5 октября. Мы с Крисом и Игорем строим дома. Таскаем булыжник с берегов речки, роем глину, кладем стены. Маша занята девочками, остальные ловят брошенный скот и птицу. Во всей долине на пятидесяти квадратных километрах была лишь одна небольшая ферма. Она брошена, трупов нет, скот, видимо, жив, но разбрелся. Ферма очень пригодится – стекла, доски, кровля. Вчера Алена со Стивом привели целое сокровище – корову. Бык наверняка тоже бродит где-то в окрестностях. За фермой – небольшое поле. Судя по тому, что там торчит, год назад здесь сеяли кукурузу. Попробуем и мы что-то посеять, хотя вспахать такое поле нам не под силу. Работаем взахлеб. Животы у женщин растут, их трудовой энтузиазм приходится притормаживать.

15 октября. Решили присоединиться к сообществу радистов. У каждого есть частота и время для общения. Связались с радистами из Приозерска, из окрестностей Тель-Авива, конечно, с «Радио Нью-Йорка» и с координаторами в Северной Ирландии. Нам выделили частоту и время выхода в эфир. Так мы зажгли еще один огонек – они же не только гаснут, но все еще загораются, черт возьми!

16 октября. Вышли в эфир. Мы с Крисом и Машей рассказали вкратце о нашей компании, о нашей истории, о перспективах нашей демографии.

17 октября. Бальзам на душу: «Радио Нью-Йорка» посвятило нам несколько минут! Гвоздь сообщения: «У них три взрослых женщины и все беременны! Все на шестом месяце!» Сказали, что будут держать за них кулаки, что эта тройка – символ возрождения человеческого рода. Лишь бы родились здоровые дети!

19 октября. С нами связался Кагута Бесинда. Сообщил, что они покидают временную стоянку и движутся на север к границе Уганды и Южного Судана, поскольку в Кении довольно много мелких поселений. Спросил, где мы обосновались. Чувствуется, он немного расстроился, узнав, что мы обосновались в долине Киньети, видимо, это был один из их вариантов. Сказал, что тогда они пойдут в национальный парк Кидепо километрах в семидесяти восточней. Договорились, что ни в коем случае не будем навещать друг друга в течение трехсот лет. Он сказал, что передатчик у них дышит на ладан, поэтому предложил на всякий случай попрощаться лет на триста.

25 октября. Закончили с кладкой четырех домов. Пол, перекрытие, кровля – из материалов с фермы. Конечно, мы обязаны перейти на неолитическую технологию, но не так резко. Кстати, Крис набрал кремней и тренируется в изготовлении инструментов. До неолита еще далеко, но где-то на уровне среднего палеолита уже получается.

30 октября. Девочки заговорили! Улыбаются, называют Машу мамой. Они назвали себя сами – Ола и Умо. То ли их так звали в прошлой жизни, то ли само так получилось. Пристают к Крису, чтобы он их подбрасывал и ловил. При этом заливисто визжат.

8 ноября. Я как вождь племени запретил женщинам на шестом месяце любую физическую работу, кроме дойки коров. Теперь у нас их две. Еще у нас пять куриц и, главное, петух. Это заслуга Стива – он наловчился отлавливать их силком. В долине полно съедобных злаков, особенно сорго и одичавшей кукурузы, так что перед освоением земледелия потренируемся на собирательстве.

10 ноября. Чак Дармер сообщил, что в Нью-Йорке большой пожар. Горит небоскреб средних размеров, судя по виду – офисное здание. Загорелось на двух третях высоты; все, что выше, охвачено черным дымом, сквозь который кое-где пробиваются языки пламени. Раньше тоже изредка дымило то тут, то там, но такое они видят в первый раз. Вероятно, сильные пожары случались зимой и весной, в городе немало изрядно обгоревших зданий. Чак считает, что основная причина пожаров в пустом городе – молнии, возможно, солнечные панели, а также аккумуляторы и батарейки. Их десятки миллионов. Какие-то из них протекают и возгораются – ничтожная доля, но и ее хватит, чтобы сжечь часть города. Обычно это небольшой пожар на столе или в комнате, но бывает и серьезней – все зависит от количества близлежащей бумаги, обилия пластика и воздушной тяги. Передал снимки пожара. Действительно, впечатляет: столб дыма поднялся метров на семьсот и протянулся далеко над океаном.

15 ноября. Крис добыл огонь двумя методами: трением деревяшек и высеканием искр. Второй вариант ему понравился больше. Еще у него получился вполне неолитический наконечник стрелы, хотя зачем нам стрелять из лука? Это скорее для потомков. Вместе со Стивом осваивают керамику – выше по течению реки отличная глина.

10 декабря. Для седьмого месяца все чувствуют себя необыкновенно хорошо, о чем с наших слов раструбило на весь мир «Радио Нью-Йорка». Только вот тесным стал этот мир. И все же 190 вещающих радистов – не так уж и мало. И слушают их пусть не миллионы, но многие тысячи, десятки тысяч. И не зря наши женщины немного задрали нос.

30 декабря. Наладили сносную жизнь. Водопровод, канализация, причем вполне неолитическими средствами – проточная вода от запруды в ручье, керамические трубы и желоба, канавы, септик, галечно-песчаное поле фильтрации. Мы с Игорем сходили в горы и принесли «новогоднюю елку» – саженец, похожий на тисс. Уж не знаю, приживется ли он на поляне среди акаций.

1 января 2228 года. Отпраздновали Новый год. Пели у костра до середины ночи. Маша научилась сносно подпевать Алене, а мы – мычать в такт. Весь день сидим в реке – жара редкая даже для января. Вообще климат прекрасный, мягкий, но иногда хочется снега.

15 января. Годовщина. Как долго длился этот год! Как мы изменились! Из законопослушных цивилизованных горожан превратились в странников, воинов, мастеровых, крестьян – средневековая вольница. Только компьютеры и радиостанция выдают наше происхождение. Вечером настроились на «Радио Нью-Йорка». Сегодня Роб Прист посвятил годовщине часовую аналитическую передачу. Они с товарищами провели тяжелое и жутковатое исследование. Выбрали случайно сотню нью-йоркских квартир и вскрыли их. В пятидесяти четырех нашли останки хозяев. То есть половина людей даже не пыталась спастись – максимум выходили грабануть ближайший магазин, да и то вряд ли, судя по малому количеству упаковки. Как будто людей парализовало. То же самое – в застрявших машинах, тех, что застряли сразу, когда ехали к городу. Люди погибли от шока, не физиологического, а ментального. Раньше с таким явлением сталкивались скорее как с исключением, почему теперь убийственный шок охватил половину горожан? Можно ли это объяснить привычкой к искусственной среде? Дескать, выдернули из нее, и все отнялось. Роб считает, что этой причины недостаточно. Он предложил второе объяснение: «функциональная узколобость», то есть неспособность человека мыслить и действовать вне рамок, к которым он адаптировался, в которые его запихнула эта самая среда. Роб объяснил, что главным способом преодоления этой узколобости служили разнообразные хобби, но в последнюю пару десятилетий их активные разновидности потихоньку сошли на нет, вышли из моды. Он считает, что общество загнало себя в нечто вроде эволюционного тупика. Ранее тоже случались тупики, такие как тоталитаризм или фундаменталистская теократия, но они не охватывали весь мир, и потому их лобовые стены оказались непрочными и рухнули. А сейчас тупик оказался уютным и потому глобальным. Нам ведь всем хотелось беспроблемной комфортабельной и безопасной жизни. Мы не сразу поняли, что за нее придется чем-то пожертвовать, и пожертвовали самым важным в себе. Если называть вещи своими именами: мы ради собственного спокойствия совершили самокастрацию. Вот и поплатились гибелью цивилизации из-за сущей ерунды.

Роб сказал, что пока хватит топтаться по костям мертвого мира, и пообещал вернуться к итогам года, но уже с прицелом в будущее. На этом он передал слово Акселю. Аксель предложил помянуть рухнувшую цивилизацию хорошим реквиемом. И врубил этот самый реквием на полчаса. Но какой это, к черту, реквием!? Никакой тоски и скорби – могучая музыка с хоровым вокалом; реквием, способный поднять мертвецов, вместо того, чтобы оплакать их. Такая музыка хватает за шкирку и тащит вверх. И я, как всегда, забыл имя. Спросил Катю, знает ли она этого композитора. «Эх, папа, – сказала Катя, – да кто ж его не знает?! Стыдись!»

25 января. Уже скоро. Все нервничаем. Самый сложный вопрос: кто будет принимать роды у Маши. Решили, что Крис: он не родственник, обладает стальными нервами и золотыми руками. Руководить процессом будет сама Маша.

5 февраля. Алена родила девочку! Все здоровы. Нас уже 10.

12 февраля. И Катя родила девочку! И снова все здоровы. Племя растет. А я нервничаю.

17 февраля. Мальчик! У Маши открылось сильное кровотечение, но она заранее заготовила все необходимое, сказала Крису, что надо делать, он сделал. Обошлось. Теперь можно с чистой совестью откупорить неприкосновенный запас. Игорь сообщил нескольким радистам, включая Чака Дармера с «Радио Нью-Йорка».

18 февраля. Роб Прист преподнес мировой аудитории наше пополнение как общечеловеческий праздник. Дело вот в чем. Оказывается, за прошедший год в отсутствие медобслуживания проявилась угрожающая проблема: мало зачатий и много выкидышей. В некоторых общинах, в том числе и у них в Вермонте, родились здоровые дети, но слишком мало. Мало, чтобы обеспечить стабильный рост численности. Если эту проблему не удастся преодолеть, то наш род обречен на постепенное угасание, даже если больше не будет эпидемий. А тут сразу три здоровых ребенка у всех трех женщин общины, и никаких проблем! Вот она, надежда. Да еще, дескать, у них, то есть у нас, есть две девочки-негритянки в запасе – отличный аутбридинг. Наше маленькое племя, по словам Роба, возможно, самое перспективное. «Берегите себя изо всех сил!» – это он прямо к нам обратился. После чего передал слово Акселю.

Аксель напомнил легенду о птице Феникс. Оказывается, она сжигает себя и возрождается не просто так, а перед лицом старости – чтобы сгореть и возродиться из пепла молодой, и тем самым птица добилась вечной жизни. Я к своему стыду не знал этих подробностей. Так вот, говорит Аксель, человечество состарилось и сгорело. Можно сказать, сожгло себя своими руками, грубо поправ правила противопожарной безопасности. И оно обязательно возродится! Пепелинки Феникса раскиданы по всей Земле, и обязательно хотя бы одна из них прорастет и разовьется в молодое человечество. Аксель на сей раз предложил послушать инструментальную композицию «Феникс», написанную всего три года назад. Эту музыку написал друг Акселя, а сам Аксель играет здесь на старинной гитаре. Мне понравилась эта музыка, хотя воспринималась она сложней, чем старые вещи, звучащие по «Радио Нью-Йорка». В ней звучали прихотливые переплетения грусти и надежды, а в завершение повисал вопрос: а что потом, неужели опять?! Надо же, на сей раз я запомнил имя композитора: Марек Сихора.

15 марта. Маша тащит на себе весь детский сектор – пять плачущих и смеющихся душ. Игорь со Стивом ловят бродячий скот. Есть бык и еще одна корова! Есть четыре овцы и два барана! Куриц с петухами уже десятка три. А вот двух важных вещей нет: собак и лошадей. Видимо все они убыли на север вместе с населением. Что нам стоило захватить нескольких собак?!

Я, как мне и положено по прошлой профессии, исследую окрестности. Поднялся на вершину Киньети. Высота не ахти какая, подъем всего два километра – мы на тысяче, вершина на трех, но кое-где серьезные заросли! Эти жалкие два километра перепада поднимался с ночевкой два дня. Зато панорама великолепна, особенно вид на восток, где стоят соседние горы почти такой же высоты. А самое потрясающее – лес. Гигантские хвойные деревья – на память приходит американская секвойя, разве что эти пониже и не десять, а четыре обхвата, но все равно впечатляет. А наверху, в поясе тумана, еще и мох на ветках, этот лес – самое место для леших и иже с ними, жаль, что не водятся они в Африке. Равнина к северо-западу от гор довольно скучна: плоская саванна, переходящая в болото. Думаю, прогуляться со Стивом до Нила. Он насел на меня и не отпустит, пока не сходим. Поход займет несколько дней в оба конца.

17 марта. Выяснил, что за чудесные деревья растут в горах. Это подокарпус, действительно, хвойник. Раньше я даже не слышал о таком дереве, все-таки географ, а не ботаник. А бороды, скорее всего, не мхи, а лишайники. Впрочем, какая разница?!

20 апреля. Крис учит племя добывать огонь и делать каменные инструменты. Пригодится еще не скоро, но неминуемо. Мы с Крисом и Игорем построили клуб – нечто вроде кают-компании племени. До сих пор мы собирались вместе просто на поляне. Дети растут. Ола и Умо уже баюкают младенцев. Роб Прист сообщил, что в их общине родился мальчик. Мы передали свои поздравления.

15 июня. Работы невпроворот, но она вся радостная. Строимся, обустраиваемся, учимся, сеем, сажаем, пасем. Все крепче укореняемся. Писать нет времени и особой охоты.

10 августа. Алена опять беременна. Вот молодец!

15 сентября. Катя связала первый детский свитерок из шерсти наших овец. Лиха беда начало. Крис ради интереса сделал нож из обсидиана для стрижки овец – внукам такие ножи явно понадобятся; обещает сделать ткацкий станок – тут есть волокнистая растительность не хуже льна.

10 ноября. Зарядили дожди и грозы. Так хорошо сидеть вечерами в клубе всем вместе, когда по крыше барабанит крупный дождь! Маша со всем выводком тут же. Надежда человечества ползает под столом в тройном экземпляре.

31 декабря. Якобы тисс, а на самом деле подокарпус, принесенный год назад, вроде прижился, хотя совсем не вырос за год. Слегка нарядили. Сегодня тепло и сухо, будем опять петь до глубокой ночи у костра. Петь никто, кроме Маши, не научился, зато Игорь освоил игру на полотне двуручной пилы, а Крис выдолбил себе деревянный барабан – с чувством ритма у него все в порядке.

1 января 2229 года. Посмотрел записи за последние месяцы. Сплошная текучка. Ничего интересного, что, пожалуй, хорошо – осваиваемся планомерно и без приключений.

15 января. Вторая годовщина. Роб опять подводил итоги. Они с товарищами опросили всех радистов, включая нас. Ясная и конкретная анкета: сколько у вас людей, сколько умерло, сколько родилось, есть ли еще знакомые «молчащие» общины. Получилось вот что: в мире минимум триста изолированных поселений, общая численность – минимум пятьдесят тысяч. Это только то, о чем знают радисты. Скорее всего, в таких поселениях спаслись сотни тысяч, может быть, миллион – они неплохо защищены от инфекций, поскольку внешние контакты у поселенцев сведены к минимуму. Умерло около восьмисот человек из примерно двадцати тысяч тех, что непосредственно в поле зрения радистов, – один из двадцати пяти за два года. Неплохо для постапокалипсиса. Правда, это из той горстки, что сумели спастись, – из самых крепких. Так что не очень-то это и хорошо. Родилось всего около двухсот детей, в четыре раза меньше, чем умерло, – это рано называть демографической катастрофой: мало какая женщина решится завести ребенка в такое время. Пустим корни – будет больше детей, главное, родились, хоть и всего один на сотню. Есть еще и не столь защищенная часть людей, объединенная остатками государственной власти. Это Израиль – единственная общность, которую все еще можно назвать страной. По словам Роба, Израиль несет большие потери из-за инфекций, но смертность постепенно падает. Есть надежда, что страна в каком-то виде выживет.

27 января. Опробовал новую крепкую обувь. Кроссовки уже ни к черту. Научились дубить кожу и шить отличные сандалии – подошва из трех слоев дубленой бычьей кожи, сыромятный верх, прошивка сухожилиями. Поскольку Криса на все не хватает, пришлось нам с Игорем освоить скорняцкое и сапожное ремесло.

15 февраля. Наконец, сходили со Стивом на Нил. Кстати, в новых сандалиях. По дороге – обычная саванна, с редкими заброшенными фермами и полями. Идти легко – везде остались проселки, они лишь слегка заросли травой. Лет через пять пройти здесь будет труднее. Диких животных мало – видели только семью бородавочников, видимо, звери еще не заместили в этих краях исчезнувших людей со своим скотом. Впрочем, бродячий скот еще попадается. Нил хорош! Мощный, с отличными порогами. Куда там нашей Вуоксе по которой мы, пойдя на злостное нарушение, скакали на каяках! Ох, жалко нет у нас надувного катамарана! Интересно, что Нил здесь прямой, как канал, – течет по разлому. А за ним такой же прямой кряж – типичный тектонический сброс. Обернулись туда-сюда за шесть дней.

10 марта. Ура, мальчик! Алена прекрасно себя чувствует. Нас уже тринадцать. Ола и Умо уже вовсю помогают Маше нянчить младенцев – убаюкивают, играют с ними, учат ходить.

10 июля. Появился новый радист из Китая. У них поселение на краю Внутренней Монголии в долине реки Шар-Мерен меж отрогов хребта Большой Хинган. Там и раньше было безлюдно, а в прошлом году жители ушли из обесточенных селений на восток «к людям на Большую землю». Поселенцы же, наоборот, пришли с востока, спасаясь из городов. Добрались кто на чем, в основном на двухколесном транспорте, пробираясь по автострадам между мертвых машин, по каменистыми проселкам, по бездорожью. Повстречали друг друга в пути, объединились, основали поселение у выхода горной долины на равнину. Поселенцам удалось убежать от эпидемий и пережить зиму у костров в шалашах из елового лапника, присыпанного снегом. За лето отрыли землянки, поставили срубы. Двадцать семей, около 70 человек. Собрали по округе брошенный скот, следующую зиму пережили хорошо, а вторым летом решили устроить экспедицию «на Большую землю». Среди членов экспедиции был радиоинженер, его целью были старинные радиодетали, и он знал, где их искать. Экспедиция вернулась глубоко удрученной, но с радиодеталями. И радиоинженер спаял окно в мир – и приемник, и передатчик.

– Кана, Лема, вы слушаете? – прервал чтение Сэнк. – Ведь это явно ваши предки!

– Слушаю, – ответила Кана. – Почему ты считаешь, что именно они?

– Место! Большой Хинган, Внутренняя Монголия. Это теперь называется Верданский хребет, Степной бассейн. Ведь именно там и нашли ваше племя. Сейчас гляну по справочнику про реку. Кола, повтори, как звучит ее древнее название?

– Шар Мерен.

– Сейчас. Ну да, это Андрома. Ваше племя живет в ее долине, оно до сих пор там. Ну не может быть, что в долине Андромы у ее выхода в Степной Бассейн поселились и выжили две независимые общины! Спасибо Олегу Смирнову, мы нашли ваших предков!

– Здорово! Значит, одним из наших далеких предков был китайский радиоинженер, спаявший окно в мир. Лема, у нас есть еще один предмет для гордости!

– Еще одна большая удача. Я ведь предчувствовал, что наш вояж в Африку станет сплошным триумфом, хоть никому и не говорил.

– Сэнк, вспомни, как ты осаживал Стима двадцать лет назад и осадись немного, – сказала Мана. – Кола, продолжай, очень интересно.

– Продолжаю, это все та же запись от 10 июля 2229 года.

Эту историю передал Роб Прист. «Радио Нью-Йорка» постепенно становится главным мировым «информационным агентством». Спасибо Чаку Дармеру и Паоло Копти, которые днем и ночью работают на прием – прослушивают все сообщество радистов и вылавливают самое интересное. Аксель на сей раз поставил нечто восточно-азиатское. Красиво, но за душу не берет.

13 сентября. Мы никогда особо не отмечали дни рождения. На днях Алена посетовала на недостаток праздников. Дескать, эпоха выживания кончилась, наше племя почти процветает, а празднуем лишь Новый год, и то без огонька. Я предложил праздновать еще и дни рождения, но только три раза в год, иначе надоест. Никто не знает дат рождения Умо и Олы, но точно известно, когда мы их нашли: 13 сентября – считайте, второе рождение. А у меня – 15 сентября. У Игоря – 9 сентября. Давайте назначим 13 сентября первым коллективным днем рождения. Следующий кластер – малыши: 5 февраля – Ната, 12 февраля – Таня, 17 февраля – Тим. К ним примыкают Маша – 20 февраля и Стив – 2 февраля. Возьмем медиану 12 февраля. Остались: младенец Гоша – 10 марта, сама Алена – 8 июля, Крис – 5 августа и Катя – 7 декабря. Я предложил приписать их всех к 8 июля, поскольку Алена выдвинула идею. Катя скривила губы. Нашли компромисс: совместить ее день рождения с Новым годом. Пусть праздники будут реже, но с огоньком. И вот сегодня мы первый раз устроили новый праздник. Мы вчетвером залезли в пруд, набрали воздуха, взяли по камню и погрузились на дно. Потом по очереди выныривали – сначала Игорь, потом девочки, потом я, усидев под водой минуту. Каждого, вынырнувшего на свет, встречали криками и барабанным боем. Потом Крис подарил каждому по неолитическому инструменту собственного изготовления: Игорю – обсидиановый кинжал с костяной рукояткой, девочкам – по деревянному гребню, мне – отшлифованный гранитный коврик для мыши. Жаль, что у нас пока все праздники безалкогольные – виноград, районированный для восточной Экваториальной Африки, взошел, пошел в рост, но еще не плодоносит.

15 января 2230 года. Три года. Роб Прист выступил с очередным годовым обзором. Результаты переклички: замолчали три радиста из 190. Еще пятеро умерли, но их заменили товарищи. Население мира продолжает уменьшаться. Если исходить из данных радистов, бо́льшая часть по-прежнему живет в Израиле – не меньше трех миллионов человек. Теперь они называют себя Союзом Израильских поселений. Статистика по всем израильским поселениям недоступна, в поселениях, где есть радисты, смертность 1 из 40 за год (вспышки эпидемий продолжаются, но ослабевают), рождаемость меньше одного ребенка на двести человек. В поселениях, разбросанных по миру, статистика получше: немного снизилась смертность (один из 55 за год) и чуть-чуть увеличилась рождаемость – один ребенок на 150 человек за год. Лучшая демография в рассеянных общинах объясняется просто: они хорошо изолированы от эпидемий и прошли отбор – в новые поселения ушли люди, наиболее крепкие как физически, так и морально. У них в Вермонтской общине умерли два человека из ста двадцати и родились два ребенка, что вселяет очень-очень осторожный оптимизм.

8 июля 2230 года. Отметили день рождения Алены и иже с ней. Отметили хорошо, но, если честно, наше племя в депрессии. Особенно Катя. И не только она – Игорь постоянно брюзжит, Маша улыбается через силу, мы с Крисом держимся нормально, но время от времени застываем и отключаемся в разных невеселых мыслях. Даже Стив немного погас. Только Алена и дети счастливы. Я думаю, у нас реакция на облегчение от повседневных забот. Мы выжили, мы наладили быт, у нас никаких проблем с пропитанием, и появилось время на хандру. Опять всплывает проклятое «никогда». Никогда не пройтись по людным городским улицам, никогда не доложить работу на семинаре, никогда не посидеть в ресторане, никогда то, никогда се. И осознание великой миссии не помогает. Чуть муторно от этого «никогда» – муторно нам, семерым старшим. Слава богу, почти половина племени застрахована от подобной ностальгии. А вскоре мы всемером превратимся в незначительное меньшинство. Кстати, надо уговорить Катю родить еще ребенка – ей сразу полегчает. Думаю заняться наукой – попробую повозиться с эволюцией климата, куда она пойдет после коллапса цивилизации. Запас данных есть, хорошая численная модель в компьютере есть. Подобных работ нет именно в результате коллапса. И кто же знал заранее? И вообще, живы ли те другие несколько человек, которые могли бы на должном уровне поработать с этой задачей? Результаты сообщу миру с помощью друзей из «Радио Нью-Йорка». Они молодцы, помогают не впасть в уныние.

– Кола, стой, – прервал чтение Сэнк. – Молодец, я бы на месте Олега попытался сделать то же самое, несмотря на то, что мой конек – лед, а не глобальный климат. Интересно, предскажет он похолодание вплоть до оледенения Северной Европы и Канады? Продолжай!

2 апреля 2231 года. Собрали первый урожай винограда. Он здесь созревает в марте-апреле – то есть живет по Южному полушарию, хотя мы немного в Северном. Видимо, так он приспособился к влажному и сухому сезонам. Сейчас начался сухой. Будет нам наконец-то нормальный алкоголь. Будем пить хорошее вино с чистой совестью в отсутствие занудных блюстителей трезвого образа жизни. Катя, слава богу, беременна.

20 мая 2231 года. По поводу климата получается интересно. Выбросы антропогенного углекислого газа упали до нуля, но еще как минимум пятьдесят лет будет теплеть. А дальше – развилка: либо резко падает океанская меридиональная циркуляция, и Северное полушарие быстро, лет за двести, замерзает вплоть до стремительного роста ледниковых щитов, либо климат плавно выравнивается, медленно холодает, и через пару тысяч лет наступает обычный ледниковый период в согласии с обычными циклами Миланковича. Грань между этими двумя сценариями совсем узкая – стоит немного пошевелить начальными условиями – и модель сваливается то туда, то сюда. В любом случае – оледенение, но то ли через пару сотен, то ли через пару-тройку тысяч лет.

11 сентября 2231 года. У Кати мальчик, все штатно. Сентябрьских прибавилось. Послезавтра – усиленный праздник.

15 января 2232 года. Пятилетняя годовщина. Вчера сообщил Робу, что у меня появилась ясность: будет быстрое похолодание. Сегодня он как обычно выступил с ежегодным обзором демографии. Ничего существенно нового: в Израиле живет бо́льшая часть известного населения, но хуже с рождаемостью и смертностью, в рассеянных поселениях смертность стабилизировалась, рождаемость чуть выросла, но остается ниже смертности. А остальную часть годового обзора Роб посвятил моему прогнозу. Я попросил Игоря записать передачу, вот расшифровка: «А теперь прогноз погоды на триста лет вперед. Назавтра он у всех разный, на неделю вперед – непредсказуемый, а на триста лет – более-менее определенный. Профессор Олег Смирнов из Санкт-Петербурга, ныне вождь маленького восточноафриканского племени с великолепной демографией, сообщает следующее. Еще примерно пятьдесят лет глобальный климат будет теплеть и огрызаться всякими катаклизмами. Затем наш любимый Гольфстрим накроется медным тазом – его потопит пресная вода растаявших гренландских ледников. А север Европы и Канады завалит снегом, отчего они побелеют и перестанут поглощать солнечное тепло. И мы тут, в Вермонте, и наши друзья в Приозерске, и в Умео, и в Джексон-Бей, и, в особенности, на Аляске начнем мерзнуть. То есть не мы, а наши праправнуки лет через двести. Поэтому надо высечь для них скрижали: „Утепляйтесь или валите на юг“. Тем, кто уже на юге, можно не волноваться – климат почти не изменится – где-то чуть-чуть подсохнет, где-то немного намокнет. Этот прогноз не вилами на воде писан: Олег Смирнов – известный ученый, знающий повадки климата и детали круговорота веществ и энергии как свои пять пальцев. И главный призыв: не волнуйтесь заранее, давайте решать проблемы по мере их поступления».

1 января 2233 года. Что-то я забросил свой дневник. Плохо мне даются долгие методичные дела. Впрочем, ничего экстраординарного за год не произошло. Половина племени растет на глазах. Умо с Олой делают вполне ощутимую работу – вдвоем они вполне заменяют одного трудолюбивого взрослого, хотя им, скорее всего, нет и одиннадцати. Девочки на редкость смышленые – по интеллекту каждая из них перешибет среднего взрослого жителя доапокалиптического мира. Маша полностью доверяет им присмотр за младшим поколением. Следующей порции детей почти пять лет, а Гоше скоро четыре. И Катин Миша уже бегает, спотыкаясь. Как же летит время! Первый год был удивительно долгим, а следующие – все короче и короче. В этом году будет большой урожай винограда. Мы с Крисом и Стивом священнодействуем – делаем кувшин на полтора куба, попробуем грузинскую технологию. Для него соорудили специальный гончарный круг. Через пару дней обжигаем. Потом зароем в землю по горло, просто набьем виноградными кистями – и пусть себе бродит. Потом закупорим на полгода.

20 ноября 2233 года. У Алены, как и заказывали, девочка! Нас уже пятнадцать. Почему у нас все в порядке с воспроизводством при том, что для других общин оно – суровая проблема? Мы успели ускользнуть от какой-то инфекции, накрывшей остальных? Мы жили до катастрофы иначе, чем большинство? У нас особый психологический микроклимат? Сегодня мы довольно долго говорили об этом с Машей, потом обсудили за большим столом. Непонятно. Казалось бы, надо просто радоваться, но на душе кошки скребут. Не придется ли чем-то расплачиваться за это неизвестно откуда взявшееся преимущество? Или просто таково дурацкое свойство нашей психики – побаивается непонятого, даже если последнее на руку. Впрочем, Алена говорит, что лет двести назад наш бэби-бум в какой-нибудь мусульманской стране выглядел бы весьма бледно.

15 января 2234 года. Семь лет. Роб с очередным обзором. Огоньки гаснут. Осталось 165 радистов, регулярно выходящих в эфир. Убыль не значит, что они умерли – обычно умерших заменяют друзья. В большинстве случаев происходят поломки. Чаще всего – необратимые поломки источников электропитания. Иногда успевают предупредить: «Наш ветряк дышит на ладан», – и т. п. Что касается демографии: Вермонтская община наконец-то вышла на константу. Удержится ли? В Нью-Йорке выпал снег. Передали снимки: заснеженные деревья; улицы в девственном снегу, лишь кое-где по нему потоптались собаки; сами собаки, чистые и пушистые; кабаны в заросшем парке; лось, на которого секунду назад упала туча снега с веток, задетых рогами. И звенящая чистая зимняя музыка, подобранная Акселем.

15 октября 2234 года. Откупорили кувшин, попробовали прошлогоднее вино. Никакой утонченности – тяжелое и терпкое, но сильное и здоровое – потребное организму. Изумительный золотистый цвет. Первый блин – не комом. В этом году урожай был плохим, в следующем, наверное, будет хорошим. Делаем второй кувшин на полтора куба.

10 марта 2235 года. Организм требует физической нагрузки для души. Иначе говоря, немеркантильной созидательной деятельности. Мы со Стивом занялись прокладкой Сказочной тропы – пешего маршрута вверх по реке в горы. Километрах в двух выше по течению начинается ощутимый подъем – река превращается в бурный горный поток, долина сужается в ущелье. Мы с лопатами, киркой и топором прокладываем в день метров по сто-двести удобной тропы – отрываем полку вдоль склона, прорубаемся сквозь заросли, перекидываем бревна через поток, выкладываем насыпи из булыжников. Ущелье все у́же, река все пенистей и яростней.

24 марта. Пробили тропу до сплошного леса – акации, альбиции и какая-то разновидность оливы. К нам со Стивом присоединился Игорь, и мы перестали возвращаться домой на ночлег – по хозяйству у нас большой задел, Криса вполне достаточно для покрытия потребности в мужской силе, в смысле, по хозяйству. Мы уже примерно на двух тысячах высоты, наша дорога вошла в могучий подокарпусовый лес и стала по-настоящему сказочной.

28 марта. Отрядили Стива в лагерь вместо SMS, сообщить, что все в порядке, заодно за едой. Вчера пробили дорогу к водопаду. Это сказка в квадрате: обрыв метров двадцать, река вертикально падает с него в кристально прозрачное озеро с каменным шлифованным дном – огромный бассейн с играющими в воде бликами от солнечных лучей, пробивающихся сквозь кроны. Вода прохладная – как раз то, что надо после долгого подъема. Здесь надо будет поставить избушку на курьих ножках и расчистить заросли – будет удаленный детский лагерь. Детское счастье обитает в подобных уголках – настоящее счастье, а не бутафорское диснейлендовское. Жаль, что его всегда не хватает на всех, а то бы и история могла пойти иначе.

3 апреля. Прорубились через завалы стволов. Старые деревья попадали вниз по склону, перегородив узкое ущелье. А у нас – бензопила! Получилось отлично: вокруг чудовищный бурелом, а сквозь него идет удобная тропа – где сквозь пропилы, где под высокими бревнами, где мимо огромных вывороченных корней. Выше начался туманный бородатый лес – полный восторг. За ним при выходе на высокогорный луг – заросли мелкого бамбука, который пришлось рубить и корчевать. Наконец, проложили тропу до гребня, где можно гулять без всяких троп по каменисто-лишайниковой пустоши, поросшей кустами горного вереска. Отсюда уже недалеко до вершины. Пока что возвращаемся домой. Жаль, что не взял хороший фотоаппарат, все же снял маршрут на телефон, взятый ради карты, покажу детям.

5 апреля. Дети требуют идти немедленно. Почему бы и нет, но кто останется на хозяйстве? Катя готова остаться – все эти сказочные тропы ее не возбуждают. Крис необходим для строительства избушки. Уговорили остаться Игоря, они вдвоем справятся.

12 апреля. Вернулись. Я сломал лодыжку на спуске. Тащил на плечах увесистого Мишу, поскользнулся на мокрой глине, нога попала в промоину, меня развернуло… Доковылял до пологого спуска и сел. Дальше меня тащил Крис на закорках. Сейчас лежу ногой вверх, Маша наложила шину. Но лодыжка – мелочь, а в остальном: счастье – полное, тропа – сказочная, избушка – волшебная, Крис – мастер, водопад – потрясающий, дедушка с бабушкой – любимые.

20 января 2236 года. Племя живет в ста с небольшим километрах от Нила, и никто, кроме нас со Стивом, его не видел. Молодежь ноет и требует. Сходить пешком? А не использовать ли наш драгоценный ресурс – джип? Можно не трогать неприкосновенный запас солярки и не теребить драгоценные солнечные панели – одного заряда хватит на путь в оба конца. Ведь и джипу надо как следует размять члены. А то гоняем его всего по 15 минут раз в квартал. Хотят все, и даже Катя. Что ж, овец – в загон, коров – на лужайку на привязь, птиц – на свободу, никуда не денутся от заготовленного корма. Обернемся за день.

23 января 2236 года. Вчера съездили на Нил, глядели, как завороженные. Тим с Гошей требуют построить плот и покататься по порогам.

15 января 2237 года. Десятилетняя годовщина. Роб Прист сделал грустное заявление: он вещает в последний раз. Проблемы с сердцем – он еле поднялся на эти четыреста метров. Раз уж вполз, будет вести передачи еще дней десять, а потом удалится на покой в свой Вермонт и будет любоваться зеленью и облаками из кресла-качалки. Вместо него обзоры будет делать Чак Дармер. А в целом – обычная картина: осталось 155 радистов, в Вермонте численность общины держится на константе, в Израиле происходит медленная депопуляция, в большинстве поселений – тоже, наше племя остается исключением. В Нью-Йорке моросящий дождь и зеленая трава – на тротуарах, по краям проезжей части улиц, на карнизах, на капотах машин перед ветровыми стеклами – везде, куда ветер заметает пыль и семена. Газоны Центрального парка превратились в молодые пролески; пруды зарастают; собаки Нью-Йорка, мощные и хорошо организованные, успешно держат оборону от пришлых волков, впрочем, они приняли двух одиноких волчиц, что заметил и снял Митч Багельман.

8 декабря 2237 года. У Алены четвертый ребенок, мальчик. Нас шестнадцать.

7 июня 2238 года. В племени стремительно развивается извечная драма – любовный треугольник. Умо и Ола соперничают из-за Стива. От сестринской благостности не осталось и следа. Судя по заплаканному лицу Олы, кажется, Умо побеждает. Маша укоряет меня, что я посмеиваюсь над детской трагедией, говорит: вспомни себя. Ну да, вспомнил – тоже пережил нечто вроде трагедии, когда, слава богу, проиграл соперничество. Тоже посмеиваюсь над собой тогдашним и с ужасом представляю, что было бы, если…

15 августа 2238 года. Стив женился на Умо. В качестве свадебной процедуры сходили с ними по Сказочной тропе и велели минуту стоять вдвоем под водопадом. Ола, мрачнее тучи, осталась пасти кур. Брачную церемонию под водопадом изобрел я, чем горжусь. Здесь сразу несколько смыслов: холодный душ, испытание (струя мощная и пульсирующая), взаимоподдержка: выстоять в одиночку очень трудно.

1 февраля 2239 года. Умо беременна. Наконец родится первый ребенок племени, не являющийся нашим с Машей прямым потомком.

25 марта 2239 года. Ола тоже беременна. Никто не спрашивает от кого, потому что и так ясно. У Стива на лице следы претензий. Однако, наверное, оно и к лучшему. Полигамию в племени учреждать не будем – пустим дело на самотек.

20 октября 2239 года. Аксель подсадил меня на Баха (запомнил-таки имя, благо короткое). Оказывается, у Алены в ее захламленном электронном архиве есть Бах. Надеваю наушники и слушаю звездными ночами рокот Вселенной.

20 сентября 2240 года. Опять забросил дневник. За истекшее время Умо родила девочку, Ола – мальчика. Ола души не чает в ребенке, страдания улетели, словно пушинки на ветру, и забылись. Маюсь зубами. Тут уж ничего не сделаешь – Маша может помочь только обезболивающим. Зубы – проклятие нового неолита. А как обстояло дело с зубами в старом неолите?

16 марта 2241 года. Умер Роб Прист. Об этом сообщил Чак. Роб уже четыре года не появлялся в эфире, но регулярно передавал свои приветы и напутствия из своего кресла-качалки среди зелени под вермонтскими кучевыми облаками. Эти приветы грели душу, а его былые выступления вправляли мозги всему радиофицированному миру. На «Радио Нью-Йорка» остались отличные парни, но так, как Роб, они не умеют. А может быть, мне попытаться сказать людям что-то теплое и полезное? Мне ведь есть, что сказать. Записать обращение и перекинуть его Чаку – пускай дадут в эфир, если сочтут нужным. А сейчас надо сказать пару слов про Роба, пусть Игорь запишет и перекинет.

15 января 2242 года. Чак пустил в эфир мою речь, приуроченную к пятнадцатой годовщине. Я сказал, что наше сидение по углам обязательно кончится – может быть, через три, а может быть, и через тридцать поколений. Скорее через тридцать, но для нас это не имеет значения, поскольку мы все равно не доживем. Имеет значение то, что потомки когда-нибудь вылезут из углов и объединятся – когда и как, полностью зависит от нас, ныне живущих. Сейчас, пока наш иммунитет ни к черту из-за двух веков комфортной бездарной жизни, мы должны сидеть, не высовываясь, иначе перезаражаем друг друга – обменяться инфекциями легко, антителами – нет. Но за несколько поколений жизни в естественных условиях иммунитет восстановится, поверьте! Поэтому давайте работать на будущие поколения, давайте развиваться, насколько позволяют условия, давайте изо всех сил беречь наши радиостанции и источники энергии – нам ведь важно ощущать, что мы не одни в этом мире. Ну и так далее – я попытался воодушевить людей, а если где-то приукрасил перспективы, меня простят.

10 ноября 2242 года. Тим и Ола прямо светятся, глядя друг на друга, ходят, взявшись за руки. Ему четырнадцать, ей двадцать с прицепом. Любой среднестатистический доапокалиптический родитель пришел бы в ужас, а мы с Машей любуемся. Тим, кстати, уже вымахал на полголовы выше Олы.

12 декабря 2242 года. В прошлом мире Ола села бы в тюрьму за совращение несовершеннолетнего. А здесь строгий вождь требует соблюдения свадебной процедуры – отправились к водопаду, Ола с Тимом выстояли минуту под тяжелой струей. Только бы он не бросил ее через десять-двадцать лет! Пусть Тим почаще вспоминает стояние в обнимку под ударами холодной воды, как держал и прикрывал ее.

31 декабря 2243 года. За истекший год нашего племени еще прибыло – у Олы девочка, на сей раз – наша золотисто-коричневатая внучка. Да, сплошное «Авраам родил Исаака, Исаак родил Якова» в моем дневнике – боюсь, эта тема будет скучна для будущего читателя. Но мне важно всех записать с датами, потом сфотографируем дневник и запечатлеем родословную племени на каком-нибудь твердом носителе типа песчаника или керамики. Иначе за пару-тройку поколений забудется, кто кого и когда родил. Не знаю, какой толк в генеалогической памяти, но уверен, что он есть. Что до меня, патриарха, то я лишился еще двух зубов. Выгляжу стариком, хотя сил еще полно. Надо бы сбросить несколько килограммов. Завтра идем по Сказочной тропе выше водопада – на горные луга. Понесу на плечах одного из трехлетних.

15 января 2245 года. Чак выступил с обзором. За год прибавилось три радиста. Именно прибавилось – было 147, стало 150, точнее, радиоточки восстановились! В одной из общин починили ветряк, в другой починили передатчик, в третьей разобрались, как работать с передатчиком, хозяин которого умер три года назад. Вермонт держится на демографическом плато. Во Внутренней Монголии рождаемость впервые превысила смертность. На Аляске поселенцы приняли оставшихся в живых с авиабазы – у тех кончилась солярка и запасы еды. Еще летом для них и с их помощью построили здоровенный сруб. В Израиле, наконец, исчезли лагеря беженцев – разбились на общины и перешли на натуральное хозяйство на опустевшей земле.

20 октября 2245 года. Мы с Крисом и Машей устроили тайный совет старейшин. Тайный просто потому, что и втроем ничего не понимаем, а всемером непонимание будет еще чудовищней: две-три головы лучше, чем одна, но никак не семь. Речь шла вот о чем. Натуральное хозяйство небольшого племени легко вести на уровне неолита – приличная одежда, скот, посевы, керамика, хорошие инструменты. Но где гарантия, что потомки не провалятся ниже – в палеолит. В истории тому полно примеров. Например, предки племен андаманцев приплыли на острова, преодолев по морю сотни километров, а потомки очутились в глубоком палеолите, в каковом состоянии их и обнаружили в девятнадцатом веке. То же самое произошло с тасманийцами. Вопрос: уверены ли мы, что такого не случиться с нашим потомками? Конечно, нет. Перебрали возможные основополагающие мероприятия для удержания в неолите: религия труда, священные скрижали, институт жрецов. Крис – за религию труда, мы с Машей – за жрецов. А не подготовить ли нам Стива в жрецы? Правда, по запасу знаний он и сам кого угодно подготовит, тут главное – ответственность и преемничество. Как глупо наши идеи выглядят сейчас, а поколений через пять могут оказаться вполне насущными.

13 октября 2246 года. Умо родила мальчика. На самом деле, это третий ее ребенок, второго я упустил – он родился в 2243 году. Рождение детей в племени стало настолько рядовым событием, что забываю записать, хорошо, что вспомнил. Пора высекать на камне. Намечается еще одна пара – Гоша и Таня. Кузины, но что поделаешь? Бутылочное горлышко! Кстати, правнуков у нас с Машей еще не было. Скоро двадцатилетие, надо что-то сказать людям. Что-то совсем простое.

15 января 2247 года. Двадцать лет. Чак прокрутил мое обращение. Я сказал, что демография, число зачатий и рождений зависит не столько от здравоохранения, сколько от счастья. Мы потеряли цивилизацию и спустились в неолит. Нам пришлось бежать, спасаться, работать в поте лица. Значит ли это, что мы бежали от счастья, что растеряли его в лишениях и тяжелом труде первых лет? Да нет, конечно, вот оно – внутри нас, почти в каждом – большое или маленькое. Только не надо держать его взаперти, пусть оно сочится из нас наружу и заражает окружающих. В нашем племени самый злостный распространитель такой «инфекции» – Алена. Послушайте ее песню, пропитанную счастьем, – это тот редкий случай, когда можно заразиться по коротким радиоволнам. Она поет на малознакомом языке, но какая разница – душа песни в звуках, а не в словах! (Чак прокрутил песню Алены, переданную через звуковой модем в цифровом виде, так я немного покусился на хлеб Акселя.) Я пожелал, чтобы эта песня принесла как можно больше благополучных зачатий, и предложил посмотреть наши фотографии всем, у кого есть модемы. Чак показал наш свадебный водопад; озеро с солнечными бликами; Сказочную тропу; детвору в реке и нас, семерых выходцев из того мира, в разной степени потрепанных временем.

20 июля 2248 года. Первый звонок с той стороны бытия. Два часа не мог пошевелить правой рукой, не мог связать двух слов – нес какую-то ахинею. Потом прошло. Маша сначала ругалась почем свет, что залез в реку после тяжелой работы на жаре, потом обняла, заплакала и сказала, что меня пронесло в миллиметре от инсульта, что это была ишемическая атака в левом полушарии. Сказала, что если буду вытворять то же самое – стану либо овощем, либо сразу покойником. Сказала, что мне полезно нагружаться физически, но теперь обязательно двигаться медленно и плавно, избегать термических шоков и не пить больше пол-литра вина в день. Я возмутился, сторговались на 0,7. Кроме того, она подобрала мне какое-то растительное зелье против давления – жуткая гадость.

25 сентября 2248 года. Может быть, я протяну еще лет десять в здравом уме, а может быть, и нет. Мой дневник, как бы коряв он ни был, все-таки свидетельство, и немаловажное. Главное в нем уже написано, дальше будет не столь интересно: все в порядке, а с кем не все, так уже и пора, и для будущего человечества уже не важно. Поэтому пора заложить его в схрон для потомков. Но не для ближайших потомков! Не дай бог найдут и пустят тетрадь на растопку, ничего не поняв. Лучше, если его найдут люди будущей цивилизации, способные расшифровать наши языки. Я придумал вот что. Спрячем дневник в малоприметной скальной дыре и крупно высечем на скале инструкцию, как его найти. Племя говорит по-русски, пусть инструкция будет на другом языке, например на английском, наши внуки уже не будут его знать.

5 октября 2248 года. Внимательно изучили карты массива Киньети и пошли с Игорем искать место. Медленно и плавно, как предписано Машей, поднялись по Сказочной тропе до высокогорных лугов, прошли через вершину и на западном склоне нашли симпатичную скалу, похожую на зуб, причем со стороны, обращенной к склону, есть довольно большая трещина на уровне грунта. Сюда и заложим.

30 октября 2248 года. «Осень Нью-Йорка» – так назвали сегодняшнюю передачу Чак Дармер и Аксель Бранденберг. Сначала они передали новые снимки Митча, затем долго комментировали их. Нью-Йорк захвачен красными кленами. Они выросли повсюду – из трещин в асфальте, на автостоянках, заполонили скверы, растут поверх бетона, в углах, куда ветер замел пыль и листву, даже на крышах. Их красное буйство сочетается с небесной синью уцелевших стеклянных стен небоскребов. Город погружается в чарующий лес. Конечно, он никогда не погрузится в него целиком – слишком высоко наворотили эти каменно-стеклянные джунгли. Скорее город и лес будут двигаться по вертикали навстречу друг другу: небоскребы – обрушиваться, деревья – карабкаться вверх по руинам. Аксель поставил музыку, сказал, что так и называется – «Времена года, осень», – только не всю композицию, а спокойную и самую сильную середину. И картинки с монитора будто ожили, будто воочию: пламенеющие клены ласково поглощают вавилон нашей цивилизации, укутывают его и убаюкивают на веки вечные.

5 февраля 2249 года. Много чего не записал. Еще одна свадьба под водопадом, первый правнук, еще два зуба, радикулит и прочая проза жизни, не представляющая интереса для потомков. Пора летопись заканчивать мою.

12 мая 2249 года. Крис придумал, как надежно сохранить дневник. От прошлого мира у нас осталось несколько бутылок. Он взял литровую, отрезал донышко с помощью раскаленной проволоки и холодной воды и запаял горлышко. Проверили – тетрадь в скрученном виде легко помещается. Сказал мне, чтобы я писал свое последнее слово, припаиваем донышко и идем. Еще он скрепя сердце пожертвовал один из своих ящичков для инструментов – небольшой, но крепкий, из нержавейки. В него положим бутылку. Еще он собирается пастеризовать тетрадь – хорошенько прогреть бутылку, когда она будет запаяна. С нами пойдут Игорь, Стив и Тим – там потребуется серьезная работа: высечь на скале инструкцию, видную издалека.

14 мая 2249 года. Что-то меня заклинило с последним словом. Напишу короткое предисловие – надо хотя бы представиться гипотетическому читателю. В начале тетради осталось немного места. А писать какие-то напутствия для читателя далекого будущего просто глупо. Вот наша печальная история и отчаянная попытка выйти из нее живьем – вроде удачная. История печальная, а ее герои – вполне счастливые, поскольку человек может быть счастлив при совершенно разных обстоятельствах. Вот, собственно, и все.

– На этом действительно все, – сказала Кола.

Минуты две никто не произнес ни слова.

– Кажется, сошлись концы с концами, – нарушил молчание Стим.

– Не совсем, – возразил Сэнк. – И Олег, и другие свидетели того времени, тот же Василий Игнатьев, утверждают, что установилась высокотехнологичная цивилизация ленивых бездарей. Мы же здесь видим противоположное – вся команда, все семь человек, – нечто противоположное – целеустремленные трудяги. И соседи Криса по поселку, да и вообще Израиль никак не вписываются в эту формулу. А мужики с «Радио Нью-Йорка» – отдельная песня! И полковник Быков, поселенцы с Аляски и Степного бассейна, все радисты наконец!

– Папа, это же опять наблюдательная селекция, я же рассказывал. Ленивые бездари миллиардами остались «за кадром», ведь если бы Олег в ту пору оказался среди них, не было бы дневника. Радисты тоже оказались видны потому, что сумели сделать нечто, не входившее в реестр навыков их цивилизации. И с Израилем так же: из этого дневника мы ничего не знаем о судьбе других государств, потому что они быстро и тихо растворились, не оставив о себе вести. А Израиль держался из-за двухвековой привычки держаться, правда, Алека? А Олег с командой попали именно в эту крепкую страну, потому что она стала им надежной промежуточной опорой для прыжка в Африку. Точнее, Олег оставил этот дневник именно потому, что в момент Большого Охряста оказался именно там. Наверняка были другие люди не хуже Олега, которым в тот момент не повезло попасть в Израиль, – они не оставили дневника. Таких людей, как Олег и иже с ним, было много – миллионы, но они не составляли критической массы.

– Ты все разумно объясняешь, – сказала Кола, – но твое объяснение разрушает очарование этой истории. Поэтому, я его не принимаю.

– Вот он, голос гуманитария! Кола, очарование тоже подчиняется элементарной статистике, хотя и выходит за ее рамки. Наблюдательная селекция ничего не разрушает, а только объясняет. Очарование – это вовсе не квантовое явление, оно не разрушается от информации о нем.

– Меня вот что еще зацепило, – вступил Инзор. – Помните метафору про Феникса, кажется, Аксель ее выдал в своей передаче. Сейчас наш Феникс румян и бодр после трагического омоложения. А как состарится? Все по новой?

– Все-таки цивилизация – не человек, – ответил Сэнк. – Она не обязана стариться. То, что произошло в XXII веке, скорее тупик, чем старение. Вопрос: как не угодить в очередной тупик? На этот счет у нас с Маной свои рецепты. Мой рецепт – разнообразие: разные цивилизации, существующие в одно время. Не надо доводить глобализацию до абсурда! Главное, не угодить в тупик всем глобусом. Рецепт Маны – нравственный закон внутри нас. А не запреты и предписания извне.

– И звездное небо над головой, – добавил Стим.

– Да, оно самое, как один из стимулов. Тут отсутствующий Крамб нас бы поддержал.

– Все так, – сказала Лема. – Но как избежать дороги в тупик, как противостоять? Олег вон пробовал взбунтоваться против ханжеских табу, и что? А нравственный закон не запихнешь в каждого.

– Не знаю, – ответил Сэнк. – Если речь о нас, то и бунтовать-то пока незачем. Слишком рано. А Олегу было уже поздно. Может быть, в нужный момент найдется следующая реинкарнация той команды, то есть уже третья, считая нас, которая что-то вытворит и подтолкнет махину на развилке.

– Сэнк, по-моему, это будет уже четвертая реинкарнация, – уточнила Мана. – Прародители, мне кажется, тоже…

– Неважно. Мы свою лепту все-таки внесли – раскопали эту историю. Говорят, что ошибки прошлого никого не учат, но все-таки…

– Вы говорите все правильно, – сказала Алека, – но это общие слова, поэтому разговор немного отдает схоластикой. А мне кажется, я знаю, что надо сделать именно нам и именно сейчас!

– И что?

– Восстановить Сказочную тропу! В дневнике достаточно деталей. Пробить ее до водопада! Не мог он исчезнуть за шестнадцать тысяч лет. И дальше – до высокогорных лугов. Вас же даже без Крамба четыре мужика, и мы поможем. Понимаете, это самое нужное, что мы можем сделать: тропа станет мостом. Мы перекинем легкий мост через шестнадцать тысяч лет! Тропа восстановит связь времен! Это важнее, чем рассуждать о перипетиях будущего.

– Что же, да будет Сказочная тропа имени Олега Смирнова! Я, как и обещал, добьюсь, чтобы это место было объявлено археологическим парком и позабочусь, чтобы тропа не заросла. Но честь пробить эту тропу мы никому не отдадим! Правда, я сойду разве что за полмужика – мне, как и Олегу, можно только медленно и плавно. Пускай на это уйдет три-четыре недели – у всех они есть в запасе? Я думаю, и Крамб вырвется на несколько дней. Давайте! А потом еще не раз вернемся и пройдем по ней. Зачем? Да хотя бы ради брачных церемоний под водопадом! Неужели у нас не намечается новых пар? (Кана с Тримом быстро переглянулись.) Начнем завтра, а сейчас – отбой.

Когда все разошлись, Мана сказала:

– Сэнк, а я тоже хочу постоять с тобой под тем водопадом. Обнимешь меня, подержишь?

– А куда же я денусь?!