Верхняя вахта

Внешняя станция напоминала огромный корнеплод — пухлые сросшиеся клубни и несколько ростков, выбившихся на поверхность. Основные помещения, включая жилые, находились в толще льда — под защитой от космический лучей. На поверхность выходили лишь наблюдательный купол, платформы дальнозоров и стыковочные узлы для баротракторов.

Аромс Дронг, рискуя нарушить нормы радиационной безопасности, значительную часть времени проводил в куполе. Иллюминаторы там были маленькими с толстыми стеклами: давление изнутри купола не шуточное, почти как дома — шесть глыб на квадратный коготь. И всё же Аромс Дронг предпочитал смотреть на фантастический внешний мир через них, а не через монитор видеокамеры. Глаза очень быстро уставали — не из-за слишком яркого света, а просто потому, что они не были приспособлены смотреть на далекое: мозг всё время пытался перенести ледяные гряды на привычные десятки размахов. Приходилось напрягаться, чтобы отодвинуть их на свое реальное место.

Глаза уставали, но не отрывались от серовато-голубоватого ландшафта. Внешняя станция расположилась у выхода из скважины на длинной пологой гряде сероватого льда. Внизу с одной стороны тянулась темная ржавая полоса крошева и камней, за ней такая же параллельная ледяная гряда, за которой уже ничего не видно. С другой стороны снизу, поперек от их гряды, тянулись параллельные борозды шириной сотню размахов — будто исполинский граблезуб прошелся по вязкому илу в поисках громадных личинок. Вдалеке наперерез бороздам шла еще одна гряда, закрывая горизонт. Искореженная, помятая внешняя поверхность. Что ее сделало такой?

Надо заглянуть дальше, за эти гряды. Что же, сейчас заглянем!

— Ну что, когда запускаем ракету? — спросил Аромс Дронг Напарника.

— Сейчас, протестирую электронику — и можно пускать.

— Давай, тянуть не стоит — как раз освещение хорошее.

— Вот и готово, — сказал Напарник через некоторое время.

— Давай! — ответил Аромс Дронг и приник к окну.

Ракета подняла легкое облачко пыли, скопившейся за многие тысячи колен, и взлетела, пропав из виду. Пришлось оторваться от окошка и глядеть в монитор верхней видеокамеры — зонд сиял на фоне черного неба яркой, но быстро тускнеющей звездой. Через двадцать стуков зонд погас.

— Началась съемка, — сказал Напарник. — Так, пошел сигнал.

— Когда она упадет?

— Времени для передачи уйма: еще двести стуков будет подниматься и примерно столько же падать. Так, что-то вырисовывается. Первый снимок пришел… Ох, что-то не так, будто дальше пошел пустой сигнал… Точно. Матрица перестала читаться. Э-э-эх! Передает высоту… Всё еще идет вверх. Сто свистов… Вот откуда бы глянуть, но не доведется на сей раз. Пошла вниз. Первое фото вроде в порядке. Вот оно.

— Елизи ензидо… Такое и во сне не могло привидеться. А что это за черная полоса?

— Видимо, проблема считывания матрицы. А дальше целиком перестала читаться.

— Ладно, к ялдабродам эту полосу! Какой здесь масштаб?

— Примерно четыре свиста поперек и около десяти вдоль. Высота гряд получается сто размахов в среднем.

— Везде хаос из этих гряд! Еще хуже, чем здесь, у нас. Эх, знал бы это Нардан Грам! Но посмотри, там что-то странное. Вверху справа идут две сходящиеся темные полосы — видимо, ложбины между грядами. А вот тут они должны пересечься, но как раз в точке пересечения что-то нарушено. После пересечения они идут будто по отколотому и наклоненному куску поверхности. Смотри, там слева на этом куске — огромный обрыв. А дальше эти полосы совсем исчезают, ни малейшего намека. Но смотри сюда: справа внизу они продолжаются! Продолжают расходиться, будто поверхность разорвали и вклинили туда хаос, где вместо гряд какие-то обломки.

— А сюда, налево, посмотри. Здесь гряды как ножом срезало. Обрыв двести размахов высотой, не меньше. И посередине еще обрывы… Как всё перекорежено! Да, если бы Нардан Грам видел это, остался бы жив. Говорили ему: «Дождись снимков».

— А он в том направлении поехал?

— В том самом. Почему он думал, что там гладкая равнина? Уже не спросишь.

— Вот что мне пришло в голову. Знаешь, на что это похоже? Будто здесь скорлупу Мира раскололи и растащили в стороны, и посередине открылся наш океан с огромными обломками, а потом всё замерзло снова. Причем, когда замерзало, всё это корежилось и сминалось.

— Да, похоже. Но что может расколоть лёд такой толщины?

— Вот и я думаю. Но смотри: что под нами? Вулканическое плато. Там извергались разные вулканы. Последний подарил нам метановый купол. А в древности один из них мог извергаться куда сильнее. Представь, он выбросил столько тепла и столько метана, что проплавил над собой купол на три четверти ледяного панциря или даже больше. Тогда метан должен был давить снизу на лед с огромной силой, поскольку он легче воды. Представь, что лёд начал трескаться. Метан пошел по трещинам уже в виде газа, увеличивая их. И в конце концов давление снизу взломало лёд. Крошево из льдин разного размера бурлило, поскольку метан превращался в газ. Крупные льдины двигались и поворачивались, помельче — наклонялись, еще мельче — дробились и переворачивались. Потом вода замерзла, и всё застыло. Как тебе?

— Красиво излагаешь. Похоже. Вон справа, чуть выше центра, какие обломки! Их явно крутило и ворочало.

— Может быть, даже без метана обошлось. Представь, что вулкан выбросил огромное количество горячей смеси воды и СО. Пока давление велико, СО растворен в воде. Но если лёд треснул, давление сразу падает, и газ бурно выделяется — вода кипит и ломает лёд.

— А почему все-таки Нардан Грам полез туда за гряду? — спросил Напарник. — Ведь жуткий риск. Понятно, что любая поломка, любая авария, и всё — никто не сможет забрать его оттуда. Правда, что баротрактор на станции был один? Ты же дежурил тогда…

— Хуже того, стыковочное устройство было одно. Даже если бы рядом стоял второй баротрактор, туннелировать через вакуум мы еще не научились. Мне кажется, Нардан Грам был одержим до потери разума. Он нас с третьим дежурным достал: «Как мы можем тут сидеть, даже не заглянув за ту гряду?! Как можно сидеть, когда так просто заглянуть туда?!» Мы же волонтеры. Жесткой дисциплины у нас и в помине не было, да и сейчас нет. Окоротить напарника, чтобы он заткнулся, не было ни полномочий, ни сил. Пришлось торговаться. Сошлись на том, что он тихонько и аккуратно заберется на гребень соседней гряды, сделает снимки и вернется. Ну, он и поехал, тихонько и аккуратно, исправно отвечая по радио на все мои вопросы. Забрался на гребень и говорит: «Там еще одна гряда, параллельная этой — она всё закрывает. С нее должен быть замечательный вид». У меня вся голова шишками покрылась от ужаса — я понял, что сейчас произойдет. Говорю медленно и холодно: «Возвращайся, ты снял ту гряду — и достаточно. Ты сделал большое дело, возвращайся». А он отвечает: «Извини, пока не увижу, что там дальше, не вернусь», — и вижу — трогает на ту сторону, через гребень. «Возвращайся, сволочь!!!» — заорал я так, что усилитель загенерил — мы с напарником оглохли на время. А он вырубил связь и исчез за грядой.

— Сомнамбула…

— Представь, что мы испытали, когда шаг за шагом уходила надежда. У него ведь кроме аккумуляторов не было источников энергии. Ни на движение, ни на обогрев. Мы примерно знали, в какой момент он потерял возможность вернуться. Мы точно знали, когда он начал замерзать. Всё знали. И ничем не могли помочь! Прекрасно понимали, как именно он сейчас где-то там гибнет, и ничего не могли сделать!

— Представляю. Надеюсь, он умер легко, говорят, что смерть от переохлаждения самая легкая. И еще надеюсь, что перед смертью он забрался на тот самый гребень, и увидел, что за ним.

— Когда-нибудь узнаем это. Он ушел на юго-запад. Можно со следующей ракеты сделать близкий снимок того сектора?

— Конечно, можно, баротрактор на снимке будет прекрасно виден. У нас еще две ракеты. Могу настроить следующий запуск на снимки ближнего плана.

Аромс Дронг не ответил. Он продолжал рассматривать снимок — на нем баротрактор выглядел бы точкой размером в один пиксель — не отличить от большого камня. Да и не может он там быть, поле снимка слишком далеко. И к тому же этот ландшафт совсем не для баротрактора…

— Слушай, на самом деле не надо ближнего плана, не хочу видеть. Пусть в сознании останется, как он исчез за гребнем, — и всё. Не хочу больше ничего знать! Какая разница, завалился ли он набок или замерз стоя? Не хочу переживать снова. Тогда я сразу попросил снять меня с вахты. Но и там, внизу, добивали расспросами и упреками: «Как ты мог отпустить его!» — и так далее. Хватит с меня.

Аромс Дронг замолчал и уставился в окошко, глядя на ту самую гряду, за которой исчез Нардан Грам. Он вспомнил, как сам в юности плыл вглубь разветвленной лавовой пещеры. Его щелчки гасли за ближайшим поворотом, но он плыл и плыл — за каждым следующим поворотом могло открыться что-то чудесное — огромный зал или выход на поверхность. Опять лаз, надо протискиваться, но за ним будто что-то прослушивается, там обязательно что-то есть. Ничего, что направление почти потеряно — выберусь как-нибудь, важно увидеть, что за поворотом налево, кажется, ход расширяется…

Если бы не подвернулась группа туристов с планом пещеры, так бы и остался в том лабиринте. Почему нас так тянет нечто скрытое за холмом или поворотом, иногда заставляя рисковать жизнью? Ведь нет там ничего особенного — мы понимаем, но не верим.

— Слушай, — сказал Напарник, — вот эти двойные гряды, они, похоже, вырастают вдоль трещин. Вон те две справа вверху — молодые трещины, видно, как они недавно пересекли старые гряды, а их собственные боковые гряды еще не успели вырасти. А в самом низу старая двойная гряда, будто бы вдоль нее произошел сдвиг поверхности. Везде трещины. А если трещина пройдет через нашу скважину?

— Будет печально. Если она образуется внезапно, то наверняка порвутся силовые кабели, и смена наверху быстро замерзнет. Но то, что мы видим, все эти трещины и гряды формировались тысячи колен. Новые трещины наверняка возникают очень редко. Гораздо вероятней, что наш род исчезнет или одичает, прежде чем трещина уничтожит скважину.

— Да ты оптимист, однако!

— Оптимист… Еще раньше народ перестанет понимать, зачем мы здесь сидим, тратим массу электричества и другие ресурсы и не приносим никакой практической пользы.

— О да! Когда я вернулся с первой смены — а это было вообще первое регулярное дежурство, — журналисты затюкали меня одинаковыми вопросами: «Какая практическая польза от того, что вы там сидите, рискуя жизнью?» или «Зачем истязать себя пребыванием во враждебной среде без всякой пользы?».

Аромс Дронг не ответил, поскольку ландшафт начал стремительно темнеть. Он перебрался к верхнему окну — теперь можно было открыть штору. Он уже неоднократно видел заход Органора за Дардонзар, но бывают зрелища, к которым невозможно привыкнуть, которые потрясают хоть в десятый, хоть в сотый раз. От Дардонзара осталась лишь тонкая светящаяся дуга, да огромный черный круг, лишенный звезд. А выше — узкий серп Индрогара. И бесчисленные звезды и светлая полоса. И они тут, на ледяной скорлупке крошечного мира, в микроскопической металлической оболочке с каплей родной среды. Жалкие микробы. Или не такие уж жалкие, раз продолбили скорлупу и выбрались сюда?

— Любуешься? — прервал молчание Напарник. — А может, в этом и есть главный смысл нашего пребывания здесь? Чтобы был на свете кто-то, кто видел это живьем своими глазами. Чтобы ощущал эту пустоту своей кожей? Чтобы мог рассказать?

— Подожди, — прервал Напарника Аромс Дронг. — Мне кажется…

Короче, наведи малый дальнозор на Индрогар.

— Сейчас… — Напарник потискал сенсорный диск. — Наводится… Смотри на монитор.

— Ну, точно! Вон он — светлый купол над темным краем. Извергается, красавчик. Не меньше трехсот свистов выброс. Ну и силища!

А вон светлая точка — это зарево жерла вулкана. Наводи средний дальнозор, надо снять на видео, пока Органор не вышел.

— Смотри, справа внизу еще один выброс! А рядом яркая звезда.

Для остальных выдержка маловата. Сейчас разберусь со средним дальнозором. Это потребует чуть больше времени.

— Да, по поводу журналистов. Мне задавали те же вопросы. Я в свое время так ответил: «Ну что вы зациклились на этой практической пользе? Она что, мера вещей? Для души мы туда полезли!

Не только для своей, но и для вашей души, для ваших детей. Чтобы видеть другие миры и звезды, чтобы пытаться понять их». Журналисты не настаивали, некоторым даже нравился мой ответ.

— У меня уже вряд ли кто-то будет брать интервью — наши смены превратились в рутину. А ответ мне тоже нравится.

— Я не сказал им главного. Нам тут тесно и холодновато, иногда тоска берет. Но пока мы или наши сменщики здесь, у тех, кто внизу, есть ощущение причастности к Внешнему пространству, они не чувствуют заточения в скорлупе. Конечно, есть и другой путь избавления от этого чувства заточения — погрузиться в невежество.

Но не у всех получится — из некоторых знания вытравить еще сложнее, чем вложить их.

— Кончай разглагольствовать, я уже данные качаю со среднего.

Пятьдесят стуков видеозаписи уже тут. Первая видеозапись извержения на Индрогаре. Смотри!

Исполинский фонтан выглядел почти неподвижным. Он напоминал серебристую донную медузу — ствол, расширяющийся кверху, расщеплялся на множество свисающих щупалец, в свою очередь расщепляющихся на тонкие нити. Щупальца серебрились в свете Органора, спрятавшегося за Дардзондаром, а основание ствола светилось красным. Лишь внимательно присмотревшись, Аромс Дронг убедился, что всё это движется, а зарево меняет яркость. Он предложил ускорить картинку в шестнадцать раз.

— Есть! — отрапортовал Напарник, потискал сенсорный диск и поводил ушмыгой по своему круглому ровному затылку. — Вот на двадцать стуков сжатой записи набралось уже. Смотри.

Аромс Дронг усилием воли сдержал знаменитое восклицание и застыл, глядя на экран. Зарево у основания ствола полыхало, освещая бьющую вверх гигантскую струю с движущимися волокнами и перепонками. Чуть выше струя выходила из тени на свет Органора, замедлялась, расширялась и медленно опадала прозрачными волокнами. Аромс Дронг прикинул масштаб зрелища: фонтан с запасом накрывал всю его родную Андаверию вместе с граничащей Олзивеей.

— Гони запись в Сеть!

— Прямо в Сеть, минуя штаб?

— Прямо в Сеть.

— Но в штабе же будет скандал, истерика.

— Вот и славненько. Пусть будет. Мы же с тобой волонтеры, а не наемные. И авторитет в народе у нас покрепче, чем у этих штабных.

Хватит им на наших данных капюшоны раздувать. Сейчас опять объявят эмбарго на видео и на упоминание о нем, потом объявят пресс-конференцию по поводу «выдающегося и зрелищного открытия, касающегося смежных миров». И будут раздуваться перед журналистами. Гони в Сеть в ускоренном виде!

— Ушло. Но воевать со штабом не хочется — какой-то прок от них есть, координируют…

— Это по замыслу должны координировать. А на деле пытаются руководить. И народные деньги к рукам прибрать. Видимо, любая тварь, поставленная координировать, хочет стать начальником.

Волонтерская сеть может прекрасно обойтись без них. Надеюсь, они это понимают и не будут раздувать скандал.

— О, уже отклики пошли!

— И что пишут?

— Примерно треть пишет «Сарсынь охрясная!», около четверти «Елизи ензидо!», остальные — по-разному. Вот и из штаба пришло:

«Почему не согласовали?!»

— Я отвечу. Со всей обстоятельностью. Только попозже. Хочу полюбоваться, как Органор выйдет из-за Дардонзара. Уже вот-вот.

Европа осветилась Солнцем, выйдя из тени Юпитера — небольшая серо-буро-голубая планета-спутник, с длинными грядами-трещинами, пересекающими ее ледяную скорлупу, как будто исцарапанную за многие сотни миллионов лет. Если бы в тысяче километров над поверхностью пролетала какая-то межпланетная станция, на ее снимках можно было бы разглядеть несколько маленьких кружков и прямоугольников, чей геометрический порядок выдал бы искусственное происхождение. Снимок, сделанный в инфракрасном диапазоне, выявил бы относительно теплый круглый объект, хотя вряд ли можно было бы догадаться о двух разумных существах, находящихся внутри него. И уж, конечно же, снимки не раскрыли бы существования сотен миллионов здравствующих разумных существ, живущих сотней километров ниже. Сравнительно небольших существ, наделенных весьма умеренной физической силой, но отстоявших свое достоинство перед лицом Внешнего мира.

Правда, аборигенам на поверхности Европы и пролетающим мимо межпланетным зондам очень трудно совпасть по времени.

Всё, описанное выше, не имеет четкой хронологической привязки, и когда над поверхностью Европы пролетали какие-то аппараты, вероятно, этих разумных существ либо еще не было, либо уже не было. То же самое относится и к тем, кто запускал всякие межпланетные станции: в момент, когда Аромс Дронг с Напарником в своем аквариуме высокого давления работали на поверхности Европы, их скорее всего не было. Еще или уже.

Некоторым читателям наверняка не понравится это «уже». Не нравится оно и автору, но раз он решил быть честным, то деваться некуда — приходится его употребить. Впрочем, как писал математик и социолог Хурум Браз, «если у трети населения развивается межпоколенческий альтруизм глубиной более семи колен, данный вид обеспечивает себе существование, практически неограниченное во времени». Тогда можно было бы найти друг друга и встретиться — осталось самостоятельно вложить в себя то, что оказалось не по силам эволюции.