УРОК 2

СЛЕТАЙТЕ С КАТУШЕК. ИЛИ СТАНЬТЕ ВОПЛОЩЕНИЕМ ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ

Все очарованные гениями знают множество трагических историй о том, как те сходили с ума. Голландский художник Винсент Ван Гог большую часть жизни мучился от различных психопатологических состояний (­однажды даже отрезал часть уха), а в итоге выстрелил себе в грудь и скончался через тридцать часов. Английская писательница Вирджиния Вулф, страдая от частых приступов изнурительной депрессии, написала мужу предсмертную записку, нагрузила карманы пальто камнями и бросилась в ближайшую реку, в которой через две недели и нашли ее тело. Постоянные депрессии американской поэтессы Сильвии Плат стали причиной множества попыток самоубийства — от передозировки наркотиками до заезда на машине прямо в реку, — которые прекратились только после того, как Сильвия засунула голову в духовку и скончалась от отравления угарным газом. Задохнулась и американская поэтесса Энн Секстон, заведя автомобиль в закрытом гараже. Трагедиям этим нет конца. Такие истории раз за разом подкрепляют расхожий образ «безумного гения».

По правде говоря, с самоубийствами и психическими расстройствами не все так просто. С одной стороны, человек может наложить на себя руки и по причинам, никак не связанным с психическими или эмоциональными проблемами. В некоторых культурах, от Древнего Рима до средневековой Японии, самоубийство считалось отличным вариантом достойной смерти. Римский писатель, автор романа «Сатирикон» Петроний, обвиненный в измене, чтобы избежать казни, вскрыл себе вены и истек кровью, не прекращая вести светский застольный разговор с друзьями. Были времена, когда самоубийство рассматривалось как способ избавления от неизлечимой болезни — своего рода самоэвтаназия. Американский комедийный актер Робин Уильямс страдал от наркотической и алкогольной зависимости почти всю жизнь, но, только когда столкнулся с прогрессирующей деменцией диффузных телец Леви, решил повеситься, вероятно считая, что лучше прекратить все самому, чем ждать, пока не останется выбора.

Психические расстройства необязательно приводят к самоубийству. Иногда гении всю жизнь страдают от периодических вспышек болезни, а умирают по причинам, никак не связанным с их психическим со­стоянием. Один из известных примеров — история американского математика, нобелевского лауреата Джона Форбса Нэша, болевшего параноидной шизофренией, что показано в фильме 2001 года «Игры разума». Нэш вместе с женой погиб в автомобильной аварии по дороге в аэропорт, откуда должен был лететь в Норвегию, чтобы получить престижную Абелевскую премию по математике. Кроме того, многие творческие гении страдали алкогольной, наркотической или сразу обеими зависимостями. Знаменитый французский художник Анри де Тулуз-Лотрек изобретал невероятные способы, позволявшие ему в прямом смысле не выпускать спиртное из рук. Он даже сделал из своей трости емкость, в которую заливал алкоголь. Такое пристрастие вкупе с сифилисом убило его в тридцать шесть лет, однако он не был самоубийцей в обычном смысле.

Несмотря на кажущуюся очевидной связь между самоубийством, алкоголизмом, депрессией, шизофренией и гениальностью, подобные истории никак не могут служить доказательством того, что гениальность непременно идет рука об руку с безумием. Скорее, все это лишь доказывает, что психические заболевания не мешают становиться гениями. Так что не списывайте себя в утиль только потому, что пережили пару-тройку тяжелых психологических эпизодов. Идеальное психическое здоровье — необязательное требование. Если не верите, спросите Ван Гога, Вулф, Нэша или Тулуз-Лотрека. Но, может быть, крайне несовершенное психическое здоровье является предпосылкой гениальности? Этот вопрос лежит в основе «спора о безумии гениев», который не стихает уже сотни лет. В то время как одни психологи настаивают на очевидной связи, другие заявляют, что само понятие «безумный гений» — не что иное, как миф, если не вопиющая ложь.

К сожалению, в психологии специалисты часто занимают одну из сторон. Хотя оба лагеря могут быть по-своему правы. Именно в этом суть. Оппоненты часто не осознают, что вопрос связи гениальности и безумия скорее объединяет их точки зрения, чем разделяет. Более того, ответы на вопросы о гениальности и безумии вовсе не исключают друг друга. Эти понятия существуют независимо, или, говоря научным языком, они «ортогональны». Вот три ортогональных вопроса — возможно, самых критически значимых.

Первый. Как соотносится психическое здоровье творческих гениев и тех, кто не претендует на это звание? Другими словами, насколько сопоставимы риски психических расстройств у гениев и обычных людей?

Второй. Насколько психическое здоровье гения зависит от области, в которой он работает и творит? К примеру, правда ли, что гениальные художники более склонны к когнитивным и эмоциональным расстройствам, чем ученые?

Третий. Как риск психических расстройств влияет на степень творческих достижений? Верно ли, что особо одаренные творцы более склонны к пограничным состояниям, чем их менее известные собратья по творчеству?

Подчеркну, что ответы на три этих вопроса совершенно не связаны между собой. Например, творческие гении в меньшей степени могут быть предрасположены к психическим заболеваниям, но при этом гении в сфере искусства чаще, чем ученые, испытывают болезненные со­стояния. Точно так же величайшие гении могут быть более склонны к психическим расстройствам, в то время как их менее творческие коллеги имеют больше шансов быть совершенно здоровыми. Независимость этих трех вопросов друг от друга станет более очевидной, когда вы прочтете три следующих параграфа.

Творческие гении и нетворческие негении

Большинство исследователей, ведущих споры о безумии гениев, особенно волнует первый из трех вопросов: как психическое здоровье гениев соотносится с психическим здоровьем обычных людей? Творческие гении отличаются от всех нас отчасти тем, что более подвержены психическим заболеваниям, а некоторые, как следует из названия этого урока, и вовсе сходят с ума. Да, такие гении порой заканчивают жизнь в больницах для умалишенных, как немецкий композитор Роберт Шуман. Однако если бы его поместили в лечебницу в начале жизни и продержали там до ее конца, то весьма маловероятно, что его имя появилось бы на страницах этой книги. Так он ничего не достиг бы. Получается, всему свое время? Главное — не сойти с ума прежде, чем создашь пару шедевров? Если так, то Томас Чаттертон не сильно преуспел. Он уже имел суицидальные наклонности, когда привлек внимание общественности так называемыми «поэмами Роули» — собственными стихотворениями, которые выдавал за найденные в церкви средневековые рукописи, а потом в возрасте семнадцати лет совершил самоубийство, отравившись мышь­яком. Это сделало его иконой романтизма — страдающим, отвергнутым творцом, скончавшимся в бедности и безвестности у себя на чердаке.

Чтобы дать подходящий научный ответ на первый вопрос, я начну с обсуждения двух ключевых проблем, а затем перейду к научным исследованиям, проливающим свет на предмет спора.

Две ключевые проблемы связи творческих гениев и психических заболеваний

В первую очередь давайте разберемся, что вообще подразумевается под психическими заболеваниями и расстройствами. За этими определениями стоит множество самых разных недугов. В последнем издании «Диа­гностического и статистического руководства по психи­ческим болезням» (DSM-5), выпущенном Американской психиатрической ассоциацией, упоминается более дюжины. Среди них шизофрения, би­полярное расстройство, депрессия, тревожные расстройства, обсессивно-компульсивные расстройства, диссоциативные расстройства и расщепление личности. Более того, все эти состояния сопровождаются множеством симптомов, которые могут варьироваться по частоте и интенсивности. Как часто лично вы чувствуете себя подавленным? Когда вас одолевает депрессия, вы просто «впадаете в уныние» и слоняетесь без дела по дому или становитесь склонным к суициду и пишете пред­смертные записки?

Многие симптомы могут долгое время проявляться вполне умеренно, не доходя до клинического уровня, и указывать лишь на индивидуальную склонность к тому или иному расстройству без очевидных его проявлений. Большинство из нас испытывают скачки настроения, тревожность, одержимость или импульсивные желания, иногда мы стремимся принимать желаемое за действительное или бываем чрезмерно уверены в себе. Между нормальным и ненормальным не так просто провести четкую границу. Даже отдельные признаки болезни, такие как попытки самоубийства, могут быть истолкованы весьма двусмысленно. Возможно, сама попытка не задумывалась как смертельный случай, а была лишь «криком о помощи». Пара суицидальных попыток Сильвии Плат точно могли быть именно этим, и кто знает, может, последняя (удачная) тоже. Увы, исход таких «криков отчаяния» часто целиком и полностью зависит от случая. Автобус, на котором любимый каждый день в одно и то же время возвращается домой, может однажды задержаться, что приведет к смертельному, хоть и ненамеренному, исходу. Если попытка самоубийства не планировалась как успешная (но так уж вышло), становится ли она от этого менее патологической? Если да, то насколько? И кто вправе решать?

Второе. По каким критериям исследователи и ученые сравнивают творческих гениев и обычных, заурядных людей?

Большое количество психологических исследований посвящено связи результатов так называемых творческих тестов со стандартными диагностическими показателями на основе, например, СМИЛ (Стандартизированного многофакторного исследования личности) или других инструментов, позволяющих выявить признаки психических расстройств (среди которых также Личностный опросник Айзенка, или EPQ). Для них гениальность как таковая даже не требуется. Чаще всего участниками исследований и экспериментов становятся студенты-первокурсники, только что прослушавшие вводный курс лекций по психологии. И все же вопрос безумия гениев нельзя решить, не включив в исследования самих гениев. Однако люди, набравшие высшие баллы одновременно в творческих и IQ-тестах, вовсе не обязательно гениальны. Мэрилин вос Савант, даже получи она высший балл в творческом тесте, не может считаться гением, как мы уже говорили в первом уроке. Она (пока?) не отличилась неординарным воображением или нестандартным мышлением, ничего не изобрела и не сделала никаких открытий ни в искусстве, ни в философии, ни в какой-то другой области.

С другой стороны, с кем стоит сравнивать творческих гениев? С первым встречным? С вами? Со мной? Или с индивидами, тщательно отобранными по полу, расе, возрасту, образованию, социально-экономическому положению и другим демографическим показателям, связанным с большим или меньшим риском психических заболеваний? Учитывая, что множество гениев жили в совершенно разное время и в совершенно разных усло­виях, это вряд ли возможно. Кто сможет составить контрольную группу для Ньютона, Руссо, Сервантеса, Микеланджело и Бетховена? Другими словами, определить какие-то отправные показатели не так уж легко, в то время как уровень риска в группе сравнения является ключевым для ответа на первый вопрос. Если он слишком низок, гипотеза безумия гениев может быть подтверждена, а если слишком высок — опровергнута.

Если взять все население Земли в качестве генеральной выборки, можно говорить, что вероятность развития психических заболеваний в течение жизни у человека равна 50%. Конечно, цифра очень приблизительная и, возможно, слегка завышенная, но в таком непростом вопросе лучше всегда перестраховаться. А теперь давайте разберемся, отличается ли этот показатель для гениев.

Два показательных исследования связи гениальности и психических заболеваний

Два исследования, о которых пойдет речь, дают нам логичный, хотя и весьма условный (как всегда) ответ на ключевой вопрос в дебатах о безумии и гениальности.

Первое провел американский психиатр Арнольд Людвиг. Он тщательно изучил случаи психопатологии у более чем тысячи величайших изобретателей и лидеров (все с внушительными достижениями). Список исследованных гениев представлен в табл. 2.1 ниже.

Табл. 2.1

Список творческих гениев для исследования Людвига

Поэты, романисты, писатели и драматурги

Гийом Аполлинер, Уистен Хью Оден, Симона де Бовуар, Бертольд Брехт, Андре Бретон, Альбер Камю, Трумен Капоте, Антон Чехов, Агата Кристи, Жан Кокто, Джозеф Конрад, Ноэл Коуард, Эдвард Эстлин Каммингс, Габ­риеле Д’Аннунцио, Артур Конан Дойль, Теодор Драйзер, Томас Стернз Элиот, Уильям Фолкнер, Эдвард Морган Форстер, Анатоль Франс, Роберт Фрост, Федерико Гарсиа Лорка, Максим Горький, Кнут Гамсун, Томас Харди, Эрнест Хемингуэй, Герман Гессе, Альфред Эдвард Хаусман, ­Олдос Хаксли, Генрик Ибсен, Генри Джеймс, Джеймс Джойс, Франц Кафка, Редь­ярд Киплинг, Дэвид Герберт Лоуренс, Клайв Стейплз Льюис, Синклер Льюис, Роберт Лоуэлл, Морис Метерлинк, Андре Мальро, Томас Манн, Кэтрин Мэнсфилд, Сомерсет Моэм, Владимир Набоков, Шон О’Кейси, Юджин О’Нил, Джордж Оруэлл, Борис Пастернак, Эзра Паунд, Марсель Пруст, Райнер Мария Рильке, Карл Сэндберг, Джордж Бернард Шоу, Эдит Ситуэлл, Джон Стейнбек, Август Стриндберг, Дилан Томас, Лев Толстой, Марк Твен, Герберт Уэллс, Оскар Уайльд, Теннесси Уильямс, Уильям Карлос Уильямс, Томас Вулф и Уильям Батлер Йейтс.

Художники, фотографы, скульпторы и архитекторы

Энсел Адамс, Диана Арбус, Мэри Кэссетт, Поль Сезанн, Эдгар Дега, Марсель Дюшан, Поль Гоген, Альберто Джакометти, Георг Гросс, Эдвард Хоппер, Густав Климт, Оскар Кокошка, Кете Кольвиц, Ле Корбюзье, Анри Матисс, Людвиг Мис ван дер Роэ, Эдвард Мунк, Джорджия О’Кифф, Франсис Пикабиа, Пабло Пикассо, Камиль Писсарро, Джексон Поллок, Пьер Огюст Ренуар, Диего Ривера, Огюст Роден, Альфред Стиглиц, Луис Салливан, Анри Тулуз-Лотрек, Энди Уорхол, Джеймс Эббот Мак-Нейл Уистлер и Фрэнк Ллойд Райт.

Популярные и классические композиторы

Джордж Антейл, Луи Армстронг, Бела Барток, Альбан Берг, Клод ­Дебюсси, Антонин Дворжак, Дюк Эллингтон, Джордж Гершвин, Эдвард Григ, Пауль Хиндемит, Леош Яначек, Джером Керн, Джон Леннон, Густав Малер, Чарли Паркер, Коул Портер, Сергей Прокофьев, Джакомо Пуччини, Сергей Рахманинов, Морис Равель, Арнольд Шёнберг, Александр Скрябин, Дмитрий Шостакович, Рихард Штраус, Игорь Стравинский, Артур Салливан, Эдгар Варез, Джузеппе Верди, Антон Веберн и Курт Вайль.

Ученые и изобретатели

Александр Белл, Нильс Бор, Лютер Бёрбанк, Джордж Вашингтон Карвер, Мария Кюри, Харви Кушинг, Томас Эдисон, Альберт Эйнштейн, Александр Флеминг, Генри Форд, Роберт Годдард, Эрнест Эверетт Джаст, Чарльз Кеттеринг, Альфред Кинси, Эрнест Орландо Лоуренс, Уильям Лир, Джозеф Листер, Роберт Оппенгеймер, Альберт Сент-Дьёрдьи, Никола Тесла, Алан Тьюринг, Уилбур и Орвилл Райты.

Философы и теологи

Джон Дьюи, Рейнгольд Нибур, Фридрих Ницше, Джосайя Ройс, Бертран Рассел, Джордж Сантаяна, Жан-Поль Сартр, Альберт Швейцер, Пауль Тиллих и Альфред Норт Уайтхед.

Источник: составлено на основе приложения А из кн.: Ludwig A. M. The Price of Greatness : Resolving the Creativity and Madness Controversy. New York : Guilford Press, 1995.

Каждый из этого списка подходит под определение, данное в первом уроке, то есть каждый внес значимый вклад в сферу своей деятельности. Затем Людвиг проштудировал биографии, чтобы понять, какими психическими заболеваниями страдал тот или иной человек. Ученый разделил всех в соответствии с разными критериями, включая «продолжительность недуга». Результат оказался сопоставим с общей вероят­ностью, о которой я говорил ранее. Получалось, что почти во всех областях количество «безумных гениев» было чуть больше 50% и многие из них вполне подходили под это описание. Единственным исключением можно считать естественные науки, но об этом чуть позже.

Второе исследование вопроса осуществил британский психиатр ­Феликс Пост. Он собрал биографические данные 291 великого человека, среди которых были ученые, мыслители, писатели, художники, композиторы и совсем не было политиков и полководцев. Хотя этот список пересекается с тем, что был у Людвига, Пост сделал больший упор на девятнадцатый век: в его исследование вошли британский ученый Чарльз Дарвин, немецкий мыслитель Артур Шопенгауэр, американский писатель Герман Мелвилл, французский художник Гюстав Курбе и венгерский композитор Ференц Лист. Пост несколько иначе подошел к группировке по признакам психических расстройств. Используя более раннюю версию «Диагностического и статистического руководства по психическим болезням», он учитывал масштабы болезни (какой бы она ни была), такие как «отсутствие» заболевания, его «легкое», «выраженное» или «острое» течение. Если взять два последних критерия, мы увидим, что у большей части гениев — более 50% — встречаются психические расстройства (снова за исключением ученых-естественников). А если применить три критерия (легкое, выраженное и острое течение), то пропасть между гениями и простыми смертными будет еще больше.

В общем, Пост пришел примерно к таким же выводам, что и Людвиг. Это особенно примечательно в свете того, что исследования проводились совершенно независимо друг от друга по разные стороны Атлантики (хотя практически в одно и то же время), а позднее были опубликованы в разных научных журналах — американском и британском соответственно. Ни один из авторов не знал, чем занимается другой, и не ссылался на коллегу. Однако, поскольку списки гениев во многом схожи, работы могут считаться аналогичными.

Может показаться, что ставить психиатрические диагнозы после смерти на основе лишь биографического материала не совсем правильно. Что ж, в прошлой главе мы познакомились с Кэтрин Кокс, которая таким же образом умудрялась измерять IQ и даже анализировать черты характера. На самом деле со времен Кокс подобные выводы часто делались «дистанционно», так что метод считается вполне надежным и позволяет получить довольно точные результаты.

Более того, взглянув на список творческих гениев, страдавших психическими заболеваниями, можно сделать вывод, что два психиатра были не так уж далеки от истины в своих диагнозах. Например, в списке Поста среди самых острых и очевидных случаев перечислены следующие:

• Американский писатель Эрнест Хемингуэй, чьи алкоголизм, депрессия и нарастающая паранойя прекратились только вместе с выстрелом, которым он убил себя. Его состояние, скорее всего, только усугубилось электроконвульсивной терапией, курс которой Хемингуэй прошел в клинике Майо. Применение этого вмешательства само по себе является признаком психического заболевания.
• Русский композитор Сергей Рахманинов, которому сильно вредили в работе приступы депрессии. Невероятно популярный ­Второй концерт для фортепиано с оркестром на самом деле посвящен психиатру, который вывел композитора из очередного «нерабочего состояния».
• Французский философ Огюст Конт, лечившийся в клинике у знаменитого психиатра Жан-Этьена Доминика Эскироля. Правда, Конт выписался из больницы прежде, чем Эскироль его вылечил, и спустя год совершил попытку самоубийства, прыгнув с моста в Сену.
• Австрийский физик Людвиг Больцман вынужден был оставить профессию из-за прогрессирующей депрессии. После этого он отправился в отпуск с женой и дочерью, во время которого повесился. Это не только стало шоком для его семьи, но и могло лишить должного признания его достойную Нобелевской премии работу по статистической механике.
• Норвежский художник Эдвард Мунк, чей шедевр «Крик» ярко показывает, каково это — переживать высшую степень тревожности. Он также страдал от алкоголизма, имел склонность к галлюцинациям и паранойе. В конце концов симптомы стали настолько сильными, что художник решил, будто сходит с ума, и лег в больницу для интенсивного лечения.

Не нужно иметь даже магистерскую степень по психиатрии, чтобы понять: все эти творческие гении жили в мире, психологически, увы, безнадежно далеком от нормального. Говоря языком современной ­позитивной психологии, они точно не «процветали». Любые попытки представить творческих гениев как людей психически здоровых вдребезги разбиваются о такие вот случаи. Да и само по себе творчество далеко не всегда хорошее лекарство. Поэты, писавшие исповедальные стихи о своих глубоко личных переживаниях, слишком часто заканчивали самоубийством — как Плат или Секстон.

Гении искусства против гениев науки

Теперь давайте перейдем ко второму вопросу и посмотрим, насколько психическое здоровье зависит от области, в которой гении оставляют след. Как я уже заметил, гении в науке не вписываются в общие для всех остальных рамки. Согласно Людвигу, вероятность психических заболеваний у ученых, работающих в сфере естественных наук, составляет 28%. Это значительно ниже общего уровня в 50%. Для сравнения: в музыке этот показатель 60%, в документалистике и нехудожественной литературе — 72%, в изобразительном искусстве — 73%, в театре — 74%, в художественной литературе — 77%, а в поэзии и вовсе 87%! Из всех творческих сфер только в двух риск психических расстройств близок к общему: архитектура — 52% и общественные науки — 51%. У Поста результаты похожи, хотя он и разделяет профессиональные области несколько иначе. Только 18% ученых из его списка испытывали серьезные психические отклонения, что сильно контрастирует с 26% философов, 31% композиторов, 38% художников и 46% писателей. Эта разница явно заметна и с другой стороны шкалы. Около 31% ученых из списка Поста никогда не испытывали никаких психических проблем. Эти показатели снижаются соответственно сфере деятель­ности и составляют: 17% среди композиторов, 15% среди художников, 10% среди мыслителей и едва ли 2% среди писателей. Да и то в последние 2% входит разве что французский новеллист Ги де Мопассан. Однако даже его охватывала паника из-за симп­томов сифилиса, который он подхватил еще в молодости. Эта тревож­ность толкнула Мопассана к попытке самоубийства. Он перерезал себе горло, что стало причиной немедленного помещения его в клинику, где писатель впоследствии скончался. Поскольку смерть его была естественной, Пост решил оставить этому гению шанс на нормальность. А вы что об этом думаете?

Кажется, теория тесной связи безумия и гениальности находит наиболее яркие подтверждения в изобразительном искусстве и литературе и чуть меньшие в музыке. Гении науки демонстрируют куда более стабильное психологическое состояние. Даже у Поста 55% величайших ученых либо совсем не испытывали психологических трудностей, либо страдали от них в умеренной форме. В то же время Людвиг отмечает, что представители по крайней мере одного вида искусства (архитектуры) и одной научной области (социологии) не попадают ни в группу гениев с нарушениями психики, ни в группу здоровых, находясь на общем уровне — ни там ни сям.

Однако, как часто бывает в научных исследованиях, все становится только еще более запутанным, хотя и более упорядоченным. Явное ­безумие таит в себе кое-что не столь очевидное.

Парадигмы в науке, научные революции и психические расстройства

Теперь давайте подробнее поговорим о различии естественных и общественных наук. Это и в самом деле совершенно разные области. Деятельность в естественных науках, таких как физика, химия и биология, чаще всего ограничена парадигмой. Сам термин «парадигма» ввел Томас Кун в своей классической работе «Структура научных революций». Вот как он сам его объясняет:

Совокупность общепринятых примеров и научных понятий, включающих в себя теории, законы, сферы применения и инструментарий. Именно на совокупности этих знаний и строятся прочные традиции научных исследований. Есть традиции, известные как «астрономия Птолемея» (или Коперника), «динамика Аристотеля» (или Ньютона), «корпускулярная (или волновая) оптика» и т. д. Именно изучение парадигм (не только тех, что перечислены) главным образом позволяет студентам подготовиться к вступлению в научные круги той области, в которой они собираются работать. ...[Ученые], чьи исследования основаны на общих парадигмах, в своей научной деятельности придерживаются одних и тех же правил и стандартов. Именно следование общим стандартам и вытекающий из него единый подход формируют нормальную науку, лежащую в основе дальнейших исследований и традиций.

Общественные науки, такие как психология и социология, «допарадигмальны», и поэтому ограничений тут гораздо меньше. Иногда «все что угодно может сойти за доказательство». Из-за этой разницы риск психических заболеваний очевидно выше среди ученых, занятых общественными науками, нежели естественными, что и подтверждается данными Людвига. Ученые в общественных науках испытывают куда больше сомнений и неуверенности относительно того, удалось ли им вообще хоть чего-то достичь.

Однако Кун также отмечает, что иногда парадигмы перестают работать. С накоплением неверных прогнозов и определений (Кун называет их «аномалиями») естественные науки приближаются к кризису, который ставит их на одну ступень с общественными. Именно в таких условиях появляются ученые-революционеры, выдвигающие новые парадигмы взамен старых. Тогда наука возвращается на прежний уровень. Хрестоматийный пример — смена классической механики Ньютона теорией относительности Эйнштейна. Ученые-революционеры приходят к своим идеям, не скованные парадигмами привычной науки. В таком случае не позволяет ли это предположить, что они более склонны к психическим заболеваниям? Ведь в итоге после выхода из кризиса естественные науки в каком-то смысле приближаются к общественным.

Эмпирическое исследование, которое провели Янг Гун Ко и Джин Янг Ким, в некотором роде подкрепляет такое предположение. Ученые взяли 76 научных гениев и разделили их на четыре группы в зависимости от степени психических расстройств. Вот что у них получилось: 22 гения не испытывали никаких расстройств, 27 страдали расстройствами личности, 13 — расстройствами настроения и 14 — шизофренией, сопровождавшейся другими психическими состояниями. Дополнительно тех же гениев расположили в соответствии со значимостью их достижений и вклада в науку, будь он основан на следовании парадигмам или на их отрицании. Тех, кто следовал парадигмам, Кун называл «­нормальными» учеными, а тех, кто отрицал, — «революционерами». Все три переменные (психические расстройства, достижения и вклад в науку) переплелись между собой причудливым образом. Гении, не страдавшие никакими психическими расстройствами, чаще всего придерживались установленных парадигм, а те, кто были подвержены психопатологиям, как правило, отрицали парадигмы. Более того, у последних часто встречались шизофрения и другие расстройства.

Исаак Ньютон относится ко второй группе. Он был невероятно влиятель­ным ученым в свое время и остается таким по сей день, а его научный подход определенно можно назвать революционным: он противоречил декартовой парадигме, главенствовавшей тогда в науке. Однако Ньютон страдал серьезным многоплановым психическим заболеванием, включавшим симптомы биполярного расстройства, аутизма и параноидной шизофрении. И это не предположение — доказательства явно прослеживаются в его переписке. Однажды он написал весьма пара­ноидальное письмо философу Джону Локку, в котором обвинил приятеля в попытке свести его с женщиной. Это притом что Ньютон всю жизнь оставался холостяком и жутким женоненавистником и, скорее всего, умер девственником. Явно не образец психического благополучия.

Фрактальные параллели в искусстве

Начиная исследование, Ко и Ким вдохновлялись попытками Людвига объяснить, каким образом риск психических расстройств зависит от профессиональной области. И, кажется, дело было не только в отличиях ученых от художников, но и в разрыве между наукой и искусством как таковыми. В частности, Людвиг предположил, что «люди, занятые в областях, где требуются логика, объективность и четкие формы выражения, как правило, эмоционально более устойчивы, чем те, кто занят в областях, связанных с интуицией, субъективностью и чувствами». Так что разница между «нормальными» учеными и «революционерами» в естественных науках может представлять особый случай этой тенденции — такой же, как разница между естественными и общественными науками. Людвиг еще более узко классифицировал творческих гениев:

• Гении в области формального искусства (архитектура, дизайн, музыка) менее подвержены психическим патологиям, чем представители зрелищных видов (пение, танцы, театр, режиссура). Вторые же, в свою очередь, менее подвержены психическим заболеваниям, чем гении в художественно-выразительном искусстве (живопись и литература).
• Среди литераторов поэты более подвержены психическим расстройствам, чем авторы художественной прозы, у которых, в свою очередь, куда более подвижная психика, чем у авторов нон-фикшена (биографы, критики и журналисты). Особенно очевидна разница между тремя направлениями в случае депрессии, тут явно выделяются поэты-самоубийцы.
• Гении-художники, работающие в особо эмоциональных техниках (экспрессионизм, ар-брют или абстракционизм, например), по количеству случаев психических расстройств превосходят «символистов», творящих в таких стилях, как реализм, натурализм, импрессионизм, фотореализм, сюрреализм, дадаизм, соцреализм, постмодернизм, постимпрессионизм, поп-арт и Венский сецессион. В свою очередь, «символисты» обгоняют по числу психических заболеваний представителей «формальных» стилей (абстракционизм, футуризм, конструктивизм, фовизм, кубизм, оп-арт, супрематизм и концептуальное искусство). Контраст между тремя перечисленными направлениями выражается в алкоголизме, употреблении наркотиков, депрессии, маниях и тревожных расстройствах.

По Людвигу, эти закономерности представляют собой «фрактальные параллели», в которых части отражают тенденции единого целого. ­Метафора сама по себе уже наводит на размышления.

Людвиг не был единственным, кто доказал состоятельность этих параллелей (в том числе на примере гениев из списка в ). ­Похожие результаты показали и другие исследования. Поэты — первые в группе риска. Очевидно, что творческим гениям необходим некий баланс между склонностью к психическим расстройствам и областью, в которой они работают. Это подразумевает, что предрасположенность человека к ­психическим заболеваниям может быть либо слишком мала, либо велика для конкретной сферы — как в сказке о Златовласке и трех медведях. Запомните этот вывод, мы еще вернемся к нему.

Истинные гении против посредственных творцов

Прежде чем перейти к разговору о том, насколько предрасположенность к психопатологиям зависит от масштабов достижений гения, давайте еще раз уточним, что ответы на вопрос об отличии гениев от остальных людей никак не связаны с ответами на предыдущий вопрос о том, насколько психические отклонения определяются сферой деятельности. Однако и то и другое явно наводит на мысли о связи гениальности и безумия. Итак, мы выяснили, что в наиболее творческих сферах риск психических расстройств у гениев превышает стандартные 50%. Затем обнаружилось, что этот показатель варьируется и в некоторых областях (таких как естественные науки, например) может быть даже ниже среднего. Получается, психологическое здоровье гениев науки более стабильно, чем у людей, ярко проявляющих себя в искусстве. Таким образом, «сумасшедшие» художники — явление куда более распространенное, чем «безумные» ученые.

А теперь проведем простой мысленный эксперимент. Давайте сократим показатели для каждой группы вдвое, то есть просто умножим их на 0,5. В таком случае ответ на второй вопрос по-прежнему будет верным, а вот первые выводы окажутся совершенно ложными. Теперь гении в целом будут менее подвержены психическим расстройствам, чем обычные люди, несмотря на значительное расхождение показателей между гениями в науке и искусстве. Даже максимальное значение — 87% среди поэтов — упадет ниже усредненного уровня, до 44%, но все же будет втрое больше, чем 14% среди представителей естественных наук. И что же получается? Несмотря на возражения многих скептиков, вопросы — обратите внимание на множественное число — о связи между гениальностью и безумием остаются решающими для нашего ­понимания творческих личностей. И если кто-то все еще не согласен, он просто не произвел вычисления.

Остается третий и последний вопрос: насколько величайшие гении более предрасположены к психическим расстройствам, чем их менее гениальные коллеги в той же области? Он также никак не связан с предыдущими двумя. Ко и Ким уже рассматривали масштабы достижений, когда говорили об ученых, следовавших парадигме или отвергавших ее. Однако теперь давайте посмотрим на более широкий спектр сфер деятельности. И тут перед нами встают две проблемы: логическая и практическая.

Логическая проблема. Великие гении безумны, а большинство творческих людей совершенно нормальны

Я ранее упоминал о позитивной психологии. С начала нового тысячелетия ее последователи стремились сместить фокус научных исследований с негативных аспектов на позитивные, например изучать психическое здоровье, а не психические болезни. Психическое здоровье считали связанным с сильными сторонами человеческой натуры, в том числе гениальностью и творческим началом. Неудивительно, что многие стали рассматривать вопрос безумия гениев как пример негативных установок. Оптимистические идеи подтверждались многими исследованиями. Они, казалось, демонстрировали обратную корреляцию между творческими способностями и психопатологией. Однако, поскольку исследования не задействовали непосредственно гениев, они ничего толком не рассказывают нам о психическом здоровье людей, внесших наибольший вклад в науку и искусство. На самом деле положительная корреляция между творчеством и психопатологией логически возможна даже при условии, что творческие люди в целом менее подвержены психическим заболеваниям, чем нетворческие. Это кажущееся противоречие назвали «парадоксом безумного гения».

Два основных наблюдения о гениях. Парадокс безумного гения естественным образом вытекает из двух ключевых характеристик величия как выбранного критерия гениальности.

Во-первых, диапазон величия огромен. Взять, к примеру, поэтов. В «Оксфордский сборник английской поэзии», изданный в 1972 году, вошли 602 автора. Психолог Колин Мартиндейл оценил уровень их славы, основываясь на количестве книг, написанных о каждом, согласно Единому каталогу Гарвардского университета. Угадаете, о каком поэте написано больше всего книг? Правильно: об Уильяме Шекспире — в ­общей сложности 9118 томов! Следом идет Джон Мильтон — 1280 и Джефри Чосер — 1096. И до какого же количества считались книги? До нуля! При этом 134 поэта, достаточно знаменитых, чтобы попасть в «Оксфордский сборник» (многие могут этому только позавидовать), так и не вдохновили ни одного исследователя написать о себе книгу. Да что там книгу — даже докторскую диссертацию на кафедре английской литературы! Так что поэтическая слава распределяется в довольно широком диапазоне: от 0 до 9118.

Во-вторых, распределение внутри этого диапазона отличается высокой степенью элитарности. Лишь единицы заслужили всенародную славу, а большинство пребывают в полнейшей безвестности. Возвращаясь к исследованию Мартиндейла, можно заключить, что из 34 516 книг, написанных о 602 поэтах, треть, а именно 11 494 тома, посвящена троице Шекспир — Мильтон — Чосер. Примерно половина всех книг написана о первой десятке поэтов, а 65% — о четверти всех заявленных. Получается, что 577 поэтов вынуждены сражаться за оставшиеся 12 000 томов, то есть за то же количество, что досталось первой тройке. Очень несправедливо! Да и книг остается не так уж много, особенно если учесть, что поэты ниже двадцать пятого места продолжают монополистскую практику. В самом конце списка значатся 134 поэта (чуть больше 22%), совершенно не замеченных исследователями. Их имена не воспеты ни в одной книге! Выходит, самые знаменитые творцы — это даже не верхушка айсберга, а самый его пик, показавшийся над поверхностью океана, тогда как весь огромный айсберг скрыт.

Надо ли говорить, что за пределами оксфордского списка поэтов картина еще более удручающая. В Википедии есть статьи еще более чем о двухстах не вошедших в список, но все же заслуживших отдельного упоминания. А количество поэтов, публикующих свои творения в малоизвестных журналах, намного больше. И они определенно креативны — некоторые даже присылали мне свои скромные, но милые на вид книжки. Однако никто из них не признан гением. Их стихи никогда не войдут в одобренные критиками антологии, не станут популярными аудиокнигами, о них не упомянут в будущих исследованиях или на сайтах.

И хотя в этом примере мы коснулись исключительно поэзии, статистика будет похожей в любой творческой сфере. Лишь малая доля несомненных гениев получают мировую славу, а большинство прозябают в неизвестности. Хуже того, пропасть между элитой и дном настолько велика, что представители двух миров едва ли принадлежат к одному виду. Кажется, у них даже генотип разный.

Важное уточнение. Самые гениальные — самые нетипичные. Почему два наблюдения, о которых мы говорили выше, так важны? Гении, находящиеся на пике известности, могут запросто быть наиболее предрасположены к психическим расстройствам, даже если все творческие люди как вид демонстрируют меньший риск. Более того, пропорционально заслугам возрастает риск психических расстройств, несмотря на то что творческое начало само по себе явный признак психического здоровья. Это легко объяснимо: тех, кто наверху, слишком мало, чтобы они могли повлиять на общую картину. О Шекспире, Мильтоне и Чосере может быть написано 33% литературоведческих книг, но все же они составляют лишь полпроцента общего списка (3 / 602 = 0,005 = 0,5%). Чем знаменитее творец, тем менее типичен он для своей сферы — от этого никуда не уйти. Именно поэтому все психологические исследования, построенные на изу­чении групп студентов и даже творцов меньшего калибра, неспособны дать адекватную оценку рискам гениев, восседающих на вершине славы. Увы и ах!

Учитывайте также, что любая связь между достижениями человека и психопатологией не имеет никакого отношения к двум другим выводам. Несомненно, риск варьируется в зависимости от сферы деятельности, но это никак не связано с третьим вопросом. То же относится к связи между третьим и первым. Предрасположенность к психическим расстройствам у величайших мировых гениев может быть ниже 50%, но масштабы их достижений все же будут соотноситься с изменениями этого показателя. Например, риск может возрастать от 0% (пустое место) до 40% (величайшие заслуги), и зависимость будет пропорциональна, в то время как средний уровень всех творцов может стремиться к нулю. Впрочем, ответы на первый и последний вопросы могут работать и наоборот. Так, риск психических расстройств может быть равен для всех, но он будет все же составлять больше или меньше 50%. И снова всем противникам теории взаимосвязи безумия и гениальности придется прибегнуть к математике. Что еще более важно, если мы хотим всерьез изучить третий вопрос теории безумства гениев, придется как следует изучить самих гениев. Ведь астрономы изучают звезды, а не разбросанные по земле камешки.

Именно этим мы сейчас и займемся.

Практическая проблема. Когда гениальность встречается с безумием

Забавно, но третий вопрос изучен очень скудно — возможно, потому, что его часто путают с первым. Ведь если доказано, что выдающиеся личности в большей степени, чем все остальные, подвержены риску психических расстройств, разве из этого не следует, что выдающиеся способности напрямую связаны с безумием? Как мы только что убедились, нет. Однако надо признать, что некоторым исследователям удалось найти определенные доказательства обратного. Вот парочка для примера:

• Первые исследования были проведены на 257 немецких художниках, из которых эксперты-искусствоведы выбрали 60 наиболее выдающихся. У них результаты теста Айзенка, позволяющего определить симптомы психических расстройств, были значительно выше. И хотя высокий балл вовсе не означает наличие заболевания, люди, набравшие его, как правило, не самые приятные в общении. Кому понравится человек, пусть даже очень талантливый, склонный, например, к эгоизму или социопатии? А холодный, лишенный сочувствия, агрессивный, импульсивный или отстраненный?
• Объектом второго исследования стали 56 писателей, прошедших множество тестов, в том числе СМИЛ (MMPI). И здесь на основе экспертных оценок авторов разделили на две группы: 30 выдающихся и 26 успешных, но не столь гениальных (просто зарабатывающих своим ремеслом на жизнь). Хотя все писатели по ­клиническим показателям были выше нормы, особенно одаренные набрали значительно больше баллов, чем их не столь талантливые коллеги. Писатели попали «в верхние 15% населения по всем психопатологическим показателям тестов». Следовательно, они более склонны к истерикам, шизофрении, депрессии, психо­патии, психастении, ипохондрии, паранойе и легким формам ма­ниакальных расстройств. Не надо точно знать, что означает каждое из этих слов, чтобы понять: все выдающиеся писатели не самые счастливые люди на свете. Но есть и хорошие новости. Всё же отобранные в первую тридцатку недотянули до показателей людей, действительно страдающих тяжелыми психическими заболеваниями.

Я мог бы также представить результаты других исследований, но давайте остановимся на этих. В самом начале я пообещал, что буду приводить как можно больше конкретных примеров. К сожалению, в том, что касается психических заболеваний и исследований, подразумевающих неразглашение личных данных, это невозможно. Так что эти шесть­десят выдающихся художников и тридцать непревзойденных писателей останутся так же анонимны, как и их коллеги из контрольной группы. Увы, без имен не может быть конкретики.

По этой причине позвольте мне вернуться к исследованиям, о которых уже говорили. К тем, в которых упомянуты реальные имена. И хотя все творцы в той или иной степени замечательны, их достижения варь­ируются от средненьких до всемирно значимых. Я говорю, конечно, об исследованиях Людвига и Поста.

Ревизия Людвига: связь психологических «проблем» и гениальных достижений. В  перечислены самые выдающиеся гении, но как насчет остальных? Насколько велик разброс между ними и теми, кто в список не попал? Вот несколько «менее выдающихся» имен: поэтесса Шарлотта Мью, драматург Станислава Пшибышевская, писательница Эвелин Скотт, художник Чарльз Шрифогел, ученый Сент-Джордж Джексон Майварт и теолог Ламбер Бодуэн. Если вам о них известно, значит, вы просвещеннее меня, потому что мне пришлось гуглить.

Любопытно, что при оценке значимости успехов Людвиг решил использовать более глубокий и тщательный метод оценки творческих достижений (Creative Achievement Scale, CAS). Он применяется не­посредственно к работам, принесшим авторам известность, и строится на критериях, в число которых входят следующие пять:

1. «Будут ли результаты, работы или достижения высоко цениться долгое время после смерти автора, даже если его имя забудется?» Например, многие фотографии Энсела Адамса, сделанные в Йосе­митской долине, широко известны и узнаваемы даже теми, кто не слышал имя автора. Точно так же множество людей в мире знают о научно-фантастической идее «машины времени», но не подозревают, что ее придумал и описал в одноименном произведении Герберт Уэллс.
2. «Нашли ли идеи или работы этой личности широкое применение в масштабах западной цивилизации или всего мира?» Например, философские достижения Жан-Поля Сартра не только принесли ему Нобелевскую премию по литературе (которую он дерзко отверг), но и стали основой для философии экзистенциализма, современного течения, возможно наиболее часто применимого к повседневной жизни.
3. «Удалось ли ей подняться над ограничениями общества или своей эпохи, задать новое направление, опередить время или предвидеть будущее?» Здесь я бы вспомнил Алана Тьюринга и его дальновидные рассуждения об искусственном интеллекте. Великие умы и по сей день заняты решением задач, которые Тьюринг ставил в середине двадцатого века. Вы видели фильм 2014 года «Из машины» (Ex Machina)? А может, слышали предостережение Стивена Хокинга о том, что искусственный интеллект положит конец человеческой расе?
4. «Насколько сильно этот человек повлиял на своих современников и следующие поколения (своих протеже, последователей или наследников)?» Как насчет Нильса Бора, нобелевского лауреата, воспитавшего других нобелевских лауреатов, среди которых ­Гарольд Юри, Вольфганг Паули, Лайнус Полинг, Вернер Гейзенберг, Феликс Блох, Макс Дельбрюк и Лев Ландау? (И это без учета его бессмертных споров с Альбертом Эйнштейном по поводу квантовой теории!)
5. «Насколько оригинальным и самобытным был главный труд чело­века, его достижение или успех?» Тут все просто. Назовите имя любого знаменитого гения, и тут же на ум придет по крайней мере одно его величайшее достижение. Мария Кюри — радий и полоний, Бертран Рассел и Альфред Норт Уайтхед — Principia Mathematica, Джеймс Джойс — «Поминки по Финнегану», Томас Стернз Элиот — «Бесплодная земля», Пабло Пикассо — «Герника», Огюст Роден — «Мыслитель», Игорь Стравинский — «Весна священная». Можете продолжить перечень.

Уровень творческих достижений каждого гения оценивался всего по одиннадцати критериям. Все перечисленные в , согласно этой шкале, вошли по уровню в первую четверть, а вот Мью, Пшибышевская, Скотт, Шрифогел, Майварт и Бодуэн — в последнюю. Вполне разумно, правда?

Затем Людвиг доказал, что уровень, рассчитанный по методу оценки творческих достижений, положительно коррелирует с его индикаторами психопатологии: чем ярче творческие достижения, тем выше риск психических расстройств, но в определенных рамках. Очевидно, что продолжающееся всю жизнь изнурительное психическое заболевание, скорее всего, будет соотноситься с нулевым уровнем творческих достижений. Людвиг заключил, что «наличие психологических проблем, прямо или косвенно связанных с каким-либо психическим заболеванием, несильно лишающим трудоспособности, благоприятствует проявлению величия» (которое также можно назвать гениальностью). В то же время исследователь отметил, что наряду с указанными «проблемами» необходимо присутствие и других качеств, которые помогали бы предотвратить прямо противоположный эффект. Мы еще вернемся к этому чуть позже, пока же, чтобы подогреть ваше любопытство, скажу лишь, что два первых урока в некотором роде очень тесно связаны между собой.

Вы можете возразить: Людвиг использовал показатели творческих достижений, а не достигнутого величия, что и является объектом изу­чения в третьем вопросе. Это действительно так, но два упомянутых понятия хоть и не равнозначны, все же тесно связаны. К тому же разве корреляция с творческими достижениями не так же важна, как с достигнутым величием? И то и другое подкрепляет утверждение о безумных гениях. Таким образом, замена этих понятий лишь подтверждает выводы — и никак не наоборот.

Постанализ Поста: сделал столько, сколько необходимо. Хотя Пост был довольно щепетильным в вопросе о том, как определить степень неклинических психопатологий у гениев, он не потрудился измерить степень их гениальности ни посредством творческих достижений, ни с учетом достигнутого величия. К счастью, в последовавшей вскоре за его исследованиями работе отмечалась эта неточность, и надежные независимые оценки достижений гениев были благополучно совмещены с его выводами. После того как шкала психических расстройств Поста была переведена в цифровые значения, стало возможным внимательнее изучить связь между величием и психическими расстройствами. Более того, поскольку, как мы уже знаем, эта связь во многом определяется сферой деятельности гения и может быть нелинейной, в качестве нормы была взята изогнутая кривая с пиковым значением. Результаты показаны на рис. 2.1 и наводят на размышления.

Рис. 2.1. Кривые, обозначающие связь между известностью и риском психических заболеваний (0 = нет связи, 1 = связь проявляется умеренно, 2 = заметная связь, 3 = сильная связь) для пяти выделенных групп творческих гениев

Источник: Simonton D. K. More method in the mad-genius controversy : A historio­metric study of 204 historic creators // Psychology of Aesthetics, Creativity, and the Arts. 2014. № 8. Р. 58.

Во-первых, из пяти представленных профессий лишь писатели и художники демонстрируют стабильно растущие значения. В некоторых сферах подъем наблюдается в промежутке от 0 до 3. Все указывает на несомненный риск для вышеупомянутых групп.

В трех других сферах деятельности выделяются явные пики, хотя их положение и разнится в зависимости от сферы. У мыслителей наивысшая точка расположена между отметками 2 и 3, в то время как творческий пик композиторов лежит в диапазоне между 1 и 2. Эти две кривые демонстрируют возрастающую тенденцию, так что здесь случаев сильно выраженной патологии больше, чем полного отсутствия таковой. У ученых подобной тенденции не наблюдается. Тут все наоборот: те, кто страдает серьезными психическими расстройствами, как правило, менее известны, чем здоровые деятели. Более того, несмотря на то что пик приходится на значения между отметками «умеренная» и «заметная», он все же ближе к «умеренной» и куда ниже подобного значения у композиторов, что значительно снижает вероятность психических расстройств у научных гениев.

Эти три изогнутые кривые на графике помогают разрешить споры, часто возникающие в контексте исследования. Их суть сводится к тому, что более известные творцы чаще страдают симптомами психических расстройств, потому что в их подробных биографиях легче отыскать эпизоды, подтверждающие догадки. Однако это совершенно не соответствует тому факту, что наиболее известные ученые, мыслители и композиторы куда меньше предрасположены к психическим заболеваниям, чем их не столь знаменитые коллеги. Действительно, психически здоровые ученые более знамениты, чем те, кто страдал от серьезных психопатологий. Но насколько это соответствует реальности, ведь кривые построены на субъективных оценках биографов?

Сопоставив эти результаты с ранними исследованиями Людвига, а также теми, что получили Ко и Ким, мы понимаем, что гениальность действительно связана с психическими расстройствами. Так что на третий вопрос, поставленный в этой главе, можно в целом ответить «да». Но ответ куда сложнее, чем кажется. Иногда эта связь очевидна, иногда ее нет совсем, а порой кривая вытягивается в линию — все зависит от области интересов гения. Именно поэтому однозначного и единственно правильного ответа тут быть просто не может.

Чтобы окончательно доказать, насколько относительны все взаимо­связи, подумайте: как будет выглядеть кривая, объединяющая в себе все пять отраслей? Элементарно: вы получите совершенный ноль! Значения просто уравновесят друг друга. Не останется ни положительной, ни отрицательной тенденции, ни линейных показателей, ни кривых — полный ноль. Значит, ответить на третий вопрос не так просто, как казалось на первый взгляд. Впрочем, кто обещал, что в науке о гениальности будет легко? В конце концов, сам феномен уже весьма неоднозначен.

Неожиданная развязка

В далеком 1681 году английский поэт Джон Драйден писал: «Высокий ум безумию сосед, / Границы твердой между ними нет», тем самым подтверждая отсутствие четкой связи между гениальностью и психическими отклонениями. И это логично, ведь есть не только гении, не страдавшие никакими расстройствами, но и куда больше психически нездоровых людей без всякого творческого начала. Где же в таком случае проходит граница?

Как я уже отмечал, психические заболевания — состояния не абсолютные. Они складываются из множества симптомов, которые бывают разными по силе и частоте проявления. И если уж говорить о частоте, то для попадания в статистику достаточно всего одного яркого эпизода. Речь сейчас не о расстройствах, которые длятся всю жизнь, а, скорее, о серьезных эмоциональных срывах или попытках самоубийства. У каждого творческого гения бывает множество «моментов просветления» за мольбертом, столом или клавиатурой. Что же касается выраженности и силы, мы уже знаем, как часто симптомы различных психических расстройств проявляются не на клиническом уровне. Это наблюдалось у ­большинства (если не у всех) тех, кого Пост определил в категорию «острых» проявлений. Взять австрийского композитора Антона Брукнера. Да, он, вероятнее всего, страдал от обсессивно-компульсивного (навязчиво-маниакального) расстройства, но, по крайней мере, направлял свои порывы в нужное русло. Помимо того что композитор постоянно считал все подряд (например, такты в своих симфониях), он переписывал и исправлял свои сочинения настолько самозабвенно, что перед исследователями, стремящимися найти лучшую версию его произведений, постоянно вырастает так называемый брукнеровский вопрос. Брукнер сочинял до последнего дня. Творить ему не мешал ни чрезмерный перфекционизм, ни болезненная одержимость (хоть и довольно умеренная) мертвецами.

Есть еще кое-что, о чем необходимо упомянуть: влияние общего интеллекта. Хоть гении часто ведут себя как психически нездоровые люди, они достаточно умны, чтобы сглаживать негативные последствия и приумножать позитивные. Это отлично зафиксировано в исследованиях с использованием Опросника творческих достижений (Creative Achievement Questionnaire, CAQ), который не стоит путать с методом оценки творческих достижений (CAS). Опросник предлагает людям оценить свои успехи в различных областях, таких как наука, изобретения, писательство, театр, кино, музыка, танцы, архитектура и изобразительное искусство (живопись и скульптура). Шкала оценок для каждой отрасли знаний содержит весь спектр возможных утверждений. Вот как, например, выглядит шкала для изобразительного искусства:

0 — у меня нет никаких навыков или талантов в этой области.

1 — я учился этому.

2 — люди говорят, что у меня есть определенный талант.

3 — я получал награды и побеждал в творческих конкурсах.

4 — мои работы выставлялись в галереях.

5 — мои работы продаются.

6 — о моих работах есть отзывы в местной прессе.

7 — о моих работах писали в национальных СМИ.

Может, этот тест и не выявит истинного гения, но, по крайней мере, укажет направление движения.

Ответы Опросника перекликаются с результатами нескольких других тестов для оценки творческого начала, дивергентного мышления и открытости новому. Но есть еще одно понятие, пересечение с которым даже более значимо. Когнитивная расторможенность, то есть неспособность фильтровать поступающую извне информацию. При отсутствии таких фильтров сознание человека воспринимает все входящие потоки (даже те, которые нужно было бы игнорировать). С точки зрения творчества когнитивная расторможенность — невероятный источник вдохновения. Благодаря ей человек замечает мелочи, ускользающие от внимания большинства, и находит идеи там, где многие даже искать не станут. Известный пример — Александр Флеминг. Он заметил, как голубая плесень разрушала выращиваемые им бактерии. Большинство ученых просто отправили бы чашку Петри в химобработку для дальнейшего использования. Флеминг изучил выделяемый плесенью и убивающий стафилококки антибиотик, открыл пенициллин и получил Нобелевскую премию по медицине.

К сожалению, у когнитивной расторможенности есть и серьезный недостаток. Очень часто она является одним из симптомов психических заболеваний. Многие психопатологии, включая шизофрению, возникают именно из-за того, что человек не в состоянии справиться с внешними потоками информации и своими мыслями. Результатом могут стать визуальные и слуховые галлюцинации, искажение реальности, вплоть до мании величия, мании преследования или паранойи. Именно от этого страдал Джон Нэш в периоды обострения. Получается, что когнитивная расторможенность, с одной стороны, стимулирует творчество, а с другой — подрывает психическое здоровье. Как же извлечь из нее пользу, не причинив себе вреда?

Оказывается, есть несколько качеств, которые помогают превратить психическую уязвимость в потенциал для творческого гения. И пожалуй, главное из них — это высокий интеллект. Даже тот, что измеряется IQ-тестами. Человек, обладающий по-настоящему высоким интеллектом, способен контролировать переполняющие его внешние потоки и превращать поступающую информацию в самобытные идеи. Мощный интеллект превращает клинический недостаток в источник жизни. ­Перефразируя Драйдена, можно сказать, что на границе между безумием и творчеством лежит именно высокий интеллект. Повторю, для определения его наличия вовсе не обязательно проходить какой-то конкретный тест, но если уж вы решились на это, постарайтесь получить от процесса удовольствие. И помните, чем сильнее ваша когнитивная расторможенность, тем выше должен быть ваш интеллект.

Я прочел в интернете, что знаменитый испанский художник Сальвадор Дали мог похвастаться уровнем IQ, равным 180. Понятия не имею, откуда взялся такой высокий показатель, но, учитывая все те странные образы, которыми наполнены его сюрреалистические полотна, кажется, этого вполне хватило, чтобы не сойти с ума. Такой уровень IQ объясняет и самое странное высказывание Дали о самом себе: «Единственная разница между мной и сумасшедшим в том, что я не сумасшедший».

Отправить