Глава 21. Спасение
Человек, лежащий в расщелине, медленно умирал.
Он откинулся на ледяную стенку, а на его бледно-сером лице застыла умиротворённая улыбка. Губы и веки посинели, а ресницы и брови обметала изморозь. Сверху на него падали снежинки, постепенно заметая тело и превращаясь в белые кристаллы на меховой шапке и торчащей из-под неё чёлке.
Жизненные функции постепенно угасали. Одна за другой. Сильная дрожь, из-за которой он едва не свалился с уступа, давно стихла. В приступе паники сердце несколько раз принималось бешено стучать, и время от времени он дёргался. Но и эти движения становились вялыми. Боль в пальцах рук и ног куда-то исчезла. Дыхание замедлялось и напоминало скорее слабые испарения, ледяными градинками оседавшие на губах. Сердце билось медленно. Путь от переохлаждения до смерти почти закончился. Приближался конец.
Он уже не слышал, как гудят лопасти вертолёта, прочёсывающего местность. Он не видел мощные лучи прожекторов, скользящие по льду в попытке обнаружить следы снегохода, которые вели к краю пропасти. И, конечно же, не догадывался о спасательной операции и о том, что происходило на высоте всего лишь нескольких метров над ледником, когда спасателя стали аккуратно спускать на верёвке в ледяную пропасть, где замерзал человек.
Из-за погоды поиски проходили нелегко. Утром ветер усилился. Над перевалом была такая турбулентность, что испугались даже видавшие виды спасатели. Пилот вертолёта, используя весь свой опыт и имеющиеся силы, пытался удерживать несущий винт вертолёта подальше от края пропасти. Это оказалось непросто. По спине у него градом катился пот. Ветер подбрасывал вертолёт, словно пёрышко.
Сначала надо было обвязать Кнута ремнём, чтобы он не упал, даже если уступ обвалится. Эта кропотливая работа осложнялась тем, что Кнут был без сознания и постепенно впадал в кому, вызванную сильнейшим переохлаждением. Спасатели работали медленно, но чётко и слаженно, не тратя впустую сил и не теряя ни минуты.
Наконец-то бесчувственное тело обвязали, и спасатель начал его закреплять, осторожно прицепив к ремню обвязку. Внезапно раздался скрежет металла о лёд. Снегоход соскользнул вниз, но книзу трещина сужалась, и поэтому он застрял в ней. Но спасатель даже и не взглянул наверх – время работало против него и ни единой лишней секунды у него не было. Спасатель передал по рации новое сообщение, на этот раз радостное: Кнута можно было поднимать. Как только Кнут со спасателем оказались на борту вертолёта, тот круто развернулся и нырнул в облака. Они возвращались обратно в Лонгиер, в больницу.
Носилки стояли на полу, а рядом в вертолёте сидели дежурный врач и медсестра Ханна. Оба пытались вернуть инспектора к жизни. Работали они собранно, а за годы работы движения у них были доведены до автоматизма.
Чтобы измерить температуру, в горло Кнуту аккуратно ввели зонд.
– 26,2, – в голосе Ханны звучал страх.
– Температура может и ещё упасть, – сказал врач, не отрывая взгляда от термометра, – когда руки и ноги снова потеплеют. Как бы нам его не потерять.
Комбинезон Кнута не промок, поэтому они решили его не снимать. Грелку, с виду похожую на зелёного осьминога, настроили на необходимую температуру и положили пострадавшему прямо на нижнее белье. Не успел вертолёт взять курс на Лонгиер, как врач уже растопил портативную угольную печку.
Безжизненное тело накрыли термоизолирующим одеялом, лоб и шею обложили грелками. Нос и рот закрывала маска, подающая тепло и чистый кислород. Сестра Ханна установила катетер, через который внутривенно подавалась тёплая жидкость. Врач и медсестра не обращали ни малейшего внимания на наблюдавших за ними во все глаза спасателей.
За весь перелёт Кнут очнулся лишь один раз и попытался что-то сказать.
– Подо… подо мной… нельзя… – он что-то забормотал, но так тихо, что слов было не разобрать. Сестра Ханна склонилась над ним.
– Они его видели. Не думай об этом. Задействовано всё управление. Подняты все службы. Они нашли его.
Когда вертолёт наконец приземлился рядом с больницей, во всех окнах горел свет. Весь немногочисленный персонал был наготове. Носилки с Кнутом скрылись за двухстворчатой дверью. Спасатели закрыли дверцу вертолёта и знаками показали, что можно взлетать.
– С Кронебреена за двадцать четыре минуты! – гордо сказал первый пилот второму. – В такую-то погоду это на рекорд тянет!
Слухи о находке на Кронебреене добрались до редакции «Свалбардпостен» задолго до того, как вертолёт с Кнутом на борту вылетел в Лонгиер. В тот день, когда Кнут отчаянно боролся за жизнь, лёжа на специальной больничной кровати с подогревом, сотрудники криминальной полиции и представители прессы уже заказали билеты на вечерний самолёт с материка. И вновь начался цирк.
На этот раз Хьелль Лоде отказался меняться сменами с Туре Айкером.
– Пусть сам разбирается, – пробурчал он – в кои-то веки недовольно, – почему каждый раз, когда происходит что-то серьёзное, он пытается улизнуть?
Анна Лиза Исаксен совсем расклеилась. Увидев, как Кнута доставили в больницу, она заплакала, но зато ей удалось, хоть и мельком, взглянуть на него. Вернувшись на работу, она умолчала о том, что Кнут больше похож не на живого человека, а на фарфоровую куклу. Анна Лиза с головой погрузилась в работу, которой теперь, с приездом криминальной полиции и журналистов, значительно прибавилось.
Губернатор Берг закрылся у себя в кабинете и, мучаясь от угрызений совести, пытался найти оправдание на тот случай, если кому-нибудь вздумается высказать в его адрес обвинения. Но в конце концов он, на радость Анне Лизе, решил, что поскольку он сейчас всё-таки находится в Лонгиере, то должен ответить на вопросы журналистов, по крайней мере, тех, кто представляет крупнейшие телеканалы и газеты. Большинство согласилось, что впечатление он произвёл неплохое. Ханс Берг со страдальческим выражением на вытянутом лице вызывал явную симпатию, а на вопросы – даже на самые невообразимые – отвечал коротко и четко.
Фотографий Кнута прессе пока ещё не предоставили, как, впрочем, и объяснений, почему ему вдруг вздумалось отправиться на Кронебреен. Через несколько дней большинство из тех, кто читал газеты и смотрел телевизор, полагали, что Кнут поехал туда по собственной инициативе. Губернатор решительно опроверг это утверждение. Он расточал Кнуту похвалы за независимый и самостоятельный подход к работе, а общественность хвалила губернатора за лояльность. Создавалось впечатление, будто он пытается защитить своего подчинённого. Неожиданно для самого себя губернатор Берг стал вдруг героем Лонгиера, чего прежде с ним никогда не бывало.
Старший следователь криминальной полиции Юнас Люнд Хаген, а вместе с ним и Карлсен с Тведтом вернулись на Шпицберген. Ян Мелум расследовал другое дело в отдалённой деревне и поэтому в командировку на Шпицберген не поехал. Однако он с непохожей на него кротостью попросил держать его в курсе происходящего.
Прибыв в управление губернатора, полицейские привычно расположились в переговорной и подготовили всё необходимое для оперативной работы на леднике Кронебреен. Труп, обнаруженный на дне ледниковой трещины, поднимать было совсем не к спеху, однако до рождественских каникул оставался лишь месяц. Люнд Хаген говорил, что они так торопятся ради семейства Йоостов. Однако помимо этого он и сам не хотел праздновать Рождество в Лонгиере.
Все настойчивые просьбы журналистов взять кого-нибудь из них на борт вертолёта остались без ответа. Когда журналисты пытались арендовать снегоход у местных, те лишь издевательски смеялись в ответ.
– Куда-куда? На Кронебреен? – переспрашивали они. – Да ладно! Вам и на фьорд-то не заехать! Впрочем, некоторые вели себя более вежливо и доходчиво объясняли, что ездить по участку ледника, где столько трещин, – занятие смертельно опасное и что по своей воле туда никто не суётся.
Редактор Опедал держался скромно и старался не высовываться. Он выжидал удобного момента – решил во что бы то ни стало первым заполучить снимки с места событий. И уж теперь его приятели из столицы раскошелятся как следует. В прошлый раз, когда он передал им фотографии с Птичьего мыса, они не особо щедро его отблагодарили.
В конце концов следователь Отто Карлсен откликнулся на завуалированные намёки Опедала. Однако лишь пообещал взять с собой фотоаппарат, и только.
– Чёрт возьми! Почему бы им и не помочь? У них в редакции всего три человека – им и так нелегко приходится.
Вертолёт вылетел в восемь часов на следующее утро. В него поместились двое альпинистов, трое полицейских и оборудование. А ведь на обратном пути сюда нужно будет втиснуть ещё и обезглавленный труп… В том, что это Йоост, никто не сомневался.
Перед самим выездом в аэропорт Люнд Хаген дал своим подчинённым соответствующие инструкции:
– Не принимайте ничего как данность. Оперативную работу будем проводить так, как будто это совершенно новое преступление. Пока мы не видели тела, мы не можем утверждать, что это Йоост. Тело лежало на глубине, по меньшей мере, двадцати метров – так сказали спасатели. Хотя их, естественно, больше заботил Кнут Фьель.
– Это должен быть голландец. Во всяком случае, больше здесь, на Шпицбергене, никто не пропадал, – осторожно сказал Эрик Тведт.
Отто Карлсен улыбнулся.
– В прошлый раз они тоже так говорили, помнишь? Никто не терялся. Если бы не Кнут, мы вообще вряд ли нашли бы тело. Ведь именно он догадался свериться с полётными листами, верно? – Полицейские помрачнели. До сих пор никто не знал, выживет ли Кнут после того, как провёл столько времени в ледяном колодце.
На следующий день ветер, чуть не сорвавший накануне спасательную операцию, понемногу стих, чему даже умудрённые опытом альпинисты были несказанно рады, потому что поднять наверх тело и так было непросто.
Альпинист-доброволец из Красного Креста был крупным, широкоплечим и коренастым. Его тело казалось совершенно неподходящим для альпиниста, но недостаток гибкости компенсировался мощными руками, благодаря которым он с лёгкостью поднимался по отвесным поверхностям. Сотрудник управления губернатора был, напротив, субтильным и жилистым. Он приехал на Шпицберген накануне ночью для проведения необходимой экспертизы.
Стало ясно, что самому худому из них придётся первым спуститься в ледяную расщелину. Но даже и ему оказалось непросто спуститься достаточно глубоко. Примерно на глубине тридцати метров расщелина сужалась и превращалась в небольшие тоннели и канавки, но уже на глубине двадцати метров её ширина составляла не более полуметра. Альпинист с трудом протиснулся вниз, задевая затылком ледяные стенки. Ему едва удалось развернуться, чтобы направить свет налобного фонарика вниз.
Сначала разобрать, имеется ли у трупа голова, было невозможно. Но альпинист втиснулся в небольшую бороздку во льду и благодаря этому подобрался немного ближе к телу. Для тех, кто находился наверху, минуты тянулись долго и мучительно. Однако прошло относительно немного времени – и следователи со вторым альпинистом услышали потрескивание рации.
Тело было обезглавлено. Они нашли Мартена Йооста.
Казалось, будто в догадках и домыслах журналисты пытаются перещеголять друг друга. Они были готовы к тому, что тело и найденная на Птичьем мысу голова принадлежат одному человеку. Сколько бы журналисты ни опрашивали местных, сколько бы ни обсуждали всевозможные маршруты, но им так и не удалось найти подходящего объяснения тому, как голова попала в закрытый гроб на Земле Принца Карла, а тело оказалось за тридевять земель в расщелине ледника Кронебреен. Но если в чём-то журналистам отказать было сложно, так это в отсутствии фантазии.
Журналисты мёрзли в тонких зимних пальто и пуховиках, предназначенных для городских улиц. Некоторые из них дежурили у больницы, ожидая новостей об инспекторе из управления губернатора и гадая, насколько высоки его шансы умереть ночью. Однако большинство из них всё-таки сидели в тепле в «Круа» и обсуждали с местными таинственные загадки Арктики.
На следующий день, задолго до требуемых сроков, большинство представителей прессы отправили своему руководству материалы – просто на всякий случай. Заголовки были полны драматизма и скорби, но порой в них звучали и осторожные нотки оптимизма. Большинство изданий умудрились одновременно выразить и сожаление по поводу кончины Кнута Фьеля, и надежду на его скорейшее выздоровление.
Телевизионные каналы вели себя намного осторожнее. Они лишь вскользь упомянули о том, как Кнут борется за жизнь, а основное время посвятили рассказу о найденном на леднике обезглавленном теле. Кроме того, они показали интервью с губернатором Бергом и старшим следователем Люндом Хагеном.
За развитием событий следили не только норвежские и голландские журналисты. Некоторым европейским газетам тоже хотелось отхватить свой кусок пирога. Самую оригинальную версию случившегося представила крохотная бельгийская газета, борющаяся за тиражи и напечатавшая на первой полосе статью с броским заголовком: «Турист из Голландии убит норвежским полицейским». Журналист предположил, что, вероятнее всего, убийцей был Кнут Фьель – а иначе откуда ему знать, где именно в этой бескрайней ледяной пустыне искать тело?
Эта статья вызвала страшную зависть у журналистов одного британского таблоида. Сами они сначала выдвинули версию с инопланетянами, но затем воспользовались идеей бельгийских коллег и попытались выдать её за свою.
В красивом старом каменном доме в Корнуолле Эмма и Себастьян Роуз буквально дежурили у телефона. Эмма пыталась утешить мужа, говоря, что не позвони он тогда ночью из Дублина в Ню-Олесунн – и жизнь Кнута Фьеля точно не спасли бы.
Никто из них даже и думать не хотел, что исход может оказаться совсем иным.
После того как на леднике обнаружили тело, Люнд Хаген почти потерял всякую надежду найти какие-то новые сведения. Узнав, что некоторые журналисты всерьёз считают убийцей Кнута, он лишь пренебрежительно фыркнул:
– Идиотизм. Прошлой зимой Кнута ещё на Шпицбергене не было. Он впервые приехал сюда в конце мая.
На леднике Кронебреен следователи поставили две палатки – одну для перекусов и отдыха, другую для оборудования. Вертолёт улетел обратно в Ню-Олесунн, до которого было десять минут лёту, чтобы по первому же требованию вернуться обратно. Следователи не рассчитывали застрять на леднике надолго, но альпинисты столкнулись с непредвиденными сложностями.
Когда тело сбросили в расщелину, ко льду оно не примёрзло. Это означало, что сбросили его уже остывшим, как объяснил коренастый альпинист из Красного Креста, вытащивший немало бедолаг из ледниковых трещин. К счастью, большинство остались в живых.
Однако замёрзшие талые летние воды образовали вокруг трупа своего рода колпак. Для начала альпинистам требовалось осторожно выдолбить труп из льда. Верёвки соскальзывали с обледеневшего тела. В какой-то момент оно едва не выскользнуло из петель и не упало в расщелину, но в конце концов им удалось поднять его наверх.
В вертолёте было тепло, и по пути в Лонгиер лёд на теле мертвеца начал потихоньку таять. Альпинисты отводили взгляд и старались не смотреть на зиявшую на месте шеи рану. Перед тем как приземлиться, труп поместили в полиэтиленовый мешок, который следователи криминальной полиции предусмотрительно захватили с собой. Затем его надёжно привязали к носилкам. Так что кадры, попавшие на экраны телевизоров, были вполне обычными и особого ужаса не вызывали.
В больнице никто не интересовался происходящим в Лонгиере. Для Кнута Фьеля ночь, следующая за той, когда его нашли, должна была стать решающей. Если он выживет сегодня ночью, значит, у него есть все шансы выкарабкаться. Однако дежурный врач, участвовавший в спасательных работах, тревожился. То, что он видел на мониторах, его явно не радовало.
– К нему нельзя притрагиваться, – прошептал он сестре Верит, сменившей выбившуюся из сил Ханну, – смотрите, – он указал на кривые давления и пульса и положил ладонь на руку Кнута, – давление резко упало, и пульса почти нет.
Кнута переложили на обогреваемую кровать, укрыв согревающей простынёй и подложив под него несколько слоёв теплоизолирующей ткани. Температура тела начала медленно повышаться. Руки и ноги приобрели розоватый оттенок. Дыхание в кислородной маске становилось тяжелее и ровнее. Но затем он вдруг вновь сильно задрожал, а температура резко упала ниже тридцати градусов.
Сидя в кабинете, главврач спорил по телефону со специалистом из региональной больницы в Тромсё:
– Конечно, его следовало бы подключить к аппарату искусственного кровообращения. Но он просто не переживёт транспортировку из Лонгиера в Тромсё. Не в его теперешнем состоянии. Стоит нам к нему прикоснуться, как пульс учащается, а сердечный ритм зашкаливает. Да послушайте же меня! Даже если вы пришлёте санитарный самолёт прямо сегодня ночью, я запрещаю транспортировку.
Врач на другом конце провода пытался возражать, но главврач опять перебил его:
– Нет. Мне очень жаль. У меня больше нет времени обсуждать, что вы думаете. У нас есть чем заняться. Спокойной ночи!
Главврач положил трубку и помрачнел. Этот разговор слышал стоявший на пороге дежурный врач.
– По-моему, вы только что спасли Кнуту жизнь.
Главврач даже не повернулся:
– Надеюсь, ты прав.
Ближе к утру Кнут начал метаться, стонать и пронзительно кричать.
– Это из-за сильной боли в руках и ногах, – сказал главврач мертвенно-бледной сестре Берит, которая пыталась помешать Кнуту выдернуть провода.
– Может, у него и почки болят – уж очень сильно он кричит. Но это хороший знак. Сейчас нам нужно наладить мочеиспускание. И, пожалуйста, следите за руками и ногами. И за ушами тоже. Возможно, что-то придётся ампутировать.
На следующий день Кнут уже надолго пришёл в сознание, но совершенно не помнил ни того, что произошло на леднике, ни самой спасательной операции. Он не понимал, почему вокруг него так носятся, ведь он всего лишь свалился с лестницы на очистной станции.
Кризис миновал. Однако навещать больного было запрещено – в том числе и коллегам из управления.
