Глава 1:
Пугало

Она появилась из ниоткуда, сама того не желая. Удивлению ее не было границ, когда она оказалась на поле желто-коричневой травы. И простиралось оно далеко до края небесного горизонта. Неосознанно девушка двинулась с места и пошла вперед. И шла пока своим внезапным появлением не распугала стаю ворон, сидевших на старом потрепанном пугале. Она подошла ближе, чтобы рассмотреть его.

— Спасибо, что прогнала их. Это достаточно болезненно, когда они клюют мое и без того изувеченное, дряхлое тело.

— Кто здесь? Кто говорит со мной?

— Это я — Пугало. Я вишу перед тобой, как ты можешь меня не видеть?

— Что? Пугало? Но ведь это не возможно? Как… — она отпрыгнула в испуге.

— Не бойся меня, я не причиню тебе вреда. И даже если бы хотел этого, то не смог бы. Ведь я распят на этом деревянном кресте, у меня нет ни рук, ни ног, только эти палки, выходящие из рваного балахона которыми я отнюдь не могу пошевелить. И эта льняная маска, покрывающая пуховые перья составляющие, то, что вы люди называете головой. А возможно или нет — не мне решать. Я просто есть. И сейчас видимо я есть для того, чтобы поблагодарить тебя.

— Поблагодарить за, что?

— За то, что прогнала воронов. Очевидно твои мысли были заняты чем-то другим на тот момент, когда я сказал это в первый раз.

— А, хорошо.

— Да, действительно, так лучше. Хорошо, когда не испытываешь боль, не так ли?

— Да, думаю да. Хотя конечно, безусловно, лучше. И давно вы висите здесь?

— Сколько себя помню.

— А, что же вы охраняете. Ведь здесь нет ни огорода, ни даже грядки. Да и вороны вас не боятся.

— Не знаю. Видимо ничего. Я просто вишу. Наверно в этом есть какой-то смысл, но мне он не открыт. Скорее всего, ответ на твой вопрос знает тот, кто создал и повесил меня сюда.

— И кто же вас создал?

— Я этого не знаю. Точнее не помню. Помню только то, что вишу очень давно. А насколько давно и не помню. Но до этого давно, ничего — пустота.

— Значит так было всю вашу жизнь? Без каких-либо изменений. Вы просто висите и все?

— Да кажется так. Разве, что мое тело чуть ранее выглядело более презентабельно. Думаю, скоро вороны ничего от меня не оставят.

— Может быть мне снять вас?

— В этом нет смысла, ведь у меня нет ног, и я не смогу идти. Да и зачем-то ведь я должен здесь висеть. Неважно известно мне или нет зачем, но я должен.

— Но ведь вы не хотите больше испытывать боль, почему бы, что-то не поменять? Я, возможно, смогу найти или сделать и пришить вам ноги. И тогда вы сможете идти.

— Кажется, до тебя мне уже кто-то предлагал пришить ноги, но этот кто-то так и не вернулся. Да и не нужно. Ведь у меня есть цель. Я не знаю ее, но она есть.

— Но разве это не бессмысленно?

— Нет, отнюдь, нет. Вот сейчас я веду беседу с тобой. Возможно, это и есть моя цель. А возможно и нет. Однако это все-таки, что-то изменит.

— Что это может изменить?

— Не знаю, знать должна ты.

— Я?

— К примеру, мы могли бы и не встретиться сегодня, и оттого день стал бы другим, и для тебя, и для меня. Значит, наша встреча для чего-то была нужна. Но так, как моя жизнь останется неизменной, хотя возможно найдется пища для ума, твоя, же получит новый поворот.

— Да. Наверно так оно и есть. Вы умны, но, как в этом почти бескрайнем поле, вы стали таким?

— Я иногда встречал таких вот путников как ты. И мы говорили. Одним из них был ученый. Он говорил больше остальных. Слушая его речи, и я стал умнее. Хотя до и после него, люди говорили вещи не более и не менее умные.

— Ясно. А не говорил ли ученый, как найти выход из этого места?

— Из этого места? Смотря что ты подразумеваешь под «этим местом». Поле?

— Нет, не совсем. Скорее эту страну, если это страна.

— Да страна. Страна людских грез, как говорил ученый. Но он ведь мог и солгать или не знать наверняка.

— Страна людских грез? Значит ли это, что я сплю?

— Возможно.

— Тогда, чтобы вернуться, мне нужно проснуться?

— Ну, или наоборот заснуть. Этого я знать не могу.

— Ясно. Но может быть, вы знаете, что там за полем.

— Нет и не могу. Тот, кто уходил от меня никогда не возвращался. Хотя, тот ученый говорил, что видел по дороге ко мне, и кажется, оставался на ночлег в старом доме неподалеку. И кстати, шел он с той же стороны, что и ты. Странно, что ты не заметила тот дом.

— Да странно. Но мне кажется — я оказалась сразу на этом поле. Не могу вспомнить ничего, что бы было до него. Не могу вспомнить даже, как на нем очутилась.

— Так же, как и я. В этом мы с тобой похожи.

— Видимо так. А как сюда попал тот ученый? И другие.

— Никто из них не помнит.

— Значит это действительно сон. Тогда ничего страшного, скорее всего мы скоро проснемся и все вспомним. И возможно вы перестанете быть пугалом.

— Ох, как же я об этом мечтаю. Может быть, я наконец-то воссоединюсь с любимой.

— С, любимой?

— Да. Она восходит по ночам, отгоняя от меня вороньи стаи и боль, что приходит с ними. Но она постоянно молчит. Я разговариваю с ней и тщетно прошу ответа, ведь она молчит. Наверно ей просто не дано говорить, как мне или тебе.

— Восходит? Что это значит?

— Она просто появляется. Там на небе. Озаряя и прорезая собой ночную тьму. С ней ко мне приходит спокойствие и благоговение. С ней — уходит боль.

— Светит? Она Луна?

— Да, кажется, так ее называют люди.

— Но ведь она не живая. Хотя, что мне утверждать, ведь я разговариваю с пугалом.

— Да, утверждать наверняка ты не можешь.

— Мы так долго разговариваем с вами. И я до сих пор не знаю вашего имени.

— У меня нет имени девочка. Ведь я обычное пугало.

— Но вы говорящее пугало, а это все меняет. Может быть мне, как-нибудь вас назвать?

— Не стоит. Может быть мне не дано иметь имя.

— Но почему нет. Ведь это почти ничего не изменит? Ваша цель останется такой-же не ясной, как и раньше.

— Возможно. Но не будем рисковать.

— Ну, а я Аннабель. Наверное, мне пора идти Просто Пугало.

— Не могу знать Аннабель, но если ты хочешь — можешь идти.

— Прощайте и удачи.

— И тебе.

Она повернулась к нему спиной и пустилась трусцой. Разговор был, конечно, интересный, но немного странный. Значит, чтобы вернуться в реальный мир нужно просто проснуться… или заснуть. Пожалуй, она заснет в том доме, о котором говорило пугало.

Вскоре желтовато-коричневая трава сменилась колючим терновником и высокими зелеными кустами. Колючие шипы впивались в ноги. Идти было трудно, но она шла, так как уже видела впереди очертание здания. Подойдя, наконец, почти в плотную к нему, она оказалась у высоких, заржавевших, узорчатых ворот, окруженных изрядно по рушившейся каменной стеной.

Возможно, когда-то эти ворота были накрепко закрыты, но спустя время замок на них проржавел и сломался. Однако и теперь открыть их было достаточно сложно. Ведь терновником и густыми кустами поросло почти все вокруг. Помимо этого за оградой густо пророс розарий. С трудом, но она смогла немного приоткрыть их и пролезть во внутрь. Если ученый и был здесь ранее, то он явно нашел иной вход. Но это уже не было важно. Пробравшись через розовые кусты, она взобралась на каменные ступени дома. Дом, напоминавший скорее небольшой дворец, вероятней всего, был построен в эпоху правления королевы Виктории. И был частью грез какого-нибудь знатного англичанина.

За массивными деревянными дверьми открывался темный, может быть не совсем грандиозный, но впечатляющий зал, потолок которого был украшен огромными канделябрами. Сквозь разбитые окна пробивался дневной свет и потому многие участки зала были хорошо видны. Как и портрет женщины, очевидно хозяйки особняка, висевший на противоположной от входа стене. На потускневшим полотне можно было различить детали ее внешности. У нее были темные, как каштан волосы и такие же темные большие глаза. Тонкий почти прямой нос и пухлые ярко красные губы. Своей красотой она могла бы затмить саму Афродиту. В нижней части картины было написано имя и фамилия. Элизабета. Фамилия была неразборчива. Но это и не имело значения.

Аннабель прошла в комнату, расположенную справа от зала. Здесь было еще темнее, чем в зале, за счет того, что окна были занавешены выцветшими, но когда-то бывшими ярко-алыми, тяжелыми занавесками. Она подошла к окнам и попыталась отодвинуть занавески, но те оборвались и упали на пол. Свет из окна упал в центр комнаты. И обнажил старое пианино. Большинство его клавиш провалилось, но некоторые еще могли издать слабый звук. Чуть дальше от него можно было различить обтянутую красным атласом софу, вокруг которой были, словно снежинки разбросаны осколки белоснежной посуды. Ей стало интересно, что же произошло, что же привело в упадок этот некогда великолепный дворец. Возможно, его хозяйка более не грезила о нем. Если то был всего лишь сон.

Окончив осмотр первого этажа, она поднялась по винтовой лестнице наверх. Где обнаружила ряд идущих друг за другом спален. Девушка прошла в самую большую расположенную в той части дома, откуда открывался вид на внутренний двор.

Аннабель сняла с широкой двуспальной кровати пыльное покрывало и легла. Легла, чтобы заснуть — заснуть и проснуться. В доме чужих грез.