Профессиональный спор

Наблюдаю профессиональный спор в приемном отделении. Врач «Скорой помощи» пытается всучить дежурному терапевту направление. В графе «Диагноз» написано: геморрагический инсульт в области левой ягодицы. Терапевт удивлен:

– Доктор, а как вы это себе представляете?

Врач «Скорой», что интересно, по специальности невропатолог, доказывает:

– Ну как же, кровоизлияние в мозг называется инсультом. Так? Так. А у нее кровоизлияние в ягодицу? Правильно? Вероятно, в бассейне верхней ягодичной артерии. Но тут уж я это уточнять в диагнозе не буду, не думаю, что вы разбираетесь в топической диагностике. Так как это еще назвать? Инсультом ягодицы это называется, коллега.

Пациентка, получившая пинок обувью в свою задницу, участия в споре о своей судьбе не принимает. Продемонстрировав всем желающим зону, пораженную инсультом, спит на кушетке. Топическая диагностика сложностей не вызывает. На ягодице четкий кровоподтек в виде подошвы.

– Ну, доктор, я понимаю, если у вас жопа вместо головы, то тогда соглашусь, вас бы я положил к себе на отделение с инсультом. А тут уж нет, увольте. Пожалуйста, это к травматологу.

Дальнейший спор принял уже совсем чисто теоретический характер, зазвучали такие слова, как «мудак», «козел», «да пошел ты на…». Вмешиваться не стал, пусть разберутся сами, кто прав, наше дело практика.

День дружбы

Встречаю старого знакомого, хирурга.

– Привет!

– Привет.

– Ну ты как?

– Да нормально, работаю. А ты?

– Да никак. А че, сказать больше нечего?

– А чего говорить? Работа – дом. Дом – работа. Скучно мы живем, не интересно, нет драйва, безумств.

– Так давай соберемся, я через неделю в отпуске, посидим.

– Соберешься с тобой. Сколько звал, пойдем выпьем, пойдем. А ты? Тебе повод нужен. А чтоб просто так, посидеть, поговорить, не, не о чем. Тоже мне друг. Вот у меня на днях был пример настоящей мужской дружбы. Одного вчера выписал, второй помер. Слушай.

Короче, двое работяг из Белоруссии, какие-то штукатуры-облицовщики, подрядились на отделку коттеджа местному папику. Срок, значит, им – две недели. Папик оставляет ключи и едет отдыхать. Но допускает ошибку, выдает аванс. Друзья, оставшись одни, естественно, сразу, незамедлительно начинают бухать. Времени впереди вагон, успеют. Пьют день, два, неделю – кончается водка. Идут в сельмаг. Чего они там не поделили с местной гопотой – не знаю. Но отпизжены были друзья с невообразимой человеческой жестокостью, с применением предметов. Итог: у одного сломано двенадцать ребер, у второго переломы обеих плечевых костей. И не просто переломы, а открытые, кости торчат наружу в разные стороны. Но друзья нашли в себе силы посетить сельмаг, затарились на несколько дней, добрались до дома и сели продолжать. Сколько бы еще смогли – неизвестно, но из отпуска вернулся хозяин. Надо сказать – порядочный парень, вызвал «Скорую», следом приехал сам, предложил оплатить лечение, хотя и не мог вспомнить имен своих работничков.

Вы удивлены, что я мою руки средством для мытья посуды? Нисколько! Мне пох…, чем ты моешь руки. Я удивляюсь, как можно бухать с открытыми переломами обоих плеч. Ты такое видел?

– Не знаю. Ну я видел, как пьют безрукие, один, помню, стакан так хватал своими обрубками – не вырвать. Как водку в гастростому вливают, видел. Один раз встречал человека с боковым амиотрофическим склерозом, который бухал, будучи подключен к аппарату ИВЛ. Все нормально у него было, руки-ноги, даже ходить мог, только дышать самостоятельно был не способен. Помню, ему еще такой дыхательный аппарат родня купила, портативный. Батарейку зарядит, на час-два хватает, успевал на коляске до магазина и обратно. А чего ему еще делать, все было веселей смерти ждать.

– Не, ну понять, как человек пил с половиной сломанных ребер, можно. А тут вариант один, стакан за него держал друг и подносил ко рту. А еще удерживал от падения, страдалец все дни просидел на стуле, не шевелясь, все-таки больно было. Ну а как хезал – понятно. Воняло от него, ё…, дерьмом и гниющим мясом. Даже штаны сгнили, рассыпались, когда снимали. Я спросил, а чего сразу не приехали? Говорят, боялись, работают в России незаконно, да и денег на лечение нету. Надеялись, что ситуация как-то рассосется сама. Долго в реанимации лежали, два друга – две белые горячки. Опохмелиться твои коллеги не давали. У того, что с ребрами, – пневмония, абсцесс, у второго на руках гниет мясо. Полная жопа. Поначалу даже думали обе руки сразу отрезать, потом решили погодить, сами отвалятся. Но чудо, один остается в живых и даже поправляется. Угадай кто? Тот, у которого переломаны руки. Херовенькие такие ручонки после всех операций получились, кривоваты, но ничего, работают. Этими ручками он цинковый гробешник своего друга и потащил на родину. Вот, живут люди интересно, не то что мы с тобой.

Ночные разговоры

О чем можно разговаривать, сидя на работе ночью в мокрых футболках? Халаты выстираны, сохнут. Не у всех нашлось, во что переодеться. Не рассчитали мы количество содержимого в желудке очередного пациента. Трое далеко не молодых врачей поверили человеку на слово. Позор, знали, убеждались тысячи раз, верить никому нельзя. Но так хочется верить людям. Поверили, что тот не успел попить пивка, прежде чем получить удар ножом в живот. Еще как успел. Недооценили, что имеем перед собой обычного психопата-истерика, способного на непредсказуемое. А беседа с ним начиналась вполне мирно:

– А ты зачем из своей деревни приехал, как она там называется, Большая Дороть? Специально, чтобы в Питере нож в живот получить? Ты разве не мог этого дома сделать?

– Да я за пивом пошел, а какой-то мудак на меня из кустов с ножом. Мне страшно, доктор, я боюсь!

– А пойти за пивом в два часа ночи ты не боялся?

– Так откуда я знал, что такого идиота тут встречу?

– А откуда в тебе такая уверенность, что ты здесь, в больнице, нормальных людей встретил? Нормальные в это время все дома, спят.

– Доктор, а больно не будет? Я боли боюсь!

– А ты не бойся, привыкай. Мы вот давно к боли привыкли. Особенно к чужой. Давай сам переползай на стол, у нищих слуг нет.

И тут, в последний момент, товарищ, подсобрав свои вывалившиеся кишки в руку, решает сорваться со стола с криком: «Я боюсь, я не хочу умирать!» Хирурги, удерживая клиента, наваливаются ему на живот, анестезилог не успевает отскочить, в результате фонтан рвотных масс, отразившись от бестеневой лампы над столом, накрывает всех сверху.

Ну и о чем можно побеседовать в такой ситуации? Я говорю, хотел завтра на выставку Сезана сходить, в Эрмитаж, привезли несколько картин всего на неделю. Но разговор об искусстве как-то сразу зашел в тупик. Нужно искать другую тему.

– Ладно, – говорю, – мы тут сами виноваты, зонд не могли засунуть в приемном, поторопились на свою голову, поверили козлу, что желудок пустой. А я как-то видел картинку в автобусе, ну тогда у Финляндского вокзала кольцо было, вечно толпа народа. Автобус набился, а на задней площадке стоит бухарик, пьянющий вусмерть, народу в автобус набилось, не сдвинуться, двери не закрываются. И тут подбегает такой крепыш, с силой заталкивает всех внутрь, а сам остается на нижней ступеньке. И двери, значит, закрылись. Но так он прижал алкаша, что тот перегнулся ему через плечо и все, что было в его желудке, вывалил мужику на спину. Ну а мужик в давке не заметил, проехал несколько остановок, не давал дверь открыть, на своей остановке вышел, смотрю – идет. Вся спина у пальто заблевана, а сам счастливый такой, рад, что быстро доехал, силушка пригодилась, домой торопится, в семью. Вот придет, домашних обрадует, подарочек.

Народ оживился, беседа пошла веселее, чувствуется, тема ближе. Хирург:

– А я помню, как-то 9 мая, в праздник, еду домой в метро. Середина дня, народ потихоньку разъезжается с парада. Вагон полупустой, и стоит веселый такой капитан первого ранга, на поручне повис, держится. Красавец, в парадной форме, белоснежный китель, кортик на боку. И икота неукротимая. И вот чувствуется, поджимает его, не сдержаться, оглядывается он по сторонам, не смотрит ли кто, снимает фуражку и так аккуратненько в нее выблевывает все, что в желудке было. А было много. Снова по сторонам – зырк, но все, понятно, отвернулись, делают вид, что ничего не видели. Но капитан решает выйти на первой станции, может, ему надо, может – просто неудобно стало. Станция «Невский проспект», пересадка, я выхожу следом, смотрю, капитан свою фуражку так полусогнутой рукой прижал к груди, и четким таким строевым шагом хуячит по платформе, марширует, значит, на автопилоте. А навстречу патруль, майор и два зеленых курсанта, мудачка. Ну не надо в метро честь отдавать, не надо. Но так капитан выглядел браво, что у любого служивого рука сама тянется честь отдать. Ну и капитан, естественно, тоже рефлекторно хотел рукой махнуть, да вспомнил, что фуражка-то у него в руках. И надевает ее, значит, на голову и честь отдает. И весь китель… Блевотина стекает. А сам продолжает так же маршировать по платформе. Но вид уже не тот. Слышу только, майор, старший патруля, курсантам: «Ну вы и мудаки! Сколько раз вам говорить! Ё…., что теперь с ним делать?»

Второй хирург беседу поддерживает:

– Я чего-то такое уже слышал, а вот помню, еду в поезде…

– Да это что! Я как-то на станции видел картину. Вот все говорят, пьяный дурак, пьяный дурак. Категорически не согласен. Ну нету при опьянении тотального слабоумия. Порой пьяный способен на такие гениальные решения, что никогда не придут в голову трезвому интеллектуалу. Стою на платформе, жду электрический поезд. Рядом качается клиент. Пьян в дугу, икает. И одет хорошо. Дубленка, шапка такая, не из кролика, у ног стоит портфель-«дипломат». Смотрю, по платформе приближаются трое. Ну не будем их называть ментами, скажем так: трое в форме сотрудников полиции. Идут бодро. Цель ясна, вот она стоит, покачивается. Мужичок тоже заметил людей в униформе и чутьем понял, что личного досмотра ему сейчас не избежать. А досмотр бывает чреват материальными потерями. И скорее всего, домой сегодня добраться уже не судьба. А мужичку, похоже, есть, что терять. Что бы сделали вы? Убежали, прикинулись трезвым, стали искать защиты у граждан? Куда он убежит? И на платформе, кроме меня, никого. И что делает мужичок? Закрывшись от сотрудников воротником дубленки, быстро сует два пальца в рот. Все. Фонтан рвоты заливает изнутри полушубок, вытекает снизу на брюки, на «дипломат». Сотрудники как бодро маршировали по платформе, так и не замедлив шаг, прошли мимо. Охота возиться с облеванным гражданином? Нет, неохота.

Подходит электричка и мужичок спокойно садится, без потерь. Ну разве что потратится на химчистку. Зато свобода, следующая остановка уже в другом субъекте федерации. В области полиция гуманнее, вытрезвителей нет, могут проводить домой.

Анестезиолог рассказывает свою историю:

– Помнится, у нас доктор был один на неотложке, алкаш страшный. Фельдшера за него работали, таскали с собой так, для антуража. Везут его как-то пьянющего на вызов. Гаишник увидел его пьяную харю, как он в кабине качается, тормознул, а чтоб «Скорую» остановить – вообще редкость. Подходит справа и водилу через открытое окошко спрашивает: «Ты куда такую пьянь везешь?» А водиле что, адрес сказали, еду, остальное по барабану. Тут доктор открывает свою дверь и с криком: «Ты что, не видишь? Укачало меня, укачало!» блюет гаишнику на китель. И пока гаишник от удивления не оправился, водила дверь закрыл и укатил. А тот так и остался стоять весь облеванный, прямо в центре, на Исаакиевской площади.

– Ребята, все это ерунда. Я до сих пор не забуду, реально видел мужика, который себе в карман брюк наблевал. А так снаружи все чисто, одет очень хорошо, новое пальто, костюм еще с неспоротой биркой. В пиджаке справка об освобождении, вчера только откинулся с зоны. Домой ехал и заснул на вокзале. Менты затащили его в пикет, стали шмонать, один руку в карман запустил, и тишина… Вытаскивает, бля, вся рука в блевотине, макароны какие-то с пальцев сползают, капуста. Вот как он это сделал – загадка. Вот как он это сделал? Снял штаны, наблевал в карман и надел? Не смог бы надеть, точно. Или наблевал ему кто-то другой? С тех пор, я когда слышу про НЛО и прочую лабуду типа Шамбалы, параллельных миров, сразу эту блевотину в кармане брюк вспоминаю. Вот это невероятное, а остальное так, ерунда.

Так за беседой незаметно пролетел остаток ночи, настала пора идти сдавать дежурство. Хорошо бы еще не простудиться.