Глава 4
Наконец-то заканчивается этот длинный день, вымотавший всех нас до изнеможения. Чем ближе к вечеру, тем всё больше кажется, что ни этот самый вечер, ни тем более ночь никогда не наступят.
Подлётное время до целей стало совсем небольшим, так что даже во время простого полёта возможности хоть немного сбросить напряжение в измученных мышцах и нервах не было. И не только пилотам. Штурманы крутились, словно белки в том самом пресловутом колесе, работали не покладая рук, метались от штурманского стола к окошку с прицельной визирной линией, где ненадолго залипали и тут же возвращались обратно за стол к своим расчётам. Стрелки-наблюдатели не отрывались от своих пулемётов, до рези в глазах всматривались в небо, в горизонт, вниз, на землю. Все ждали атак турецкой авиации, оттого и не расслаблялись…
Взлетали, отрабатывали бомбами или горючей смесью по назначенным целям и возвращались к транспортам обеспечения.
Во время загрузки наступал короткий момент благословенного отдыха, когда можно было снять с педалей подрагивающие от нагрузки ноги, отпустить штурвал, уронить тяжёлые руки на колени и на какое-то время просто отключиться. Закрыть сухие, уставшие от напряжения глаза, вытереть тыльной стороной ладони выступающие при этом невольные слёзы, съехать немножко вниз и вперёд в своём кресле, отрешиться от гула моторов снаружи кабины, от практически неразличимого плеска волны о поплавки, от скрипа натянутых швартовочных канатов, от возни матросов, обеспечивающих загрузку и, когда нужно, дозаправку под непосредственным руководством и участием нашего бортинженера…
Да, можно было расслабиться. Казалось бы. Но приходилось вставать и контролировать процесс загрузки и заправки. Личный контроль никто не отменял. Да и самому же потом в небе спокойнее будет. Разъездной катер подходил к самолёту точно в тот момент, когда механики заканчивали свои работы, а аппарат был готов к вылету. Дежурный офицер передавал пакет с новым заданием и откланивался. Что сказать? Генерал Каульбарс работал эффективно и успевал за всем присматривать и вовремя отдавать распоряжения. И даже о кормёжке экипажей не забыл – камбузы кораблей обеспечения радовали горячей пищей, а катера её развозили.
Правда, принимать её приходилось тут же, в самолёте, рассевшись на чехлах в грузовой кабине, торопясь вернуть использованную посуду на борт катера.
И вновь поднимались в воздух. Летели через горький, едкий дым горящего города. Через кислую вонь сгоревшей взрывчатки разбомблённых заводов, надолго оставлявшую во рту привкус хозяйственного мыла. И даже над Мраморным морем небо уже не было чистым и светло-прозрачным. Бомбили батареи Нагары с нашей стороны пролива, чтобы поддержать пробивающиеся к Чанаккале боевые корабли эскадры Эбергарда. Разбивали сначала тяжёлыми бомбами перекрытия укреплений и завершали работу сбросом горючей смеси на разбитые позиции.
Работала вся наша бомбардировочная авиация, все три эскадрильи Шидловского, плюсом к ним несколько новейших самолётов Сикорского, в которых воплотили последние мои «разработки».
И в завершение дня, перед самым наступлением ночи поступила новая задача – всем нашим «Муромцам» пришлось отработать бомбами и смесью по крепко засевшим в обороне частям турецкой армии. После высадки части нашего десанта на турецком побережье Чёрного моря при активной поддержке корабельной артиллерии батареи и позиции неприятеля были взяты сходу, а противник отброшен. Десант не задержался и «на плечах отступающего неприятеля» продолжил движение к городу, где и ввязался в новое сражение. На городской окраине турки оказались зажаты между «двух огней», да ещё и с моря по ним со всей ненавистью лупила вся корабельная артиллерия. Ну и мы, конечно, постарались. Добавили огонька…
И вот наконец-то этот длинный день сменился ночью. Как-то резко, вдруг, наступила темнота. Благословенная для нас. Да вообще для всех, потому что не только мы одни вымотались до чёртиков…
И возвращаться нам пришлось в этой темноте. Садились на воду по освещённой прожекторами «дорожке», подруливали к транспортам, шли к ним «на огонёк», так сказать. На подходе глушили моторы и дальше шли на одной лишь инерции. Ветра-то нет, штиль. Швартовались и сразу же отключались, засыпали тут же, на рабочих местах, в креслах и на полу, порой даже не успевая бросить под голову туго скатанный брезентовый чехол. Засыпали и не обращали никакого внимания на ходящих буквально по нашим головам механиков, на дозаправку и обслуживание моторов, на шумы и стуки в кабинах, на качку, в конце-то концов. Просыпались периодически и тут же вновь засыпали под непрерывную канонаду корабельной артиллерии по пехотным частям турецкой армии. Но измученный за последние дни организм отключался лишь на какое-то время, забывался в тревожном сне и тут же сбрасывал с себя сонное оцепенение, чтобы в следующее же мгновение вновь ухнуть в глубокую пропасть. Так что вроде бы и спали «без задних ног», а в то же время и нет.
Правда, так сразу засыпали далеко не все. Командирскую работу, как и работу инженера, никто не отменял. Нужно было отчитаться за день перед Каульбарсом, отметить ему же всех отличившихся, передать штабистам использованные фотопластины и получить новые, проконтролировать послеполётные работы и подготовку самолёта к последующим вылетам. Это ещё стрелкам сегодня повезло – пострелять не пришлось. Поэтому и пулемёты не нужно было чистить и набивать ленты…
А город взяли утром. Ночью даже мы хорошо слышали доносящиеся с передовой выстрелы и взрывы, видели зарево от пожаров. Наши два транспорта обеспечения, несмотря на практически непрерывную работу по обслуживанию техники, умудрились подойти за вчерашний день к Городу и уже в стремительно накатывающих на истерзанную землю сумерках остановились на внешнем рейде Константинополя. Как раз на виду лежащей на боку туши «Гебена». И потому-то каждый раз после очередного вылета нам было всё проще и проще возвращаться «на базу». Проще и ближе.
А мне, несмотря на усталость, так и не удалось выспаться. Почему-то как только закрывал глаза, так сразу чудился в плеске волн скрип лодочных уключин. А ну как заснёшь, а в это время нас начнут какие-нибудь янычары атаковать? Подплывут тихонечко на лодке под покровом ночи (а южные ночи тёмные – в двух шагах ничего не различишь. Особенно когда небо дымом затянуто и луна через этот дым еле-еле пробивается своим бледным светом), перережут лётный и технический состав, пожгут самолёты вместе с нашими сонными или уже безжизненными тушками, и хана. Так что, несмотря на выставленный многочисленный караул из состава лётных экипажей и вахты транспортов, мне всё равно не спалось.
Но не все были такими же мнительными и осторожными, как я. Экипаж дрых без задних ног. Даже казачьи души в лице Игната и Семёна страха не ведали и сопели себе спокойно в две дырки на жёстком фанерном полу «Муромца», словно находились сейчас дома и нежились на пуховой перине под мягким родным бочком. Изредка просыпались, вслушивались в громыхающую ночь, сверкали коротко блеском открытых глаз и снова засыпали, убедившись в отсутствии непосредственной опасности.
И лишь когда снаружи что-то развиднелось, тогда и я провалился в крепкий сон. Словно одним махом в яму ухнул. Отключился.
Поспать так и не удалось.
Вот как раз в тот момент, когда я наконец-то успокоился и расслабился, меня и вызвали через вестового на совещание к Командующему. Пришлось продирать глаза, кляня себя за свои ночные страхи, срочно приходить в себя и добираться до флагмана на посыльном катере.
Удивился, когда сумел прочитать на его корме короткое название, к какому именно кораблю приписан этот катер. Когда это «Евстафий» успел из Дарданелл вернуться? Вчера же самолично наблюдал его сверху во главе нашей эскадры, он в числе прочих усиленно обстреливал батареи пролива, высаживал катера с десантом. И вот он уже здесь. Сейчас все новости и узнаем.
Поднялся по спущенному трапу на борт мимо вахтенного помощника с матросами, козырнул в ответ, проследовал за вестовым в знакомую кают-компанию, поприветствовал собравшихся командиров экипажей. Представляться не потребовалось – вокруг только свои, авиаторы, давно знакомые лица. А буквально сразу за мной подтянулись и остальные командиры самолётов. Пока была такая возможность – сразу, как вошёл, так и осмотрелся.
Кроме нас, авиаторов, присутствует несколько старших офицеров корабля, правда, сидят они отдельно от нас, своей тесной группой. Содружество, маму иху, родов войск, чтоб вас всех поперёк колена! Боевое братство, называется! Нет чтобы вперемешку сесть. Хотя, что-то сдвинулось в лучшую сторону после вчерашних событий. Теперь хоть смотрят на нас спокойно и даже благожелательно, без снисходительных, хоть и тщательно скрываемых усмешек, как недавно. Вот ведь! После постановки задачи на флагмане и пары суток не прошло, а насколько отношение к нам поменялось. К нам и к нашей работе. Если раньше офицеры Черноморского флота смотрели на авиацию, как на некую любопытную причуду, или, в крайнем случае, как на какую-то непонятную пока вспомогательную помощь в виде воздушной разведки, то вчера мы всем доказали, что авиация отныне представляет грозную и неотвратимую силу, с которой обязательно нужно считаться. И непременно учитывать её в предстоящих военных раскладах…
Осмотрелся, пробираться в первые ряды не стал, увидел махнувшего мне рукой товарища и компаньона, пошёл к нему. Уселся тут же на свободное место рядом с ним, с Игорем Ивановичем Сикорским, поздоровался вполголоса, собрался было полюбопытствовать о его вчерашней работе, но не успел с этим. Матросик подошедший помешал, сверкающий серебром поднос протянул. Подхватил с подноса стакан горячего чая в блестящем, начищенном подстаканнике, оглянулся, как мне показалось, незаметно. Все с чаем, не я один такой исключительный. Поднёс стакан к губам, с удовольствием втянул в себя вкусный терпкий запах, осторожно сделал первый малюсенький глоточек. Горячо же. Ах, как хорошо! Даже резь в глазах пропала. Ну какие теперь могут быть вопросы? Сначала чай!
Вот за что я люблю флотских, так это за дисциплину и порядок. Мы с утра небритые, заросшие щетиной, даже ещё не позавтракавшие, а здесь салон сияет белоснежными скатертями, воздух свежий, гарью пожаров не порченный. Из распахнутых иллюминаторов и вливается, кстати. Неужели пожары в городе к утру утихли?
И чай. Крепкий, с кислой, бодрящей ум долькой лимона и сахаром.
С удовольствием всё до донышка выпил. И приготовился кому-нибудь внимать. Обязательно ведь разговоры начнутся, пока начальства нет. Вон как после чая народ оживился, расслабился, зашебуршился. Угадал.
Александр Васильевич Каульбарс поднялся. Развернулся лицом к собравшимся, тихонько кашлянул, привлекая тем самым всеобщее внимание:
– Господа, пока ожидаем Командующего, коротко выскажусь. Сначала то, что касается непосредственно моих подчинённых. Вам же, господа, – короткий поклон в сторону группы морских офицеров. – Всё скажет лично Андрей Августович. С вашего же разрешения я продолжу. Александр Васильевич громко откашлялся в платок, сложил его, убрал в карман и оглядел нас внимательно. Каждого. Только после этого продолжил:
– Самым первым делом должен передать вам всем высочайшее одобрение вашими действиями. Слаженная и эффективная работа авиации стала именно той гирей, которая перевесила чашу сражения на нашу сторону. Благодарю вас всех за службу, господа офицеры!
Пришлось нам вставать и отвечать, как Уставом положено. А тут и двери в кают-компанию распахнулись, привлекая к себе общее внимание и от увиденного заставляя развернуться и вытянуться «во фрунт», замереть.
Генерал Каульбарс команду подал, шагнул навстречу Николаю по проходу, отдал рапорт. Вслед за Государем повторил команду «Вольно», и отступил чуть в сторону, освобождая проход и пропуская императора со свитой.
Его Императорское Величество собственной персоной пожаловал, в сопровождении великих князей Николая Николаевича и Александра Михайловича! Следом за ними Эбергард и Янушкевич. Удивило то, что двери сразу же закрылись, буквально отрезая идущую следом группу офицеров Генштаба и свиты. Впрочем, как я ни прислушивался, а никакого ропота за дверями не услышал. Только стулья громыхнули, и всё. А мы, получается, избранные?
Выходит, не соврали слухи? Государь и впрямь прибыл в Крым. И лично решил участвовать в Босфорской операции? Так сказать, первым ступить на отвоёванную землю? И первым же посетить Святую Софию? Ладно, это не моё дело. А вот для чего я здесь? Если присутствие Каульбарса и Шидловского ещё как-то объяснимо, не говоря о командующем Черноморским флотом, то я-то с командирами самолётов и старшими офицерами корабля здесь каким боком? И почему тогда нет командиров пехотных и казачьих частей, в таком разе? Что было бы весьма справедливо… Или с ними чуть позже государь с князьями будет встречаться?
Тем временем Николай Второй прошёл к столу, остановился, развернулся к нам лицом. Слева и на полшага позади встал Александр Михайлович, справа почти рядом – Николай Николаевич, оба на полголовы выше своего царствующего родича. Стоят рядышком, словно два стража по бокам.
– Господа, прошу садиться, – государь снял фуражку, присел к столу, подавая тем самым пример всем нам.
Сначала присели великие князья, следом Янушкевич, за ними Командующий. Ну а потом остальные, и я в том числе. Это хорошо, что я с самого начала в сторонке держался, да к Сикорскому в его штатском платье на галёрку подсел. Теперь меня и не видно ни царю, ни князьям. Не хочу лишний раз им на глаза попадаться, внимание присутствующих к себе привлекать, завистливые пересуды свитских за моей спиной возобновлять. Только-только всё утихло…
А дальше было коротенькое поздравление в связи с одержанной победой, краткая сводка вчерашних героических и отныне точно исторических событий, высочайшее обещание не забыть об отличившихся и о последующем их награждении.
Упомянул Государь и об отвлекающем манёвре у Зонгудлака. На удивление, город был атакован нашими войсками и взят. Угольные склады захвачены в целости. Терцы не удержались и устремились к Анкаре, разрушая на своём пути турецкие коммуникации, наводя панику на окрестное население, оттягивая на себя внимание турецкого командования и его военные силы. Где они сейчас, насколько продвинулись вглубь турецкой территории, данных нет…
Коснулись и участия союзнических сил вчерашним днём.
К своей радости, услышал, что пролив Дарданеллы у Чанаккале намертво перекрыт нашими линейными кораблями «Иоанн Златоуст» и «Пантелеймон», при поддержке шести эскадренных миноносцев. И они не пропустят в Мраморное море корабли союзников ни под каким-либо надуманным предлогом. Знаем! Доказывай потом всем, что эта победа полностью наша, и была одержана силой только лишь русского оружия.
А нам сейчас ничьей поддержки не требуется, да и делать в Мраморном море союзникам пока нечего. Впрочем, они даже к Чанаккале никак не могут пробиться через плотный огонь турецких батарей. Это с нашей стороны турецкая оборона в Дарданеллах взломана, а с их ещё постараться нужно. Опять же минных полей в проливе никто не отменял.
Вот и опасаются союзники, осторожничают. Им вроде бы после последних событий и спешить сейчас особо не нужно. И лучше бы подождать, постоять в сторонке, пока русские все каштаны из огня повытаскивают, и прийти потом на готовенькое. Но и медлить опасно, вдруг вообще эти русские обойдутся без союзнической помощи? Черчилль подобной оплеухи Кардену не простит…
Так что сейчас англичане вроде бы как ускоренными темпами стараются пробиться вперёд и снять мины в проливе. «Флаг им в руки».
Последняя фраза моя. Это я так мысленно подвёл итоги всему услышанному.
Вторая половина совещания была посвящена нарезке новых задач по поддержке наших сухопутных частей и корректировке огня корабельной артиллерии с воздуха. В последнем будут в полной мере использоваться и самолёты Севастопольского авиаотряда. Три самолёта вместе с лётчиками как раз для подобных целей и находятся на борту транспорта сопровождения.
Возможно, «Муромцам» Шидловского придётся помогать атакующей сербской армии, но это пока только предположение. И то лишь только в том случае, если царь Константин снова начнёт затягивать и выжидать с отправкой своих войск на помощь сербам. Впрочем, вести о захвате Константинополя и проливов сегодня разлетятся по миру и заставят кое-кого принять правильные решения.
Поэтому пока основные задачи – это бомбардировка с воздуха турецких позиций к югу и к северу от городских окраин.
И на этом нас отпустили. А я-то думал, ещё и награждать будут… Шучу.
– И стоило ли всех нас здесь собирать? – пробормотал тихонько, пробираясь к выходу и стараясь при этом выглядеть незаметно. – Нам-то это всё знать на кой?
Не вышло.
– Господин полковник! Не торопитесь. Попрошу Вас остаться, – остановил меня Каульбарс.
Пришлось задержаться. Неужели кто-то мои слова за шумом отодвигаемых стульев услышал? Стою, ловлю на себе любопытные и сочувствующие взгляды пробирающихся к выходу авиаторов. Даже Сикорский, обходя меня, мимоходом умудрился пожать мою руку. Подбадривает.
– Ваше Императорское Величество? – обратился к Николаю Александр Васильевич.
– Присаживайтесь, генерал. И вы, полковник, не стесняйтесь, подходите ближе. Здесь все свои, – пошутил в мою сторону государь.
Доволен. Ещё бы ему не быть довольным. Событие, к которому он, да и не только он, а вся Империя столько времени стремилась, наконец-то свершилось! История в очередной раз повернулась к нам другим боком. В лучшую или худшую сторону, увидим.
Вряд ли в худшую. Сколько я когда-то читал и слышал, что если бы в своё время произошёл подобный захват, то вряд ли в России произошла бы революция…
– Сергей Викторович, каков остаток ресурса моторов на вашем самолёте?
Вопрос Императора оказался настолько для меня неожиданным, что я в первый момент даже несколько растерялся. Уж от кого-кого, а от Николая подобного вопроса никак не ожидал. Впрочем, сразу же собрался и ответил. А что тут думать? Тут даже думать не нужно, ответ сразу же автоматически из меня вылетел. Этот ресурс я всё время считаю, каждый прожитый день. Моторы потому что у меня стоят новые, только что с завода и можно сказать, что они сейчас проходят реальные испытания в боевых условиях.
И с ресурсом у меня очень интересная ситуация. Теоретически-то его определили по прежним нормам, в полсотни часов, а вот каким он на самом деле окажется? Понятно, что значительно выше. Но насколько? Пока таких данных нет. Мотор-то абсолютно другой. И работает по другому принципу. Так и ответил, что ещё половину не выбрал. Скрывать-то нечего.
Сразу стало очень интересно, почему в таком разрезе самого главного конструктора, напрямую отвечающего и за эти самые самолёты, и за новые моторы сейчас прочь удалили? Кому как ни ему о своём детище всё знать положено? Пусть бы Игорь Иванович и отчитывался перед государем о ресурсе. Или почему этот вопрос адресуется не ко второму моему компаньону – другу, а сейчас ещё и сослуживцу Шидловскому Михаилу Владимировичу? Который как раз сейчас рядом с нами и находится. Он и по званию, и по должности повыше меня будет. Или к генералу Каульбарсу…
Хотя, пока ещё подобных вещей здесь не принято знать. Это чуть позже, с наработанным опытом, подобные вещи в повседневную рутину и обязаловку войдут. Или уже начинают входить. Я же вижу, насколько неприятно генералу это своё сегодняшнее незнание и некомпетентность в только что заданном вопросе выказывать. Вопросе, кстати, его напрямую касающегося. И заданное, между прочим не кем-нибудь, а самим Государем.
Николай выслушал мой ответ, кивнул головой каким-то своим мыслям. Похоже на то, что этим мыслям мой ответ пришёлся как раз впору. Кивнул и продолжил:
– Надёжность и эффективность «Муромцев» в боевых, да и не только в боевых условиях оказались выше всяких похвал. И Александр Михайлович… – мельком брошенный взгляд на великого князя. – В этом меня очень горячо уверял. Особенно после столь знаменательного полёта с вами, Сергей Викторович. Князь был впечатлён вашим самообладанием в полёте и великолепным пилотированием этой огромной машины…
Николай Второй прервался, внимательно глянул на меня, на Каульбарса. И продолжил:
– Поэтому мною принято решение отменить ранее принятый Указ о запрете подниматься в воздух членам императорской фамилии…
Николай Второй вновь замолчал, снова потянул коротенькую паузу, словно давая какое-то время всем здесь присутствующим осознать только что сказанное, и продолжил:
– Господин полковник…
Я подскочил, вытянулся. Раз началось официальное обращение, значит, шутки закончились. Наступила служба. А приказы не принято получать, сидя на стуле. И что-то не нравится мне это затянувшееся отступление в речи императора. Ох, спинным мозгом чую ба-альшой подвох…
– Непосредственную задачу вам поставит Его Высокопревосходительство Николай Николаевич. Прошу, князь.
И я превратился в слух. Николай Николаевич выше своего царствующего родственника на полголовы. И на вид крепче. Ну и старше, само собой. Стою, команды «Вольно» мне никто не давал.
А Николай по сравнению с родичами хоть и не вышел ростом, но внушает, внушает. Чувствуется в нём нечто этакое, императорское, что не позволяет на него сверху вниз смотреть.
– Сегодня после службы и молебна в Софийском Соборе вы вместе с нами летите в Севастополь. И остаётесь в нашем распоряжении… – главнокомандующий делает паузу, словно ожидает моих уточняющих или недоумённых вопросов, но я молчу. Уже всё понятно.
Только одно уточнение, мелькает быстрая мысль, которую я тут же запихиваю куда поглубже. Потому как уточнение это понятно только мне и пока непонятно никому из присутствующих – «не я вместе с вами, а вы вместе со мной».
И ничего в этом особенного нет. Вы бы с моё полетали по странам, да повозили бы… Кого только не пришлось мне возить на борту своего самолёта в прошлой жизни. Единственное, совсем уж верхний эшелон власти не довелось лицезреть на борту своего лайнера, а так…
Ладно, отметаем прочь воспоминания и вслушиваемся в дальнейшие указания. А их-то, указаний этих и нет. В основном лишь вопросы ко мне. Как полетим, когда полетим, куда полетим. Эх, времечко золотое, когда никто за тебя все эти вопросы и другие, им подобные, решить не может…
Когда ты «кум королю и сват министру»…
Единственное, уточняю, когда именно нам необходимо на месте быть. А быть нам в Севастополе необходимо завтра, и опять же, всё на моё усмотрение.
Раз так, тогда сразу и взлетаем. Да не совсем сразу, что же вы так сразу и поверили, опешили, а после молебна и службы, само собой. Заключительные два слова и серединку заключительной фразы я тоже мудро проглотил, не стал говорить вслух. Что там дальше?
– Полковник, напоминать вам о том, что всё выше сказанное не должно дальше вас никуда уйти, не нужно?
А это уже Александр Михайлович дополнил. Не удержался. Остался только Каульбарс, но и он, чувствую, обязательно что-нибудь да скажет. Но потом, когда члены августейшей фамилии уедут…
Мне вот только интересно… А где служба безопасности Государя? Где разведка и контрразведка? И где, наконец, обеспечивающие его здесь пребывание жандармы с охраной? Появилось сразу столько вопросов к Марии Фёдоровне и к Джунковскому, что только руками осталось развести. Сколько подобного я им наговорил в своё время, и всё впустую, как оказалось…
Вот и закончилась моя вольница на Крымской земле, пролетело мимо меня создание авиароты под моим же непосредственным командованием. Конкретного мне ничего по этому вопросу не сказали, это лишь мои домыслы. Плохо ли это, хорошо ли, пока не знаю. Время покажет. Может, слетаю в Севастополь, отработаю положенное, а там и вернусь к намеченному…
На сам молебен я не пошёл. Свой экипаж в полном составе отпустил, а сам отговорился подготовкой аппарата к очередному ответственному вылету и дополнительными проверками всех систем. Смолин, правда, сразу что-то не то заподозрил, потому как вознамерился остаться и составить мне компанию в этой подготовке. Насилу от него отбился. Вот я ляпнул, не подумав.
Больше, кстати, никто из экипажа подобной сознательности не проявил. Мысленно все уже были на площади перед Софией. Это я так, для красного словца и для оправдания себя любимого эти отговорки придумал. Просто ну не хотелось мне в предстоящей давке участвовать. А то, что она там будет – к маме не ходи. Пусть всё это без меня пройдёт.
Катер с моим личным составом отчалил, ушёл к следующему самолёту за очередной порцией любопытствующего служивого народа, а я скрылся в грузовой кабине, да ещё и люк за собой прикрыл. Для порядка осмотрелся, ничего крамольного внутри не увидел. Да и вряд ли что-то смог увидеть. Здесь у нас всегда порядок, всё чистенько, всё на своих местах.
Посидел на рабочем месте, проводил взглядом уходящий к берегу катер, потом вернулся в грузовую кабину, прилёг на чехлы. Повалялся полчасика. Нет, не лежится, не по себе что-то. Распахнул настежь боковую дверь, сел на обрез люка, свесил ноги вниз. Сижу, болтаю сапогами. Внизу волны перекатываются, самолёт покачивают. Эх, удочки не хватает. Солнечные зайчики глаза слепят, заставляют жмуриться от удовольствия. Только сейчас и сообразил, почему мне так тревожно. Потому что артиллерийской канонады не слышно. Весь вчерашний день, всю ночь и всё утро корабельные пушки по туркам долбили. А сейчас тишина.
Как только разобрался с причиной своего беспокойства, так сразу и полегчало. И, наконец-то, по-настоящему в сон потянуло. Вернулся на уже нагретые чехлы, поворочался, устраиваясь поудобнее, начал придрёмывать. И снова помешали, вырвали из сладкой дрёмы. Подошёл тот же катер, стукнулся бортом о поплавок, заскрипел деревом, вызывая внутреннее возмущение и протест – что это ещё за вольности? Мой самолёт хотят поцарапать! А если поплавок повредят? Ну я сейчас вам задам! Подхватился, подскочил, потянулся к запорной рукоятке под неожиданный и потому подозрительный топот ног снаружи, второй рукой нащупывая пистолет в кобуре. Толкнул створку, отступая сразу чуть в сторону от проёма и… Поспешно сунул пистолет в кобуру. Сикорский это. Игорь Владимирович, друг и компаньон. А что это он здесь делает? И отчего это я так всполошился? Наверное, от резкого недосыпа…
Ухватился правой за протянутую мне руку, упёрся левой покрепче в боковой обрез проёма, вытянул товарища к себе в кабину.
– Удивился? Мне приказано лично проследить за надлежащим дооборудованием кабины… – опередил мой вопрос Сикорский. С удовольствием посмотрел на мою ошарашенную физиономию, ухмыльнулся и махнул рукой. – А-а, ничего серьёзного, не волнуйся. Приказано установить в грузовой кабине пару диванов, кресла и стол. И, пардон за такие подробности, проверить работу туалетной комнаты. Так выходит, Сергей Викторович, что непростые гости у тебя на борту ожидаются?
В ответ я лишь пальцем в небо ткнул. Сикорский поймёт. И он понял. Посмотрел на меня внимательно, кивнул уважительно головой. И сразу же разговор на другое перевёл. На новости.
– К вечеру первые транспорты с подкреплением должны подойти. По слухам, командующим здесь, на Босфоре будет назначен Келлер. Не слышал?
Я только головой отрицательно покачал. Откуда бы я слышал? Это для всех. А то, что знаю на самом деле, так это никого не касается, даже Игоря.
– Говорят, наши австрийцев погнали. Взяли Перемышль. Снова отличился Брусилов. А генерал Рузский перешёл Вислу и начал наступление. При поддержке Балтийского флота под командованием Эссена они сходу взяли Гданьск. А командовать Западным фронтом назначили Алексеева. Представляешь?
Само собой, представляю. Только я-то тут причём? Это они всё сами, сами. А Игорь тем временем продолжал вываливать на меня все последние новости:
– Союзники через Дарданеллы пройти не могут. Турецкие батареи в проливе стоят до последнего. Отступать-то им некуда… – Сикорский прищурился на чехлы, уселся, поёрзал, умащиваясь поудобнее. – Штабные говорили, что у союзников Кардена сняли, якобы по болезни. Вместо него Командующим назначили Де Робека. Обещались повторить успешный прорыв адмирала Дюкворта и ничего из этих обещаний не вышло. В Англии Китченеру отставкой пригрозили.
Я только на всё на это угукнул. А что говорить-то? Лучше послушать. Тем более Игорь, наконец-то, на нужную нам обоим тему перешёл.
– А ведь не зря я сюда лично прилетел! Детям и внукам буду рассказывать, что участие принимал во взятии Константинополя! Вместе с Государем!
Сикорский глянул на мою физиономию, не увидел должного, по его мнению, энтузиазма и поостыл. Помолчал, потом, похоже, мысленно махнул рукой на мои причуды и переключился на профессиональные темы:
– Представляешь, посмотрел на вот это всё своими глазами, и как-то враз наш с тобой давний разговор припомнил. Ну тот самый, когда ты с Григоровичем про амфибии заспорил. Что можно было бы торпеды на борт брать. А он не верил. Его бы сейчас сюда! Представляешь, как было бы здорово? – разошёлся изобретатель-конструктор. – Нет, бомбы и горючая смесь тоже ничего, выше всяких похвал. Но для их сброса нужно непосредственно над целью пролететь. А у противника вовсю появляется, как ты её называл, противовоздушная оборона. И пролетать над целью с каждым разом будет всё труднее и опаснее. Я и подумал – а если наш самолёт сможет брать на борт хотя бы две таких торпеды? Нет, две будет многовато. Хотя… Нужно будет подробно во всём этом разобраться. Вес, длина, диаметр, дальность хода этих самодвижущихся мин и прочее. Ну, ты же меня понимаешь? Да? Так вот. Подойти к кораблям противника на низкой высоте, подкрасться к нему, можно сказать… Лучше ночью… Хорошо прицелиться и сбросить свой смертоносный груз…
Сикорский не утерпел, подхватился на ноги, забегал по кабине. Сдвинул на затылок фуражку, потёр с ожесточением лоб, подёргал себя за волосы. Остановился возле бомболюка, осмотрел бомбодержатели, развернулся в мою сторону:
– Почему ты молчишь?
– Тебя слушаю. Ты же слова не даёшь сказать.
– Да? Извини. Но ведь сама идея какая? Она того стоит?
– Конечно! Я же вас ещё тогда в её полезности уверял. Бесполезно уверял, кстати, – не удержался с укором. Подпустил шпильку в адрес Сикорского. А то, смотрю, он уже совсем собрался мою задумку «прихватизировать».
– Чтобы оценить эту идею во всей её красе, нужно было оказаться сегодня вот на этом самом месте! – и конструктор сильно притопнул ногой.
– Аккуратней! Ты мне пол продавишь. На этом самом месте ты и дома мог всегда оказаться.
– Не продавлю. Да и что это за пол, если он продавится? Постой. Ты это что? Смеёшься? О-о… Я же не кабину, я Константинополь имею в виду…
Тем не менее топать перестал, вернулся к чехлам, уселся на них и откинулся спиной на рёбра стрингеров боковой поверхности кабины. – Так понимаю, Государь сегодня вместе с тобой улетает в Севастополь? – резко и опасно сменил тему разговора.
– Правильно понимаешь, – не стал хитрить и уверять товарища в обратном. Всё равно скоро об этом все будут знать. Или уже знают. Надо бы этот момент уточнить.
– Откуда узнал?
– Отсюда, – Игорь прикоснулся двумя пальцами к голове. Усмехнулся легонько на мой недоверчивый взгляд. – Да точно тебе говорю. Догадался.
И сразу же начал объяснять свои логически выводы:
– Босфор и Константинополь мы взяли. И почти все Дарданеллы. А если захотим, то и без «почти» возьмём. В отличие от союзников. Они так и топчутся на входе в пролив. И свои доклады в Англию отсылают. Наверняка из Объединённого Королевства нашему Императору телеграммы шлют. Требуют связи и переговоров. Это не секрет, здесь любому всё понятно. Или нет? – коротко взглянул в мою сторону. Не увидел никакой ответной реакции, успокоился и продолжил. – Николай в последнее время хоть и переменился сильно в лучшую сторону, но отказаться от общения с «родственниками» (Игорь Иванович выделил это слово, словно плюнул) не сможет. Поэтому в ближайшее время он вынужден будет оказаться или в столице, или в Ставке. Ну, в крайнем случае, для предварительного разговора и штаб Черноморского флота в Севастополе сойдёт. Понимаешь?
Почти всё верно. Вот только Игорь не знает того, что теперь знает о своём будущем император. И вряд ли он в свете этих знаний так уж срочно будет торопиться провести этот разговор… Думаю, сначала обязательно встретится здесь с Келлером, послушает, о чём тот будет говорить с Николаем Николаевичем, великим князем и Главнокомандующим, обязательно ещё несколько раз покажется солдатам и офицерам в самом Константинополе, и только после этого отправится в тыл. А так всё правильно. Одно плохо. Сегодняшняя задержка с наступлением. Я, конечно, всё понимаю с величием и размахом вот этого самого эпохального события… Но ради службы и молебна в Софийском соборе откладывать наступление… И давать тем самым противнику шанс на перегруппировку и возможность перебросить подкрепления… М-да… Скорее бы Келлер прибыл. Уж он-то медлить и оглядываться не станет!
А Игоря нужно поддержать с этой его новой идеей. Пусть думает, возвращается к нашим старым проектам и измысливает что-то новое. Вдруг у него получится? Моторы у нас уже есть свои, корпуса… А вот с корпусами и крыльями я как раз и могу ещё что-то да подсказать. Как подсказывал в своё время тому же Григоровичу с его летающими лодками…
Успел сделать несколько рисунков с силуэтами знакомых мне когда-то монопланов, с двумя нашими моторами на крыльях и подвеской торпеды на внешних держателях под фюзеляжем. Правда, придётся отказываться в какой-то мере от деревянных конструкций и основной силовой каркас выполнять из металла. В последних «Муромцах» мы именно так и делаем, но здесь и вес другой будет, и соответствующие нагрузки на крепление и подвеску… И на несущие поверхности. Считать всё нужно. И обязательно с торпедой на внешней подвеске в аэродинамической трубе прогнать. Посмотреть, что получится. Да что я сомневаюсь? Всё получится! Но тут многое и от мощности моторов зависит. Можно, конечно, особо не замудряться и подвесить торпеду под существующим сегодня «Муромцем», но… Острой необходимости нет и уже вряд ли в ближайшее время будет. Поэтому можно и что-то новенькое в серию запустить с лёгкой руки Сикорского. А, кстати, где там Ильюшин? Вот почему-то я твёрдо уверен в том, что он в это время где-то в Петербурге обретается. И даже как бы не на Комендантском ли аэродроме служит? Вот сейчас и озадачу Игоря Ивановича поиском перспективного для отечественного самолётостроения кадра. Пусть ищет, обучает, воспитывает… Сделаем в развитии авиации качественный скачок лет на двадцать вперёд… Обгоним время…
Взлетели мы ночью, вдоль ярко освещённого корабельными прожекторами водного коридора. Света было больше чем достаточно. Да его днём столько не было. Даже успел во время разбега пару раз блеснувшие серебром рыбьи бока вблизи поверхности заметить. А вот за стенами этого коридора непроглядный мрак. Полное ощущение крепких стен по бокам… Даже выдохнул с облегчением после отрыва, когда прожектора за спиной погасли.
В грузовой кабине на недавно установленных шикарных кожаных креслах и диванах разместились и Государь, и Главнокомандующий, и сопровождающие их служащие Кабинета и Генштаба. Немного, человек десять в общей сложности. И все люди «стройные», заслуженные. Одних орденов на груди килограмм на несколько. А это дополнительный вес. И у каждого багаж. Практически максимальная загрузка получается.
А Александр Михайлович остался, ему ещё много работы предстоит. Присутствует у меня некоторое опасение по этому поводу. Как бы снова интриговать не принялся. Да вряд ли! Его же тогда Мария Фёдоровна с костями съест. И с потрохами. И он это прекрасно понимает. Должен, по крайней мере, понимать.
Присмотрелся к расплывающемуся отражению в приборах перед собой, использовал их в виде примитивного зеркала. А что? Оглядываться назад как-то неудобно. Ещё посчитают, что любопытство тешу и надают по шапке. Государь всё-таки и великий князь в кабине. А так никто и не заметит моего интереса. А мне интересно. Полёт нормальный. За бортом ночь. Хоть бы болтанка какая для интереса появилась. Так ведь и этого нет. Летим, словно на месте стоим. И если бы не гул моторов и вибрация от их работы, то так бы и подумал. Хоть бы облака какие были…
Садились ранним-ранним утром в самом Севастополе. Радио не пользовались, телеграмм, как я понял, никому не давали. Поэтому нас и не встречали, и даже не ждали. Не у всех имеется настолько аналитический ум, как у Сикорского. К сожалению.
Поэтому после посадки порулил к берегу и, насколько мог, выполз на галечный пляж. И только после этого заглушили двигатели.
Чтобы выбраться на сушу, нашим пассажирам всё-таки пришлось прыгать в воду. Самолёт тяжёлый, совсем уж на сухое выбраться не получилось. Однако, люди все попались понимающие, никто косо в мою сторону не смотрел, не бухтел под нос всякие несуразности. Да и император первым пример подал. Как только Смолин распахнул боковую дверь и закрепил её на фиксаторах, так Николай первым и покинул аппарат. Присел, облокотился одной рукой на обрез проёма, второй крепко ухватился за подкос и ловким движением перескочил на носовую часть левого поплавка. Ну а с него уже мягко соскользнул в воду. Волна низкая, так что только сапоги и замочил. Следом за ним Николай Николаевич последовал. Я только поморщился, когда поплавок под его ногами подозрительно закряхтел. А дальше уже смысла морщиться не было – остальные пассажиры были ничуть не легче Главнокомандующего.
К чести города и гарнизона нас уже встречали. Были и городовой с невесть откуда появившейся парочкой вездесущих жандармов(наверное, на всякий случай посты у воды повсеместно выставлены), и флотский патруль, и несколько гражданских любопытных лиц. И чего людям не спится…
При виде спрыгивающего на гальку Императора народ в первый момент несколько растерялся, но, как и любой служивый быстро опомнился, сориентировался, подскочил, доложился, преданно поедая глазами Императора, и тут же организовал и выгрузку пассажиров, и обеспечил всех прибывших вдруг появившимся откуда-то транспортом. А мы…
А мы в самый последний момент получили указание перелететь в Качу и находиться вплоть до особого распоряжения там. Значит, так тому и быть. Принял под козырёк и пошёл выполнять приказ…
