Книга: Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима
Назад: Глава 20. Обновленная версия
Дальше: Глава 22. Эфирные войны
ГЛАВА 21

В ОСАДЕ

Начало XXI века принесло с собой новые настроения в России: в первую очередь, запрос бизнеса на более жесткие правила игры. Страна только что пережила дефолт и экономический кризис, выбивший из колеи средний класс. Ельцин превратил Россию в дикое поле — это мнение разделяли элиты и разгневанные бизнесмены. Они требовали «больше порядка», подразумевая, что готовы поступиться демократическими свободами ради гарантий для бизнеса, а многие говорили, что с хаосом может справиться только диктатор вроде Пиночета. Но Россия не Латинская Америка — исторически «порядок» здесь обеспечивала не армия, а тайная полиция, будь то охранка или КГБ.

Новый президент, жесткий и напористый Владимир Путин, в прошлом офицер КГБ, многим показался подходящим на роль русского Пиночета. Он энергично взялся за дело, стараясь уничтожить любые возможности для критики Кремля и свободную дискуссию. Но для этого ему нужно было поставить прессу и телевидение под контроль.

В 1990-е гг. русские американцы помогли россиянам выйти на западные финансовые рынки. В начале 2000-х гг. некоторые из них оказались востребованными и в других ролях: одним из них был Борис Йордан, деятельный 35-летний инвестиционный банкир.

Борис занялся телевидением.

Телеканал НТВ вызвал гнев нового президента, когда стал критически освещать Вторую чеченскую войну. Путин посчитал это заговором — попыткой саботировать его войну и подорвать его авторитет, — поэтому поставил задачу укротить неугодный телеканал, а заодно весь медиахолдинг, флагманом которого был НТВ.

НТВ принадлежал магнату Владимиру Гусинскому. Крупный, подвижный человек в больших очках, с неизменной задорной улыбкой, театральный режиссер по образованию, Гусинский, как многие олигархи первого поколения, заработал свое состояние в 1990-х гг., создав собственный банк. Но затем он загорелся новой грандиозной идеей — стать медиамагнатом. Всего за пять лет Гусинский выстроил империю, в которую входили газета, журналы, радио и телеканал. Он создал ее с нуля — в отличие от других олигархов, получивших щедрые куски собственности по бросовым ценам в процессе приватизации. Эмоциональный и амбициозный, Гусинский видел себя российским Тедом Тернером — и даже отправлял своих лучших журналистов стажироваться в CNN. Он был также азартным политическим игроком, много и охотно рисковал, но в 1999 г. проиграл — сделал ставку на конкурентов Путина в президентской гонке, а они сошли с дистанции еще до выборов.

И вот теперь Кремль наносил удар за ударом по его активам. Чтобы заставить Гусинского продать телеканал, спецназовцы в балаклавах врывались в офисы его медиакомпании, а самого магната бросили в Бутырскую тюрьму. В конце концов ему пришлось покинуть страну, и Кремль передал НТВ под контроль государственной корпорации «Газпром».

Однако тут возникла проблема: журналисты НТВ во главе с гендиректором и главным редактором Евгением Киселевым отказались признать смену владельца — и продолжали работать без оглядки на Кремль. Шли дни, и программы телеканала все больше напоминали вещание из осажденной крепости: журналисты превратили самые популярные ток-шоу НТВ в перманентные акции протеста, приглашая лидеров политической оппозиции, правозащитников, экспертов и журналистов для обсуждения ситуации вокруг телеканала. Самым известным политиком, приходившим в эфир, был Борис Немцов, высокий и красивый мужчина с вьющимися черными волосами и открытой улыбкой, лидер либеральной оппозиции в российском парламенте и бывший вице-премьер. Он выступал за компромисс между журналистами и новым владельцем.

Но шли недели, а патовая ситуация не разрешалась.

Однажды Киселеву позвонил Немцов: «Евгений, у меня отличная новость! Они хотят, чтобы новым генеральным директором НТВ стал Борис Йордан. Он русский американец, поэтому не будет душить ваших журналистов». Киселев спокойно ответил, что знает, кто такой Йордан, но не разделяет энтузиазма Немцова.

Йордан был финансистом и никогда не работал в телеиндустрии. Однако 35-летний Йордан, со своей внешностью голубоглазого херувима, уже занял видное место в новейшей российской истории.

Любая дверь открывается с двух сторон, и дверь между российским и американским финансовыми рынками не была исключением. Владимир Голицын и Наташа Гурфинкель из Bank of New York распахнули ее с американской стороны для потока российских денег. Но американские доллары тоже стремились попасть в Россию — особенно когда началась приватизация крупных кусков госсобственности. Кто-то должен был открыть дверь с российской стороны, и второй дуэт русских эмигрантов с американскими паспортами — одним из которых был Борис Йордан — взялся решить эту проблему.

Между этой парой и Голицыным с Гурфинкель было на удивление много общего.

Житель Нью-Йорка Борис Йордан был православным и настоящим русским аристократом — его предки принадлежали к первой волне белоэмигрантов и были связаны с самыми знатными семьями дореволюционной России. Его партнером стал Леонид Рожецкин, еврей из Ленинграда, подростком эмигрировавший вместе с семьей в США.

В 1992 г. оба прилетели в Москву. Им было по 26 лет, и они приехали в Россию в поисках легких денег. Через три года они основали инвестиционный банк «Ренессанс Капитал», который за несколько лет превратился в крупнейший банк, работающий с западным капиталом в России. Какое-то время Йордан даже хотел получить российское гражданство, но потом раздумал — с американским паспортом было куда спокойнее.

Борис Йордан оказался талантливым финансистом. Он добился успеха в 1990-е гг., когда все в России крутилось вокруг олигархов, и хотел преуспевать и дальше в новых условиях путинской России.

А для этого требовалось наладить контакты со спецслужбами. Те снова превратились во влиятельных игроков после того, как Ельцин три раза подряд назначал на должность премьер-министра людей, связанных с госбезопасностью, в конце концов остановившись на Путине.

«Ренессанс» пригласил в свой совет директоров двух генералов внешней разведки. Одним из них был Юрий Кобаладзе, тот самый руководитель пресс-бюро СВР, который так опрометчиво привлек Васильева к книжной спецоперации. Вторым был Юрий Сагайдак, коллега Кобаладзе, известный главным образом тем, что в конце 1980-х гг. был выслан из Лондона, где работал под видом журналиста и неудачно пытался завербовать члена британского парламента. Когда Немцов позвонил Киселеву, последний вспомнил, что эти два генерала из банка «Ренессанс Капитал» уже пытались наладить неофициальное общение с осажденным каналом НТВ в традиционном для спецслужб стиле.

Тогда Киселеву позвонил Кобаладзе и пригласил в офис «Ренессанса». Киселев понял, что разговор будет касаться НТВ, поэтому согласился на встречу. Два генерала передали главному редактору телеканала послание, что высокопоставленные люди в ФСБ хотят побеседовать с ним насчет НТВ. Но Киселев отказался приехать на Лубянку, поскольку понял, что ФСБ хочет снять его, входящим в здание на Лубянке, а затем использовать видеозапись как компромат. Репутация Лубянки не сильно изменилась со времен КГБ. Узнав, что Киселев отказался от встречи на Лубянке, ФСБ не стала настаивать — так первая попытка «Ренессанса» и спецслужб вмешаться в конфликт на НТВ не удалась. Вторая попытка также провалилась, когда Немцов не сумел убедить Киселева уйти в отставку с поста генерального директора, уступив его Йордану.

3 апреля 2001 г. «Газпром» собрал заседание совета директоров телеканала, на котором был избран новый генеральный директор — Борис Йордан, а также новый главный редактор. Большинство журналистов НТВ отказались признать новое руководство, и кризис продолжался.

Это выглядело как классическая операция по захвату здания, из разряда тех, что проводит спецназ. Прямоугольник Останкинского телецентра на северо-востоке Москвы был нервным центром российского телевидения, где размещались почти все главные телеканалы страны. Но ранним утром 14 апреля 2001 г. здесь царила непривычная тишина — была Страстная суббота, день накануне Пасхи. В полутьме группа крепких, коротко стриженных мужчин в темных костюмах подошла к стеклянным дверям центрального входа под бетонным навесом.

Один из них что-то сказал сонному охраннику, и тот поспешно пропустил всех в просторный вестибюль. Там люди в темных костюмах разделились на две группы: одна двинулась к лифтам, другая поднялась по лестнице. Они встретились на восьмом этаже, где большими зелеными буквами было написано: «НТВ». На этом этаже была своя охрана, которой незнакомцы показали письмо за подписью нового гендиректора телеканала Бориса Йордана. Согласно письму, с этого момента главными здесь были они. Оказавшись в длинном коридоре, командир группы быстро расставил у каждой двери по своему человеку, а у кабинета Евгения Киселева на всякий случай поставил двоих.

Ночная смена новостной команды была застигнута врасплох. Люди в темных костюмах вежливо предложили им выбрать: либо подчиниться новому руководству, либо немедленно освободить помещение. Большинство журналистов предпочли остаться, но один покинул студию и сделал телефонный звонок. Через несколько минут радиостанция «Эхо Москвы» передала шокирующую новость: телеканал НТВ захвачен. На часах было около 5 утра.

Редактор одной из новостных программ НТВ включила радио у себя дома — ей все равно не давал спать маленький ребенок. Услышав о захвате телеканала по «Эхо», она кинулась к телефону и позвонила своему шефу Владимиру Кара-Мурзе. Тот тоже был дома; это был единственный день в неделю, когда его программа не выходила в эфир.

41-летний Кара-Мурза был ведущим ночной информационно-аналитической программы на НТВ, легко узнаваемой благодаря его «фирменному стилю» — черной водолазке, серому пиджаку и бороде. Сдержанная, аналитическая манера подачи информации сделала его одним из самых уважаемых журналистов на российском телевидении. Услышав о произошедшем, Кара-Мурза спешно оделся и выбежал из дома.

Речь и манеры выдавали в Кара-Мурзе интеллигентное московское происхождение: среди его родственников были известные историки, ученые и юристы. Но он был человеком действия, а атака Кремля на НТВ вывела его из себя. Он считал ее продолжением советских репрессий, о которых Кара-Мурза слишком хорошо знал в том числе от своего отца, журналиста, несколько лет проведшего в сталинских лагерях.

В конце 1970-х гг., когда Кара-Мурза был студентом истфака МГУ — четвертое поколение студентов Московского университета в семье, — его едва не отчислили из-за политики. Группа друзей устроила в общежитии вечеринку, и кто-то случайно поджег висевший на стене стенд политинформации. Пламя быстро охватило стенд, загорелась фотография советского лидера Леонида Брежнев. Один из студентов — говорили, что это был Кара-Мурза, — схватил горящую доску и выбросил ее из окна 17-го этажа. Разумеется, еретиков, сжигающих портрет генсека, ожидала неминуемая кара вплоть до отчисления из университета. К счастью, решение должен был принять лидер комсомольской организации факультета, внук сталинского министра иностранных дел Вячеслав Никонов, чья семья дружила с семьей Кара-Мурзы. Он спустил дело на тормозах, и в итоге Владимир с отличием окончил университет. Однако Кара-Мурза категорически отказался работать в советских учреждениях, поэтому следующие несколько лет занимался репетиторством, а по ночам работал в котельной.

Когда рухнул СССР, его бывший однокурсник Олег Добродеев уже был большим человеком на телевидении. Он пригласил Кара-Мурзу работать в Останкино.

К апрелю 2001 г. Кара-Мурза сотрудничал с НТВ почти десять лет. Свою работу на телевидении он считал продолжением семейной миссии и воплощением той роли, которую и должна была играть в обществе либеральная московская интеллигенция. Владимир Кара-Мурза–старший гордился тем, что его 19-летний сын Владимир уже был внештатным журналистом и помощником Бориса Немцова в парламенте.

Новость о захвате телеканала потрясла Кара-Мурзу. От его квартиры до телецентра Останкино было около 15 минут езды. Он прыгнул в такси, сказал водителю гнать к телецентру и попытался собраться с мыслями.

То, что произошло в Останкино этой ночью, смахивало на финал санкционированного правительством враждебного поглощения, которого журналисты НТВ опасались почти год.

Если новое руководство во главе с Йорданом уже составило черный список неугодных журналистов и там есть его имя, думал Кара-Мурза, то его могут просто не пустить на восьмой этаж. Ему нужно было срочно придумать, что делать. Он попросил таксиста продать ему свои солнцезащитные очки и высадить у другого входа в телецентр. Показав охраннику пропуск, Владимир вошел внутрь, поднялся на лифте на 11-й этаж, прошел по лабиринту коридоров на другой конец здания и спустился на восьмой этаж, где находилась редакция НТВ.

Там он увидел оператора Женю, с которым они много работали вместе. К счастью, у того с собой была переносная камера Betacam. Сняв темные очки, Кара-Мурза приказал Жене включить телекамеру, решительным шагом подошел к незнакомым охранникам и твердо сказал: «Владимир Кара-Мурза, телекомпания НТВ. У вас есть имя и фамилия?» Увидев известного телеведущего в хорошо знакомой черной водолазке и сером пиджаке, охранники не решились его остановить.

Позвав за собой оператора, Кара-Мурза шел по коридору захваченной редакции. За первым же поворотом он столкнулся с двумя людьми — один из них был новым главным редактором НТВ, назначенный с одобрения Кремля, и это было понятно. Но вот увидеть здесь второго человека Кара-Мурза не ожидал: это был Олег Добродеев, солидный человек в старомодных квадратных очках, всего год назад занимавший пост генерального директора НТВ. Когда начался конфликт телеканала с Путиным, он бросил коллег и ушел руководить государственной телекомпанией ВГТРК, а затем принялся переманивать к себе журналистов с осажденного НТВ. Увидев Кара-Мурзу, Добродеев попытался уйти, но тот рукой преградил ему путь.

«Вопрос для телезрителей. Включай камеру, Женя! Почему председатель ВГТРК, — Кара-Мурза посмотрел на наручные часы, — в полшестого утра в Страстную субботу находится на этаже телекомпании НТВ?»

«Потому что я уже не председатель ВГТРК, Володь», — уклончиво ответил Добродеев и попытался уйти. Он пытался сделать вид, будто он уволился с гостелевидения и пришел на НТВ просто как друг.

Но Кара-Мурза был слишком хорошим репортером: он пошел вслед за Добродеевым.

«Хорошо, а почему вас не было здесь вчера или, например, год назад?» — спросил он.

«Надо было раньше думать обо все об этом. И вам в том числе», — ответил Добродеев.

«О чем об этом? — воскликнул Кара-Мурза. — Подтверди, пожалуйста… что сегодня в три сорок состоится эфир программы "Свидетель века" про захват телекомпании НТВ враждебными структурами, про Берию, про Ягоду…» Он специально упомянул имена руководителей сталинских спецслужб, показывая, что НТВ тоже стал жертвой государственной репрессивной машины. Кара-Мурза продолжал обращаться к Добродееву, а не к новому главному редактору. На тот момент он еще не знал, что Добродеева привезли в Останкино сразу после его встречи с Путиным в Кремле.

Внезапно Добродеев остановился и повернулся к Кара-Мурзе. «Свобода слова, Володя, — сказал он напряженным голосом, — это не ты, увы, и не ты один в этой жизни… К сожалению… и ты это сам понимаешь прекрасно. И надо иметь бо́льшую долю свободы, чтобы обсуждать эти все вопросы, гораздо бо́льшую». Он намекал на то, что Кара-Мурза тоже не был полностью свободен в своих действиях. На протяжении нескольких месяцев государственная пропаганда пыталась подорвать репутацию журналистов НТВ, утверждая, что Гусинский платил им большие зарплаты и выдал низкопроцентные кредиты на квартиры. Тем самым подразумевалось, что журналисты променяли свою журналистскую объективность на щедрое содержание от хозяина канала. Но Кара-Мурза хотел, чтобы Добродеев открыто, перед камерой, обвинил его в том, что он продался олигарху.

«Пожалуйста, обыщи мои карманы! — Кара-Мурза распахнул пиджак. — Где моя доля несвободы?.. Я не понял ваш намек!» — медленно отчеканил он.

Но Добродеев уже скрылся в одном из кабинетов.

Это был конец того НТВ, каким его знали российские телезрители: многие известные журналисты ушли с телеканала в знак протеста против враждебного поглощения.

Это был также конец 25-летней дружбы. Олег Добродеев и Владимир Кара-Мурза дружили с учебы на истфаке Московского университета, и Кара-Мурза был крестным отцом сына Добродеева. Именно Добродеев пригласил безработного Кара-Мурзу на телевидение, а затем и на новый телеканал, основанный им и Киселевым. Он регулярно дарил своему другу наручные часы, которые тот постоянно терял. Однажды Добродеев снял с руки дорогие, в классическом стиле, часы с гравировкой «НТВ», изготовленные специально для руководства телеканала, и подарил Кара-Мурзе как гарантию, что уж эти часы он точно не потеряет. Это было всего семь лет назад.

Эти часы Кара-Мурза действительно сберег. Именно по ним он сверялся, когда спрашивал у Добродеева, что руководитель ВГТРК делает в редакции осажденного НТВ в столь ранний час.

Будучи профи, Кара-Мурза сделал несколько копий своего интервью с Добродеевым и разослал их российским и зарубежным коллегам. Видео вышло в эфир в тот же день. Но на судьбу НТВ это повлиять уже не могло.

Через несколько часов из стеклянных дверей под бетонным козырьком вышел высокий пухлощекий мужчина в безупречном костюме. Он подошел к собравшейся у центрального входа толпе журналистов и заговорил с легким американским акцентом.

«Я сегодня так занят деятельностью компании из-за очень трудного положения, в котором компания осталась сегодня после ухода части сотрудников, что я не имел времени еще заниматься этими кадрами. Я все равно считаю, что нужно, чтобы люди, наверное, отдохнули все, компания будет продолжать вещать…», — бодро говорил американец.

Борис Йордан имел все основания праздновать победу. Он был доволен собой и доволен тем, как прошла операция по захвату телеканала, ведь в конце концов это была его спецоперация.

Кандидатура Бориса Йордана, американца и наследника русской аристократии, как нельзя лучше подходила для того, чтобы помочь Кремлю обуздать мятежный телеканал. У нового гендиректора НТВ имелись две козырные карты, которые он сумел отлично разыграть, — происхождение и американское гражданство. Выступая в эфире НТВ в день, когда Йордан получил должность руководителя канала, Борис Немцов назвал его назначение «абсолютно неглупым решением со стороны властей». «Почему? — продолжил он. — Он гражданин Соединенных Штатов, его пра-пра-пра-прадедушка был министром по делам образования в правительстве Александра I, отец учился в Кадетском корпусе в Белграде; сам он с очень хорошей дворянской родословной. И, кроме того, я не могу себе представить, как, например, Государственный департамент Соединенных Штатов будет кричать о том, что в России зажимается свобода слова, после того как гражданин США, формально или неформально, возглавил эту компанию».

И вот теперь Йордан гордо стоял на ступеньках Останкинского телецентра под вспышками десятков камер. Он решили проблему, воспользовавшись теми же методами, с помощью которых российские олигархи вели войны за заводы и фабрики. Охранники в темных костюмах, рано утром захватившие редакцию НТВ, были сотрудниками службы безопасности его инвестиционной компании. Эта часть спецоперации прошла на отлично.

Теперь настало время второго этапа: доказать свою полезность как руководителя телеканала. По сути, для Йордана это был первый рабочий день на новом месте.

Очень скоро эта работа будет включать борьбу не только за российских телезрителей, но и за русских эмигрантов в США: ведь НТВ был самым популярным русскоязычным телеканалом за пределами России.

Назад: Глава 20. Обновленная версия
Дальше: Глава 22. Эфирные войны