В апреле 1943 г. ФБР записало разговор в доме активиста компартии США в Окленде, Калифорния. Стив Нельсон, воевавший в Испании в интернациональной Бригаде имени Авраама Линкольна, давно находился под наблюдением агентов бюро, подозревавших, что он организовал подпольную коммунистическую ячейку в Радиационной лаборатории в Беркли. Поскольку Нельсон участвовал в проекте по созданию атомной бомбы, его телефон прослушивался, а в доме стояли жучки.

10 апреля Нельсона посетил необычный гость. Он подъехал к скромному дому на Гроув-стрит в Беркли на автомобиле с шофером, при этом на машине был номерной знак советского консульства в Сан-Франциско. Мужчина представился Купером и начал разговор в очень странной манере.

«Кстати, я не знаю, насколько хорошо вы представляете, кто я, какое положение занимаю и все такое. Я на пять голов выше тех людей, о которых вы ничего не знаете», — сказал он Нельсону. Агентам ФБР, которые прослушивали и записывали этот разговор, сразу стало ясно, что Купер — какой-то очень высокопоставленный советский чиновник. Тут он достал толстую пачку денег, пересчитал и отдал Нельсону.

Затем Купер заговорил о самом важном — о том, как устроена работа советской разведки в США. Нельсон, как и Голос, считал, что для взаимодействия с агентами лучше использовать посредников из американской компартии, но русский был непреклонен: советская разведка считает необходимым изменить методы работы. Обсуждая эту тему, собеседники произносили имена агентов и обсуждали роль Браудера.

Весь этот разговор записывали ошарашенные сотрудники ФБР.

В бюро быстро идентифицировали дипломата, им оказался Василий Зарубин. Советский резидент совершил одну из самых серьезных ошибок в своей жизни.

Естественно, ФБР сразу же начало тщательное расследование. По иронии судьбы, именно Зарубин, а не Голос, оказался тем человеком, который поставил под угрозу агентурные сети. Именно его беседа с Нельсоном открыла ФБР глаза на масштабы деятельности советских шпионов на американской земле.

7 мая глава ФБР Джон Эдгар Гувер направил Гарри Гопкинсу, советнику Рузвельта по внешней политике, в Белый дом следующее письмо:

«Лично и конфиденциально,

со специальным курьером

Уважаемый Гарри!

Из строго конфиденциального и надежного источника получена информация о том, что 10 апреля 1943 г. русский, являющийся агентом Коммунистического интернационала, заплатил определенную сумму члену Национального комитета Коммунистической партии США Стиву Нельсону в ходе встречи в доме последнего в Окленде, Калифорния.

Сообщается, что деньги были выплачены Нельсону для внедрения членов Коммунистической партии и агентов Коминтерна в отрасли, занятые в секретном военном производстве по заказам правительства Соединенных Штатов, с целью сбора информации для передачи ее Советскому Союзу».

Гувер назвал в письме имя русского агента — это был третий секретарь советского посольства Зарубин.

Гувер одновременно начал два расследования. Больше пятидесяти агентов ФБР в Нью-Йорке и столько же в Вашингтоне получили задание установить слежку за советскими оперативниками.

Через неделю, 15 мая, Кремль объявил, что Коминтерн распускается. Это вряд ли было случайным совпадением: к тому времени Белый дом уже проинформировал советского посла о письме Гувера. Когда московский корреспондент агентства Reuters спросил у Сталина о причинах роспуска Коминтерна, тот ответил, что это решение было «правильным и своевременным» по ряду причин, в том числе:

«а) Оно разоблачает ложь гитлеровцев о том, что Москва якобы намерена вмешиваться в жизнь других государств и "большевизировать" их. Этой лжи отныне кладется конец.

б) Оно разоблачает клевету противников коммунизма в рабочем движении о том, что коммунистические партии различных стран действуют якобы не в интересах своего народа, а по приказу извне. Этой клевете отныне также кладется конец».

 

У Сталина могло быть много причин избавиться от Коминтерна, но, судя по его ответам, он особенно старался затушевать связь между американскими коммунистами и советской разведкой. В самый разгар войны последнее, чего хотел Сталин, — это ставить под угрозу отношения СССР с ее самым важным союзником. Советские войска со дня на день ожидали начала крупного наступления немцев под Курском и очень нуждались в американских танках, поставлявшихся по ленд-лизу.

Тем временем резидентуру Зарубина сотрясали новые кризисы. Через три месяца, 7 августа в штаб-квартиру ФБР в Вашингтоне пришло анонимное письмо на имя Гувера. Неизвестный автор разоблачал Зарубина как «так называемого директора советской разведки в этой стране» и называл имена девяти его «ближайших помощников», включая его жену Лизу, которая «руководит политической разведкой и курирует обширную сеть агентов, работающих почти во всех министерствах, включая Государственный департамент». Как было установлено впоследствии, письмо написал заместитель Зарубина, раздраженный высокомерием шефа.

Белый дом сообщил советскому послу об этом письме, однако ничто не могло остановить Зарубина. Он продолжал давить на Голоса, но решительный и самостоятельный Голос не сдавался. Тогда Зарубин решил сменить тактику и зайти через помощницу Голоса Элизабет Бентли. И снова просчитался: Бентли была любовницей Голоса и немедленно рассказала ему об этой попытке.

26 ноября 1943 г. Зарубин и Голос встретились в очередной раз. Разговор на повышенных тонах перешел в ожесточенный спор, но Голос по-прежнему стоял на своем и отказывался передать агентурные сети. Следующий день был Днем благодарения. Голос пригласил Бентли на ужин, затем в кино. После этого они поехали на квартиру Бентли в Уэст-Виллидж и провели там ночь. Утром Голос внезапно скончался, предположительно от сердечного приступа. До сих пор неизвестно, имел ли Зарубин или советская разведка какое-либо отношение к его смерти.

К Бентли перешли все контакты Голоса, но она тоже не хотела передавать их людям Зарубина. К тому же она решила, что именно чекисты убили ее любовника. Зарубин попытался надавить на нее, как на Голоса, но явно переборщил: и Бентли пришла в ФБР сдаваться.

Тем временем Москва убрала Эрла Браудера с поста генерального секретаря компартии США. Казалось, все, что на протяжении 20 лет так тщательно выстраивал Яков Голос, идеалист и прирожденный секретный агент, на глазах обращалось в прах из-за паранойи советской разведки и одержимости тотальным контролем.

Тем временем Зарубин продолжал невольно разрушать все вокруг себя. После его разговора с Нельсоном в Беркли ФБР следило за каждым шагом резидента, постепенно вскрывая его агентурные сети. Подобно чуме, Зарубин инфицировал всех, с кем встречался.

Но не все завербованные Голосом агенты попали в поле зрения ФБР, некоторые так и не были раскрыты. Именно они передадут Москве секреты создания атомной бомбы — что станет самым большим успехом советской разведки за всю ее историю.

Война еще продолжалась, но эпоха вербовки агентов под предлогом борьбы с нацизмом закончилась. Ветеран Коминтерна, Голос умел найти подход к самым разным людям — американцам с коммунистическими взглядами, немецким эмигрантам, европейским ученым, бежавшим от Гитлера, белоэмигрантам. Используя самые разные вербовочные техники, он убеждал их служить своему делу. Теперь же, когда проверенная схема рухнула и агенты должны были работать непосредственно на советскую разведку, этот подход уже не годился.

В августе 1944 г. у Вашингтона кончилось терпение, и американцы потребовали убрать Зарубина. Его отозвали в Москву, где он попал под внутреннее расследование Лубянки — его обвиняли в непрофессиональном руководстве нью-йоркской резидентурой. Но хуже всего, его заподозрили в том, что он был двойным агентом ФБР. Сталин в очередном приступе паранойи начал новую чистку в спецслужбах.

Происходящее отдавало абсурдом: в то время как ФБР одну за другой вскрывало агентурные сети, созданные Голосом и его товарищами в США, Сталин в Москве начал репрессии против тех, кто управлял этими сетями. Первыми под удар попали евреи.

Чтобы выжить в погромах, помимо чистого везения требуются еще два качества. Одно — смелость. Другое — умение строить с помощью родственников, друзей и знакомых надежные горизонтальные сети. Обладающий этими качествами может стать хорошим оперативником — это было известно еще со времен Гражданской войны.

Но в параноидальном сталинском государстве несанкционированные горизонтальные связи рассматривались как преступление.

Зарубин не пострадал в ходе чистки. Конечно, он допустил серьезные ошибки: его обвинили в том, что он обращался к своим подчиненным по кодовым именам в присутствии дипломатов, а также размещал нелегалов в квартирах сотрудников легальной резидентуры. Но, как ни странно, его не наказали — наоборот, наградили орденом и повысили в звании до генерал-майора госбезопасности. Однако его жене Лизе Горской — ей исполнилось на тот момент всего 46 лет и она была мозгом их шпионской пары — пришлось уйти в отставку. Она была еврейкой, а это теперь стало проблемой.

Но для проведения ликвидаций, что всегда было важной задачей советской разведки, Сталину по-прежнему требовались решительные и умелые оперативники старой школы, пусть и евреи — люди, подобные Науму Эйтингону. Через год после войны Эйтингону поручили помочь создать новый отдел, который должен был заняться физическим устранением противников СССР. Сталин все еще ценил человека, который организовал убийство его злейшего врага Троцкого. Эйтингону снова повезло. В новом подразделении к нему присоединилась его падчерица Зоя Зарубина, дочь Василия Зарубина.

Эйтингон любил Зою и уже несколько лет помогал ей делать карьеру в спецслужбах. Зоя была той самой девочкой, которая вынесла пистолет Эйтингона из советского консульства в Харбине в 1929 г. Когда его китайская командировка так внезапно закончилась, они все вместе вернулись в Москву.

В школе у Зои обнаружились незаурядные способности к иностранным языкам, а также к спорту — идеальные данные для шпионки, — и она стала думать о карьере в разведке. Но когда Зарубин приехал в Москву незадолго до войны, он отговорил дочь от этой идеи, и Зоя решила стать лингвистом. Началась война, и Зоя была слишком ценным кадром. Эйтингон взял ее к себе в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН), которую он формировал для проведения диверсий в тылу врага. Смелая и способная Зоя стала диверсанткой. Позже, благодаря родственным связям и знанию иностранных языков, она получила более спокойную работу — переводить похищенные советскими агентами у американцев документы по созданию атомной бомбы в рамках Манхэттенского проекта. Позже она получила от Эйтингона предложение о работе в его отделе.

Новый отдел Эйтингона немедленно приступил к ликвидациям. Среди тех, кого они уничтожили, были епископ греко-католической церкви, польский инженер, украинский активист и другие. Все эти люди погибли от инъекций яда, разработанного секретной советской лабораторией.

Одной из жертв стал американец Исайя Оггинс, тот самый член Коминтерна и советский агент, который еще с 1939 г. сидел в ГУЛАГе по обвинению в антисоветской пропаганде. Военные годы Оггинс провел в лагере под Норильском, но в середине войны его дело получило огласку, и правительство США потребовало его освобождения. В 1947 г., после серии провалов советской разведки в США, в Кремле опасались, что освобождение Оггинса привлечет еще больше внимания международной общественности к советским операциям в Соединенных Штатах. Сталин приказал Эйтингону избавиться от американца, обставив его смерть так, будто она произошла по естественным причинам. Эйтингон срочно доставил Оггинса из Сибири в Москву, где ему сделали смертельный укол.

В 1947 г. отдел Эйтингона переехал в бывшую штаб-квартиру Коминтерна на северо-востоке Москвы — то самое циклопическое прямоугольное здание, откуда давно выгнали политэмигрантов. Но Эйтингону не могло бесконечно везти. В 1951 г., в разгар очередной антисемитской кампании в СССР, Эйтингона также, как и многих других евреев в МГБ, арестовали за участие в сионистском заговоре против советской власти. В том же году его падчерица Зоя Зарубина ушла в отставку. Советская разведка продолжала трансформироваться в имперскую организацию, отравленную вирусом национализма и ксенофобии.

Тем временем в Америке советской военной разведке неожиданно повезло. Еще в 1943 г. американское армейское начальство обратило внимание на математические способности призванного на службу Жоржа Коваля и направило его в Нью-Йоркский университет обучаться по специальной программе. В августе 1944 г. его перевели в Манхэттенский инженерный округ в Ок-Ридже, штат Теннесси. Неожиданно для себя, вместо несуществующей программы боевых ядов Коваль оказался в центре сверхсекретного проекта по созданию атомной бомбы. В Ок-Ридже Коваль получил доступ к информации о производстве плутония и полония. Он немедленно наладил переправку информации в Москву (в том числе подробного описания нейтронного запала, приводящего в действие атомную бомбу). Ядерными секретами московский Центр снабжали и другие агенты, в свое время завербованные Голосом, — в частности, Розенберги. Хотя агентурные сети Голоса серьезно пострадали из-за неграмотных действий советской разведки, они все еще работали.

Этим невероятным взлетом в шпионской карьере Коваль был обязан случаю, а вовсе не своим действиям и не усилиям советской военной разведки. Ему просто повезло.

Но в 1948 г. этот, пожалуй, самый необычный советский эмигрант-шпион и урожденный американец, выучившийся и завербованный в СССР, навсегда покинул Соединенные Штаты. Он уехал не вследствие провала — его просто отозвали в СССР после того, как он обратился к Центру с просьбой разрешить ему переписываться с матерью. Московские параноики заподозрили его в неблагонадежности. Сыграл роль и антисемитский фактор. Когда Коваль вернулся в Москву, ему присвоили низшее воинское звание — рядового — и навсегда выкинули из разведки.

60 лет спустя президент Владимир Путин во время осмотра новой штаб-квартиры российской военной разведки ГРУ назвал Коваля «единственным советским разведчиком», который сумел стать участником Манхэттенского проекта. В ГРУ вспомнят о Ковале и дадут ему звание Героя, уже посмертно.

До и во время Второй мировой войны советская разведка переигрывала американцев, несмотря на ряд серьезных провалов, вызванных, главным образом, сталинской паранойей и некомпетентностью отдельных советских оперативников. Кремль также умело использовал эмигрантов для проникновения в сферы, жизненно важные для интересов США.

Но после войны американцы решили поменять игру: они начали готовить ответ Москве.