы нэ согласился. За такие вещи у нас дома убить врача могут. Зачем лэчить мэнта, его завтра все равно убьют. Могут прямо в палате задушить. У нас если мэнт сядет в автобус, все виходят, автобус могут взорвать. Так один и едет.
– Слушай, это у вас дома. А сегодня твое дежурство, ты его лечить и будешь.
– Нэт! Никогда. Я лезгин. Я не буду лэчить аварца!
Больной, увидев врача-лезгина (и как они друг друга различают?), к нашей общей радости наложил кучу дерьма прямо в кровать. Прекрасно, значит, кишечник работает, хороший шанс выжить.
А от начмеда я все ж получил… Во-первых, не смог ответить на вопрос, а какая же у больного группа крови? Сказал, что не знаю, какая была. Сейчас первая. Два обменных переливания крови он получил. Во-вторых, не соблюдал правила, стандарты и рекомендации по лечению острой кровопотери. Отцепился, только когда ему было предложено прямо сейчас сходить в операционную. Как раз туда привезли достойный объект, очередной шок. Не желает ли он показать нам мастер-класс? А то п…ть – не кульки ворочать. Начмед не пожелал. А джигиты нам даже бутылки не принесли. Хотя обещали банкет в ресторане для всего отделения. Маленькая радость была от того, что в академию наркоконтроля их так и не приняли. В крови у них, кроме алкоголя, оказались еще и опиаты. Кровь на анализ брали до операции, так что опиаты не наши, не отмажешься.
Чтобы встретиться в лобовом столкновении под туманным Санкт-Петербургом, стоит приехать из разных концов СНГ, из солнечных Молдавии и Киргизии. За рулем микроавтобуса оказался молдаванин. С ним пришлось провозиться почти всю ночь. Шок. Должен выжить, с ногами или нет – вопрос остается открытым. Ему было не до разговоров. Зато водитель КАМАЗа, гражданин Киргизии, оказался болтлив. Несмотря на акцент. Травмы у него оказались полегче. Неудивительно, КАМАЗ машина серьезная.
– Вы давно права купили?
– Да, давно. Тридцать лет за руль.
– А в нашем городе сколько уже ездите? Неделю?
– Нэт, болше. Мэсяц.
– Всего месяц? А до этого только по степи ездили?
– Нэт, я город нэ езжу, один раз ехал, боялся, пока болше нэ ехать.
– Ну и кто из вас оказался на встречке?
– Он. Я думаль его перепрыгнуть, нэ смог. Ссади девятка ехаль, мне водитель руки целоваль, говориль – ты, брат, ты мене жизн спас. Иначе он бы в меня.
Положил их напротив, пусть укрепляют дружбу народов. Когда молдаванин отойдет от наркоза – побеседуют, разберутся, кто прав.