Эшворт сидел в своей машине в конце подъездной дороги к Спрингхеду. Вера заехала в ворота, которые вели на небольшой лесной участок, и прошла вниз по дороге, чтобы встретиться с ним. Пахло влажными листьями и коровами. Она чувствовала себя лучше, хотя беспокойство за Эмму засело в глубине ее желудка, как тупая боль. Она не могла больше приносить плохие новости. И не могла больше ошибаться. Она залезла на пассажирское сиденье. Джо слушал радио. «Классик ФМ». Развивал музыкальный вкус. Она потянулась к радио и выключила его.

– Ну? – спросила она.

– Как вы и сказали, я поговорил с соседями. Поначалу толку было мало. Большинство заселились уже после того, как Уинтеры уехали. Такой типичный город, где все слишком заняты, чтобы заглядывать в закрытые двери. Большие дома, красивые сады. Потом я нашел пожилую женщину, которая их помнила. «Чудесная семья, – сказала она. – Так жаль, что они уехали». Он говорил высоким старушечьим голосом, с дикторским выговором. Вера подумала, что он неплохо смотрелся бы в пантомимах. Мог бы играть леди.

Джо продолжал:

– Она уже тогда была вдовой и сидела с детьми Уинтеров, когда они были маленькие. Пока они не перестали просить об этом. Она тогда очень расстроилась, думала, что могло пойти не так, может, дети почему-то на нее обиделись. Она так переживала, что пошла поговорить с Мэри. «Конечно, я совершенно напрасно волновалась. У одной из коллег Роберта была дочь, которой были нужны деньги. Естественно, они стали приглашать ее вместо меня».

– Аа, – удовлетворенно протянула Вера и вздохнула с облегчением.

– Коллегу звали Мэгги Салливан. Они работали вчетвером. Три архитектора и управляющий офисом. Двое – один архитектор и управляющий офисом – вот-вот должны были выйти на пенсию, староваты для дочерей-подростков, так что вычислить ее было нетрудно. Она все еще работает в Йорке. Я объяснил, о чем речь, и она с радостью встретилась со мной. Она чувствовала себя виноватой, что не пошла в полицию, когда это произошло.

– А что именно произошло?

– Роберт Уинтер помешался на ее дочери. Ходил за ней, ждал ее перед школой. Сильно их достал. – Эшворт замолчал. – Как вы узнали?

– Я не знала наверняка. Но что-то должно было заставить их таким коренным образом изменить свою жизнь.

И в нем что-то есть такое, от чего у меня мурашки по коже. И психиатр сказал, что, если человек может в достаточной мере контролировать себя, то его ненормальность может оставаться незамеченной.

– И обратиться к богу?

– Ага, наверное… – Она кивнула в сторону дома. – Что там происходит?

– Не знаю. С тех пор, как я приехал, тут было тихо.

– Ты не видел, чтобы заходила Эмма Беннетт?

– Нет, но я только что приехал.

– Она поссорилась с мужем и пропала. – Вера объяснила насчет Майкла Лонга и сцены в «Якоре». – Может, ничего такого, но у меня мерзкое предчувствие.

– Но это же ничего не значит, да? – Он беззаботно на нее посмотрел. Он думал, что теперь знает, кто убил Эбигейл и Кристофера. Она ответила не сразу. Теперь, когда они были так близко, она уже не была так в этом уверена.

– Может, и нет.

– Как вы все разыграете? – спросил он. – Можем подождать до утра, достать ордер. Телефон парня так и не нашли. Если он там, это все докажет.

Вера подумала, что не дотерпит до утра. Ей было ненавистно это дело. Все эти притворства, неоплаканные смерти, грязь, равнины. Она хотела домой. Кроме того, нужно было подумать об Эмме и ребенке.

– Почему бы нам не зайти?

– Сейчас?

– А что такого. Задать пару неофициальных вопросов. И у нас есть повод, мы ищем Эмму.

– Что, если мы его спугнем?

– Не думаю, что это возможно. А ты?

Эшворт на какое-то время призадумался.

– Нет, – сказал он. – Такие, как он, хотят быть пойманными.

Вера была с ним не согласна, но все еще надеялась подбить его нарушить пару правил, так что ничего не сказала в ответ.

Эшворт потянулся к ключу зажигания, но она его остановила.

– Пойдем пешком. Хочу застать их врасплох.

И ей нужно было время, чтобы все обдумать. Даже не столько подумать, сколько прийти в себя. Снова поверить в то, что она еще в седле. Забыть момент паники, охватившей ее перед Домом капитана. Они пошли по прямой ровной дороге, ведущей к дому, со временем их глаза привыкли к темноте и фонарик Эшворта уже был не нужен. Небо было ясное. Позже, наверное, приморозит, как в ночь, когда убили Кристофера. Может, Роберт и Мэри смотрят на звезды и вспоминают? Света от машин и луны было достаточно. Справа от них линия берега была отмечена красным фонарем на лоцманской вышке, а перед ними светились два оранжевых квадрата, один над другим. Один на первом этаже, другой на втором в уродливом квадратном доме. Еще один маяк.

Окно на кухне было не зашторено. Вера встала, прижавшись к стене, чтобы ее не заметили, и заглянула внутрь. Мэри поднялась, сняла ковшик молока с плиты и разлила в кружки. Всего две. Она снова почувствовала панику. Где же Эмма? Из другой комнаты донесся шум, плач.

На кухню зашла Эмма, и Вера почувствовала, как сердцебиение замедлилось. Она держала на руках плачущего ребенка, ее глаза были красные от слез. Мэри предложила взять у нее Мэттью, но она его не отпускала. Она качала его, поглаживая по спине, пока плач не утих, потом села за стол. Роберт сразу же заговорил с ней.

Вся эта болтовня, подумала Вера. Все сидят, рассказывают какие-то сказки, чтобы оправдаться или свалить вину на другого. Интересно, что же произошло. Ходила ли Эмма вообще в мастерскую? Может, Дэн подвез ее сюда. Еще одна выдумка. Еще одно объяснение. Конечно, Эмма приехала в Спрингхед забрать ребенка, а не поговорить с родителями. Она никогда не была с ними откровенна.

Она по-прежнему стояла во дворе и смотрела внутрь. Над ней раскинулось огромное зимнее небо головокружительной высоты, а в доме разворачивалась маленькая семейная драма, мыльная опера. Вера была посередине. Даже если бы они заметили ее тень в темноте, вряд ли бы обратили внимание. Они были поглощены разговором, и она слышала все, что там происходит. В Спрингхед-Хаусе никто не слышал о стеклопакетах.

Теперь говорила Мэри.

– Я не понимаю, – сказала она. – Зачем Джеймсу делать такое?

– Я тоже не понимаю. Он мне лгал. Чего еще я не знаю? Если бы мистер Лонг не залез в его прошлое, он бы, наверное, никогда мне не сказал.

– Может, спросить его?

– Возможно, он соврал, потому что это он убил Эбигейл. Я не хочу об этом знать.

– Это смешно, – сказала Мэри. – Джеймс сменил фамилию. Это не делает его другим человеком. Он не соврал ни о чем важном. И ты вышла за него замуж, у тебя от него ребенок. Ты не можешь просто сбежать. – Она сжимала в руках свою большую сумку, как будто тоже держала младенца.

– Почему? Разве он не так поступил? Ему не нравилось, кто он такой, и он сбежал.

– Тебе следует позвонить ему, – сказал Роберт. – Он наверняка волнуется.

– И хорошо. – Эмма словно снова стала подростком, дерзким, желающим настоять на своем. Вера подумала, что, наверное, именно с таким выражением лица она отправилась в Старую часовню встретиться с Эбигейл, обращая свою ярость в борьбу с ветром. – Надеюсь, он с ума сходит от волнения.

Вера отошла от окна и постучала в дверь кухни. Не слишком громко, а то у них от нервов инфаркт бы случился. Хотя, наверное, они бы решили, что это Джеймс. Она представила себе, как они все переглядываются, решая, кто откроет. В итоге Эмма открыла дверь. Наверное, этого хотели ее родители, подумала Вера. Они всегда знали, что для нее будет лучше, и всегда добивались своего. Она застыла в дверях, все еще держа на руках ребенка, уставившись на них.

– Не могу поверить, что Джеймс впутал в это вас, – сказала Эмма. – Это не дело полиции. К вам никакого отношения не имеет.

– Он волнуется, – мягко сказала Вера. – Не повредит сказать ему, что вы целы. Вы нас впустите?

– Что вам от нас нужно в такое время?

– Задать пару вопросов. Раз уж вы все не спите.

Боевой настрой вдруг покинул Эмму, и она снова стала пассивной, потухшей, робкой. Она отошла, чтобы дать им пройти. Почему она так себя ведет? Почему каждый раз, как попадает в неприятности, она прикидывается ребенком? Взгляд маленькой девочки. Большие грустные глаза. Она это делает осознанно? Думает, что так проблемы обойдут ее стороной? А Дэн Гринвуд полюбит ее?

– Как вы сюда добрались? – спросила Вера. В таком состоянии Эмма вызывала в ней желание ее ударить. Вопрос прозвучал жестко.

– Меня подвезли.

– Где он сейчас?

– Кто? – Но тут же покраснела. Краска залила ее от шеи до ушей и поднималась к лицу.

– Дэн Гринвуд. Вы пошли к нему. Он вас сюда подвез. Не увиливайте. Если я задаю вам вопрос, это значит, что мне нужна информация.

– Я не знаю, где он сейчас. – Эмма, казалось, была на грани того, чтобы расплакаться. Вера чувствовала, как Эшворт позади нее закипал, наполнялся рыцарским великодушием. Вот-вот предложит деве в беде свой носовой платок. Он всегда клевал на симпатичную мордашку и слезливую историю. Она прошла на кухню, где Уинтеры сидели в тех же позах, в каких она их видела в окно.

– Надеюсь, вы простите мое вторжение, – сказала она.

Никто не ответил. Все смотрели на нее.

– Я сказала Эмме, что у нас есть еще пара вопросов. – А потом, подумала она, если повезет, я избавлюсь от этого места и этих людей. Они ее достали. Она уже думала, что это на них у нее аллергия, из-за них зудит и чешется кожа на ногах. Из-за этих людей, или застоялой воды в канавах, или гниющих трав на заброшенных полях. Ну, хватит сходить с ума, надо приниматься за работу.

– В таких расследованиях, – сказала она, – нам приходится копать глубоко. У людей есть секреты…

– Вы говорите о Джеймсе? – прервал ее Роберт. – Эмма уже все объяснила. Не было нужды ехать сюда из-за этого.

– Нет, – сказала Вера. – Не о Джеймсе. – Она замолчала и повернулась к Эмме. – Но почему бы вам ему не позвонить? Хватит уже ему мучиться.

– А какие еще секреты могут быть? – спросила Эмма.

Вера не ответила.

– Позвоните Джеймсу. Выслушайте его.

– Почему вы хотите меня выставить? – сказала Эмма. – Я не ребенок. Можете говорить при мне.

Вера с грустью на нее посмотрела.

– Основную выездную работу проделал сержант Эшворт. Он провел сегодняшний день в Йорке.

Роберт Уинтер сидел напротив. Она ожидала его реакции, но ее не последовало. Возможно, он этого ждал. Возможно, он ждал этого с того момента, как сообщили о невиновности Джини. Мэри сидела рядом с ней. Весь вечер она вела себя беспокойно, а теперь разволновалась еще больше.

– Это что, обязательно обсуждать сейчас? Уже поздно. Как вы видите, инспектор, у нас свои проблемы в семье. Эмма очень расстроена.

– Мистер Уинтер?

– Что вы хотите узнать? – В голосе звучала профессиональная вежливость, с легким оттенком угрозы: «Надеюсь, вы не собираетесь предъявлять голословных обвинений. Мы жертвы. Вы должны обращаться с нами с уважением и сочувствием».

– Я говорил с вашей бывшей коллегой, миссис Салливан. – Джо Эшворт все еще стоял у двери. Все на него посмотрели. Раньше он бы засмущался от такого внимания. Вера гордилась, что теперь он держался уверенно. Ей нравилось думать, что она приняла участие в его воспитании.

– Мэгги и я расстались при довольно недружественных обстоятельствах, – сказал Роберт. – Она чувствовала, что понесла убытки. Не думаю, что вам следует придерживаться ее версии событий.

– Она рассказала мне, что вы помешались на ее дочери-подростке.

– Абсурд.

– Она сказала, что это она разорвала партнерство. Чувствовала, что ей следует разорвать все профессиональные связи с вами, потому что ее беспокоили ваши отношения с Зои.

– Слушайте, – сказал Роберт, добавив в голос улыбку. Он говорил, как политик, произносящий самую искреннюю речь. – Муж Мэгги Салливан бросил их, когда Зои еще была ребенком. Я был отцовской фигурой. Я признаю, что участвовал в жизни девочки, но я думал, что помогаю.

– Уверен, что так все и начиналось. Она была почти что членом семьи, да? Много времени проводила у вас дома, помогала с детьми.

– У нее не было братьев или сестер, – сказал Роберт. – Она любила их.

– А потом вы стали названивать ей, когда матери не было дома. Ждать ее перед школой, провожать до дома. Писать ей любовные письма. Миссис Салливан сказала, что вы ее преследовали. Она угрожала пойти в полицию, но не хотела, чтобы ее дочь впутали в судебное разбирательство.

– В вашей версии все звучит так грязно, – ответил Роберт. – Все было не так.

– А как все было? – спросила Вера, как будто из чистого любопытства, как будто они обсуждают сплетни за чашечкой чая.

– Наверное, я переживал кризис. Все стало казаться бессмысленным. Я был очень подавлен. Когда я помогал Зои, я чувствовал свою ценность. Я думал, что могу что-то изменить. Привнести в ее жизнь немного любви. Легко быть циничным в таких вещах, но я чувствовал себя именно так. Тогда я обнаружил важность веры. Все было так и задумано, понимаете? Недопонимание между мной и Зои с Мэгги, проблемы на работе, все это помогло мне обрести Христа.

Его голос звучал спокойно и разумно. Словно он перечислял улики по делу о нарушении в суде. Повисла тишина. На какое-то мгновение даже Вера не могла понять, что теперь говорить. Она подумала, что единственной реакцией на такое извращение правды может быть лишь смех, но потом увидела лицо Эммы, измученное, белое, и поняла, что смех здесь неуместен.

Роберт обвел взглядом их всех.

– Вы же понимаете меня?

Никто не ответил.