В представлении Рославлева Сталин просто обязан был следить за ходом боев у реки Халхин-Гол. Вождь это и делал. Но также он сравнивал ложащиеся к нему на стол сводки с ранее представленными материалами по этому конфликту. Расхождения были хорошо заметны.

Господство в воздухе было завоевано советскими авиаторами намного раньше, чем это случилось в прежней истории, и, что еще важнее, перемалывание авиасил Японии началось еще до запланированного прибытия "испанцев". Те, разумеется, должны были оказаться более чем полезными. И все же эти из двадцать второго…

Сталин терпеливо сравнивал: так, на двадцать четвертое июня в тот раз японцы потеряли лишь одну машину, а сейчас аж целых шестнадцать. Наши потери… в первом бою их вообще не было, потом… два сбитых, летчики спаслись на парашютах… Вот появились и убитые с нашей стороны, но разница чуть ли не в десятки…

Разумеется, были доклады и об усовершенствованных снарядах для противотанковых пушек, равно для пушек на БТ-7. И тут потери снизились, хотя и не так разительно, как у летчиков. Да, стоит подумать, и не только ему, Сталину. Есть материал для размышлений руководству наркомата вооружения. Пусть подумают об исправлении бронепробиваемости или путем внедрения подкалиберных снарядов, или путем увеличения начальной скорости снаряда (в материалах Странника такая возможность упоминалась).

У Рославлева были свои дела. Он вызвал Полознева.

— Николай Федорович, слушай приказ, — это слово товарищ Александров употреблял весьма редко. Капитан ГБ сделался еще внимательнее, хотя такое могло показаться невозможным. — Мне нужен букетик незабудок. Вот примерный размер.

Последовал жест пальцами.

— Держи деньги на это. Оформлять через нашу структуру уже некогда.

— Срок? — хладнокровно осведомился Полознев.

— До моего отлета в ту самую часть. Считай, три дня.

— Достанем.

Николай Федорович и в самом деле не полагал задачу очень уж трудной. В конце мая незабудки должны цвести. Напрягала причина подобного приказа. Капитан уже достаточно хорошо знал подопечного, чтобы быть уверенным: цветики пойдут не женщине в подарок. Не существовало ни единой здравой мысли о том, кому букетик может быть предназначен. Цель подарка также оставалась туманной.

— Это не все, Николай Федорович. Ты о деле с табаком знаешь?

Судя по лицу, капитан о нем не имел понятия. Ответ это подтвердил.

— Суть вот в чем. Мне надо попасть на склад, где имеются табачные изделия. Самые разные, чем больше видов и сортов, тем лучше. Папиросы, сигареты, сигары, трубочный табак, нюхательный табак, махорка. И еще понадобится человек, который мне бы все это показал и рассказал: какой табак дорогой, какой дешевый, для чего, для кого… Срок тот же самый.

— Ну, это сделаем.

Распорядительность и нужные связи не подвели. Старшина Джалилов добросовестно купил незабудки и вручил сдачу. Инженер сунул букетик в портфель, только мельком взглянув на него. А через час капитан Полознев познакомил товарища коринженера с завскладом.

Яков Менделевич Розенбаум не испытал радости от таких визитеров. На его круглой физиономии отчетливо просматривалась боязнь, а на лысине — капли пота. Но нервы завсклада были чуть успокоены словами товарища с ромбами в петлицах:

— Яков Менделевич, примите во внимание вот что. Я совершенно ничего не понимаю ни в табаке, ни в табачных изделиях: не курю и никогда не курил. Все, что от вас требуется: показать мне стандартные упаковки и, если попрошу, дать пояснения по ним.

Работа, если ее так можно назвать, пошла быстро:

— …сигареты "Прима", эти не из дорогих, также берут иногда в качестве табачного довольствия…

— …вот "Золотое руно", довольно дорогой, спрос невелик, хотя табак ароматный…

— …папиросы "Герцеговина флор", дорогие…

— …это "Казбек", тоже дорогие папиросы, они входят в табачное довольствие старшего комсостава…

— …махорка, ее покупают не очень много, но идет бойцам вместо табака…

Показ завершился сравнительно быстро; не прошло и часа, как загадочный человек с ромбами, добросовестно делавший на ходу пометки в записной книжке, удовлетворенно кивнул и вполне вежливо сказал:

— Большое спасибо, товарищ Розенбаум, вы рассказали и показали все, что мне было нужно.

Завскладом решил пойти на большой риск:

— Чаю не желаете, товарищи?

— К сожалению, времени нет совершенно.

Больше никаких слов не понадобилось, а о том, что данный визит не подлежит обсуждению с кем бы то ни было, завскладом уже был предупрежден.

Умные мысли могут прийти в несколько голов одновременно.

Рославлев только-только подумал, что надо бы напроситься на прием к Сталину, когда вызов уже прозвучал.

На этот раз в кабинете присутствовали только Сталин и Берия.

Не особо внимательный человек мог бы посчитать начало беседы комплиментарным:

— Мы внимательно следим за ходом боев на Халхин-Голе. Пока что события развертываются в соответствии с известным планом.

Рославлев подумал в тот момент, что как раз расхождение результатов реальных боев с теми, которые получились в другом варианте истории, не нулевое. Но об этом вполне можно было и не говорить.

— Теперь, — продолжил Сталин, — касательно вашего плана подготовки к войне с Финляндией. Сокращенный его вариант вы уже предоставили. Но хотелось бы ознакомиться с этим планом во всех подробностях.

К этому повороту темы готовность имелась.

— Вот, товарищи, что планируется сделать…

Появились распечатки.

— …я сам должен обязательно проверить степень готовности оборудования аэродрома. Только после этого…

— …и эта обязанность будет возложена на товарища Черняховского…

— …тот, кто будет командиром над Черняховским — сразу скажу, товарищи, на эту роль я предпочел бы Жукова — должен быть полностью ознакомлен с возможностями…

Сталин, по обыкновению, слушал, не перебивая. Но по завершении доклада, как и ожидалось, появились вопросы:

— Дайте ваши обоснования по подбору кадров. В частности, хотелось бы знать, почему вы предложили привлечь товарищей Чкалова и Осипенко.

Ответ на этот вопрос тоже был заготовлен заранее:

— Во избежание недопонимания, товарищи: я категорически против участия товарища Чкалова в предстоящих боях. Его работа — инструкторская. Даже больше скажу: преподавательская. А руководить истребительной частью в реальных боях, по моему мнению, надо товарищу Рычагову. Тем более, опыт у него уже накопился, как вы знаете. Что до Осипенко, то резоны были следующими…

И снова никто не прервал коринженера.

Но завершился доклад несколько неожиданным образом.

— В заключение хочу высказать просьбу вам, Лаврентий Павлович.

Дав слушателям слегка переварить удивление, Странник продолжил:

— Я очень и очень опасаюсь работы неприятельских разведок против этой учебной части. Имею в виду опасность не столько диверсий, сколько утечки информации. Возможность для этого будет. Судите сами, товарищи, — тут на стол легла карта, — вот это аэродром, вот полоса, а вот здесь населенный пункт. Может быть, они не увидят авиатехнику, но они обязательно услышат характерный звук работы двигателей — а он весьма необычный. Пойдут разговоры, это неизбежно. Так вот, предлагаю меры следующего характера. Первое, что пришло в голову: специальное подразделение, приданное учебному полку, которое будет заниматься отслеживанием эфира. Наши противники могут прислать людей. Но в такой глухомани единственным способом оперативной связи может быть радио. Если шпион захочет передать что-либо, то иных способов у него не будет. Подразделение контроля за эфиром должно располагаться рядом с полком, чтобы быстро отреагировать на работу чужого передатчика. Имею в виду не только отслеживание содержания, но и пеленгацию. Чисто контрразведывательная работа. Второе: взвод войск НКВД, специально заточенный на то, чтобы брать чрезмерно любопытных. В его составе обязательно должны быть кинологи с собаками. Вот примерное штатное расписание; если мной допущены ошибки, исправляйте их без колебаний. Вам виднее, поскольку ваши люди понимают в этом деле побольше моего.

Берия одобрительно кивнул.

— Второе, что впрямую относится к вашему наркомату, товарищ Берия — близость (относительная, конечно) исправительно-трудовых лагерей. По моим данным, ближайшие находятся здесь и здесь.

Тут нарком нахмурился, но потом, видимо, вспомнил, что Странник мог найти эти данные в будущем.

— Сами по себе они не представляют угрозы, но вот если случится удачный побег… Насколько мне известно, у враждебных разведок есть контакты среди уголовников. От этого контингента может уйти нежелательная информация. Средство противодействия то же: взвод быстрого реагирования. И, конечно, оперативная информация о побеге.

После очень краткого молчания Берия ответил:

— Ваши соображения выглядят резонными, но имею встречное требование. Бойцы НКВД, входящие в этот взвод быстрого реагирования, — термин явно понравился наркому, — должны уметь управлять теми транспортными средствами, которые будут в их распоряжении. То есть на вас ляжет задача соответствующего обучения.

Ответом была улыбка и слова:

— Товарищ нарком, обучать их водить авиатехнику не возьмусь. Дело слишком долгое. А вот автомобили высокой проходимости — это да. Средства связи. Также специальное стрелковое оружие.

— Что вы под этим имеете в виду?

— Новейшие снайперские винтовки, автоматы, пулеметы винтовочного калибра и крупнокалиберные. Не говорю, что это все пригодится, но МОЖЕТ. Пускай изучат; знания лишними не бывают.

Берия выразил живейшее согласие. Сталин также слегка кивнул, но тут же продолжил расспрос:

— Из тех материалов, что вы нам передали ранее, следует, что первого сентября этого года начнется мировая война. Чем вы можете помочь Красной Армии?

— Почти ничем, товарищ Сталин, если не считать улучшения средств связи. Кстати, по моим расчетам, Фрязинский завод должен был освоить производство нового поколения радиоламп и раций класса "Север". Но дело не в этом. Я опасался и опасаюсь насторожить наших противников, к которым отношу прежде всего Германию и Великобританию. Они не должны полагать Советский Союз слишком сильным противником. Иначе окажется возможной ситуация, при которой практически вся Европа объединится против нас. В материалах, что я передал, такая возможность рассмотрена. Еще одной причиной моего предполагаемого невмешательства является занятость — предстоящая, конечно — учебным процессом.

И тут прозвучал вопрос, который Рославлев посчитал за главный:

— Вы рассчитываете, товарищ Странник, полностью завершить обучение к декабрю этого года?

Это был тот самый случай, когда ложь была абсолютно немыслимой.

— Нет, товарищи. По ТЕМ меркам на полноценное обучение совершенно недостаточно времени. Но у нас с вами нет иного выхода. Целью операции будет не сверхуспешное ведение боевых действий, а создание впечатления, что эти действия были сверхуспешными. А по окончании финской кампании обучение можно и нужно продолжить. Разумеется, в него должны быть вовлечены и другие подразделения.

Берия ушел от темы в совершенно неожиданную сторону.

— У меня есть вопрос по атомным делам. Краткое описание проекта вы, товарищ Александров, уже передали. Но, возможно, имеется более подробный план?

— Так точно, имеется. Мне понадобится день, чтобы его распечатать, — конечно же, это было преувеличением. На то, чтобы отыскать нужный документ, вряд ли было нужно более четверти часа, час ушел бы на редактирование, и еще пятнадцать минут — на распечатывание как таковое. — Если не возражаете, я его перешлю с курьером.

— Конечно, не возражаю, но изложите прямо сейчас в деталях те пункты, которые видятся наиболее важными.

Рославлев знал, что Сталин предпочитал слушать доклады, зачитываемые не по бумаге, и это был тот самый случай, когда основные тезисы уже имелись в памяти.

— В данном случае вижу две основные задачи. Первая из них: создать свою атомную промышленность и, понятно, атомное оружие. Вторая задача: не дать это сделать потенциальным противникам. В качестве таковых проглядываются две державы: США и Германия. Вторую я включил, ибо, если Германия не развяжет войну против Советского Союза, то у нее наряду с имеющимися политическими и военными соображениями появится экономическая возможность сделать это оружие. Для предотвращения этого нам необходимо приобрести всю доступную урановую руду. Хотя сильно это Германию не затормозит: на территории Чехословакии месторождение урана имеется. Также метод противодействия должен включать в себя работу с кадрами. Из Германии усилиями Гитлера побегут евреи с превосходными мозгами. Собственно, они уже это делают. Их надо перехватить. Меры надо принимать и по американским специалистам, но на сегодняшний день выходцы из Европы сильнее. Да, и не забыть про средства доставки. В материалах, которые я уже передал, имеется досье на Вернера фон Брауна. Он уже занимается опытами с ракетами. Может быть, его удастся завербовать… скажем, соблазнив идеей полета в космос. Например, в разговоре надо указать, что по-настоящему серьезное оружие из жидкостных ракет не получить. Слишком долго длится заправка, а ракета в заправленном состоянии не может долго находиться на боевом дежурстве. Это проверено. А вот для космических ракет — дело другое. Фон Браун — не просто великий ученый и инженер, он еще и романтик… а также честолюбец. Правда, в части вербовки я не авторитет. Что до советских ракетчиков, то список я уже передал. Возвращаясь к атомному оружию: могу помочь в доставании материалов. Дайте хоть миллиграмм любого изотопа урана или плутония — и вы получите его столько, сколько нужно. Технической документации не так много, как хотелось бы, но и это подспорье. Координаты месторождений урана и тория уже переданы. И вот еще что. Это я уже говорил, но повторю. Настаиваю на жесточайших, прямо драконовских мерах безопасности при работе с радиоактивными материалами. Товарищ Берия, предупреждаю: эти ученые-физики все, как один, безбашенные, — слово вызвало мимолетные улыбки у Сталина и Берии, — так что пусть охрана отгоняет их от опасных участков хоть под дулом пистолета.

Сталин опять стал прохаживаться по кабинету. Рославлев предполагал, что это не средство психологического давления (было и такое мнение среди мемуаристов), а скорее метод обдумывания. Струйки табачного дыма неравномерно поднимались к потолку.

— Есть мнение, — заговорил, наконец, вождь, — что кандидатуры, названные вами для руководителей авиаподразделений, могут справиться с поставленными задачами. Вопрос вызывает лишь товарищ Чкалов. Какую должность вы для него предполагаете?

В последний момент Рославлев чуть изменил запланированный ответ:

— Я бы назвал эту должность "главный пилот-инструктор". В мое время почти те же обязанности возлагались на человека с должностью "шеф-пилот".

— Однако, как я понимаю, он пока что единственный пилот-инструктор, — с мягкой укоризной отвечал Сталин.

— Да, это так, но со временем, когда летчики накопят опыт полетов на новейших машинах, он и будет главным инструктором, а подчиненных подберем из числа лучших истребителей.

— То есть будущий главный инструктор будет ориентирован только на истребители?

— Да. К сожалению, товарищу Чкалову не разорваться. С бомбардировщиками и штурмовиками будем разбираться отдельно. А у Валерия Павловича, как предполагаю, на них просто не останется времени.

— Есть другие вопросы по кадрам, товарищ Странник. Как вы планируете…

Рославлев принимал Чкалова и Осипенко чуть ли не с подчеркнутой официальностью. Им пришлось прийти в наркомат (пропуска, понятно, были выписаны заранее), с некоторым трудом отыскать нужный кабинет, в котором и ждал их коринженер.

— Товарищи, времени у нас мало. Поэтому перехожу сразу к делу. Здесь должны были быть четыре командира. Но товарищи Голованов и Рычагов, уже отозванные в Москву, просто не успели попасть на данное совещание. Полина Денисовна, начну с вас. Ваша кандидатура на должность командира эскадрильи штурмовиков утверждена. В ее составе: три звена по четыре машины, то есть это не менее двенадцати командиров экипажей, столько же штурманов. Стрелков в счет не беру. Возлагаю на вас, Полина Денисовна, подбор кадров для летного состава. Вот ваши полномочия, — на столешницу хлопнулась тоненькая стопка бумаг. — Обращаю внимание: подчинены вы будете комполка подполковнику Черняховскому и больше никому, какого бы звания тот ни был. Соответствующий приказ — здесь. Возвращаясь к кадрам: ввиду того, что служить придется на новейшей и секретнейшей технике, требования к личному составу особые. В частности, кандидатуры будут проходить дополнительную проверку в НВКД. Первые полгода — только учеба, ничего кроме. Полина Денисовна, крайний срок по подбору подчиненных — первое июля. Сможете быстрее — вам же лучше будет, больше останется времени на учебу. И еще месяц просят для проверки наши органы внутренних дел. Знаю, что хотите сказать: пойди, мол, туда — не знаю, куда, делай то — не знаю что. Нарочно не даю никаких подробностей. Все вопросы — по прибытии на место.

Осипенко с видимым усилием проглотила то, что у нее вертелось на языке, и с самым деловым видом принялась изучать бумаги. А коринженер продолжал:

— Теперь твой черед, Валерий Павлович…

Обращение на "ты" Чкалов посчитал хорошим признаком.

— …твое задание будет особенным. Тебе предстоит поднимать в воздух ТЕ САМЫЕ машины и учить других. Всего там будет две эскадрильи истребителей по четыре пары в каждой. Подбирать людей будет Рычагов. Повторяю: тебе предстоит понять эти самолеты и сделать так, чтобы прочие поняли. Поначалу я приму участие в разборах полетов — имею некоторый опыт, Рычагов знает. Сразу отвечу на вопрос: бомберы тоже из ТЕХ САМЫХ, но у тебя, вероятно, просто не хватит времени на них. Во всяком случае, я на это наперстка не поставлю…

При этих словах Чкалов не смог скрыть улыбки, а Осипенко недоуменно поглядела на мужчин.

— …но если каким-то чудом успеешь, я буду первым, кто станет ходатайствовать о представлении к награде. Заруби в памяти двумя топорами сразу: тебе не просто обучать летчиков, тебе еще и готовить инструкторов на смену себе. Ограничения по срокам те же, что и у Полины Денисовны. Разница: тебе надо будет приехать пораньше прочих. Первичное освоение новых машин ты можешь и в одиночку провернуть. Будет лучше, если новоприбывшие увидят в тебе человека с каким-никаким, но опытом в обращении с ТОЙ САМОЙ техникой.

Великий летчик все же проявил известную строптивость характера и ввернул мнение:

— Сергей Васильевич, больно жестко по времени получается. Четыре месяца переподготовки на совсем другие машины — как бы не маловато.

Добродушное лицо Александрова отвердело, как будто было отлито из бетона.

— Я дал слово товарищу Сталину: достичь к первому декабря максимальной степени подготовки, которая только возможна. Если он сочтет нужным дать дополнительное время — это наше везение. Но на него я не рассчитываю.

Больше ничего не было сказано, за исключением коротких и полностью сухих инструкций, касающихся тонкостей заданий.

Уже на улице Полина Осипенко не удержалась и спросила:

— Валерий Павлович, а что там он упоминал насчет наперстка?

Напряжение от разговора прорвалось у Чкалова неудержимым хохотом. Отсмеявшись, он вслух удивился невежеству летчицы, полагая, что все, кто связан с авиацией, уже в курсе замечательного события с наперстком, и поведал в лицах о пари, которое недавно проиграл.

Легко догадаться, что никаких более серьезных тем разговоры не коснулись.