Глава 14. Успехи и неудачи

После обеда во вторник одиннадцатого июля сотрудники криминальной полиции Нидерландов и один полицейский из местного отделения в Схевенингене отправились сообщить семейству Йоостов о том, что их сын действительно мёртв. Утром в тот же день прошёл дождь, а дни стояли необычайно жаркие, так что казалось, будто влажность вот-вот вызовет удушье. В машине полицейские сидели в рубашках с короткими рукавами, но от пота ткань прилипала к коже. Всю дорогу они обсуждали, как лучше сообщить о случившемся, но ничего не придумали, кроме как сказать напрямую, что на Шпицбергене обнаружили только голову их сына, а тело так пока и не найдено.

Движение на шоссе было плотным, в Схевенингене им пришлось заехать в местное полицейское отделение, так что до старого каменного дома Йоостов они добрались только к пяти. Им открыла дочь, Хелена, которая сказала, что как раз сейчас к ним пришёл врач. Он поднялся на второй этаж в комнату матери – принёс ей успокоительное. Днём она начала плакать и никак не могла остановиться.

Вся семья жила сейчас надеждой, что норвежские полицейские – ведь кто их знает, как они работают – ошиблись и перепутали Мартена с кем-нибудь ещё. Неужели тот факт, что кого-то не оказалось в списках покинувших Лонгиер пассажиров, означает, что нужно вот так пугать близких этого человека? Они возмущались и убеждали друг друга, что сведения, предоставленные семейным стоматологом, докажут, что убитый – вовсе не Мартен, а какой-нибудь неизвестный норвежец. Вслух они выражали надежду, что сын вот-вот позвонит. Что он расскажет об удивительной природе и обо всех потрясающих кадрах, которые ему посчастливилось поймать, и после этого разговора всё опять наладится. И кошмар закончится.

Но в воздухе висел невыносимый страх, незримо сковывающий каждого члена семьи. Семейство Йоостов всегда было гостеприимным, но сдержанным. Они считали правильным, чтобы гости разувались, прежде чем пройти в гостиную, чтобы они останавливались на пороге и дожидались приглашения зайти в комнату и не садились в кресла и на диван, пока им не предложат.

Сейчас же в дом устремились малознакомые соседи, которые едва не кричали о своей симпатии и сочувствии. Вчера один из них даже обнял Йооста. Эти люди, многие из которых прежде вообще друг друга не знали, теперь обеспокоенно переглядывались. Они заходили на кухню, варили кофе и разливали его по совершенно неподходящим чашкам. Накрывшая их дом волна сочувствия смыла всякую надежду, за которую семья ещё цеплялась. Йоосты стали молчаливыми свидетелями того, как их собственный дом превратился в дом скорби.

Господин Йоост сидел в гостиной и смотрел в окно на старую яблоню. Он повернулся к полицейским. Глаза у него покраснели.

– Это мы одолжили ему денег на поездку, – сказал он, – мы в последнее время что-то не ладили. Мартену всё время не везло. И он ходил какой-то потерянный. Но и упрямый. А потом получил этот заказ от «Гео». Вы же их знаете, да? Международный журнал о природе. Работать с ними – большая честь… – его голос становился всё тише и тише, а потом он совсем умолк.

Дочь жестом пригласила полицейских сесть, и они уселись на самый краешек низкого мягкого дивана. Полицейские сообщили, что норвежская криминальная полиция считает это убийством.

– Убийством? – отец вздрогнул. – Нет, это невозможно. У Мартена на Шпицбергене вообще знакомых нет. Кому понадобилось бы его убивать? Он поехал туда делать репортаж про арктическую природу. Эти норвежские полицейские наверняка ошибаются. Скорее всего, это несчастный случай, – Йоост все больше распалялся. Почему полиция полагает, что его сына убили? На него что – напали? Его ограбили?

Полицейские пустились в объяснения.

Господин Йоост и Хелена слушали молча, словно оцепенев. Потом отец закрыл лицо руками и тихо заплакал. Со стороны двери раздался протяжный вой, от которого полицейские вздрогнули – нет, звук не был слишком громким, но вой никак не прекращался. Врач уговорил госпожу Йоост спуститься в гостиную и поговорить с полицейскими. Он полагал, что это пойдёт ей на пользу…

После того как личность убитого была установлена, следователей в Лонгиере интересовало лишь одно: куда отправился Мартен Йоост после того, как вечером шестого марта сошёл с трапа самолёта? С кем он разговаривал, где ел и где ночевал? Люнду Хагену нужно было самое детальное описание, секунда за секундой, начиная с прибытия Мартена на Шпицберген и заканчивая его смертью и тем, как он очутился на Птичьем мысу.

Сначала полицейские полагали, что это будет несложно. В конце концов, Лонгиер – городок маленький и спрятаться в нём непросто. Но чем больше они искали, чем больше людей опрашивали, тем сложнее удавалось найти какие-то доказательства того, что голландец вообще побывал в Лонгиере.

Таксисты его не помнили, и водители автобусов тоже. Впрочем, как объяснили сами водители, это вовсе не означало, что он не ездил ни на такси, ни на автобусе. На Шпицберген постоянно приезжали иностранцы, и то, что кого-то из них попросту не заметили, могло оказаться чистой случайностью. Вот если бы он скандалил или странно себя вёл – тогда дело другое.

В конце концов они всё же отыскали свидетельницу, видевшую Мартена Йооста в самолёте, который летел в Лонгиер с материка. Одна из сотрудниц паба «Круа» сидела в самолёте неподалёку от Мартена. И она утверждала, что видела его в автобусе, следовавшем из аэропорта в город. Сошла она раньше и поэтому не знала, где вышел Мартен.

Один официант из паба запомнил мужчину, который хорошо говорил по-английски и заказал несколько кружек пива. Официанту он запомнился, потому что сказал, что пиво здесь очень дорогое, и каждый раз, оплачивая заказ, педантично отсчитывал точную сумму. Были ли с этим иностранцем попутчики, официант не запомнил, и это вовсе не удивительно, ведь с тех пор уже прошло несколько месяцев.

Потом следы Мартена Йооста вновь потерялись.

Полицейские проверили три отеля в Лонгиере и все остальные места, где можно было остановиться. В период с шестого по десятое марта постоялец по имени Мартен Йоост нигде не числился. Полицейским это казалось необъяснимым. Если ты приехал в Лонгиер, то должен же где-то остановиться – особенно в начале марта, когда здесь свирепствовали лютые морозы. Может, у Мартена Йооста имелись в городе знакомые, у которых он жил? Но после телефонного разговора с нидерландскими полицейскими в Гааге это предположение не подтвердилось: в семье никто не слышал ни о каких знакомых на Шпицбергене.

Они предположили, что Мартен Йоост мог арендовать маленький самолёт «Дорнье» и улететь на нём в Ню-Олесунн или Свеа. Но и от этой версии полицейские быстро отказались. Неужели они действительно полагали, что в этих посёлках никто не следит за приезжающими и уезжающими?

В начале июля Осло накрыла жара. В полдень столбик термометра доползал до отметки в тридцать пять градусов. Несмотря на то что здание криминалистической лаборатории было относительно новым, сотрудники жаловались на плохую вентиляцию. Открыть окна было невозможно, так как в здании работала единая климатическая установка. Сотрудники ворчали, надолго уходили на обед, брали отгулы и уходили в отпуска.

Шпицбергенское убийство считалось делом приоритетным. Стоя возле высоких столов и обрабатывая собранные образцы, криминалисты бормотали, что как раз сейчас вообще неплохо было бы очутиться на Шпицбергене.

Ян Мелум так не считал. Этот дышащий жарой город ему нравился. Хотя он послушно ездил каждый день на работу и ежедневно сообщал в Ню-Олесунн о результатах работы криминалистов. Мелум всё раньше покидал по вечерам раскалённое здание, садился в свой «БМВ» и мчался к морю, в бухту Вервенбукта, где его ждали приятели, барбекю и холодная выпивка.

Поэтому он довольно неохотно по распоряжению Люнда Хагена сел однажды утром в самолёт и вылетел на Шпицберген. И тем не менее, прибыв в аэропорт Лонгиера и подставив лицо прохладному ветру, Мелум почувствовал прилив сил и радость от того, что сможет продолжать расследование.

В отеле «Полар» свободных номеров не оказалось, и Мелум временно остановился в пансионате «Нюбюен». Войдя в обставленный по-спартански номер, он с недовольным видом огляделся. Пансионат был рассчитан на туристов, которым хотелось сэкономить, и располагался в старом бараке, построенном, вероятно, в шестидесятых. В номерах имелись двухъярусная кровать и маленькая тумбочка, а у противоположной стены была раковина. Ни стульев, ни шкафа. Лишь два вбитых в стену крючка. Душ с туалетом – в общем коридоре. Мелум подошёл к раковине и подозрительно принюхался.

Люнд Хаген решил, что Мелум останется пока в Лонгиере. Они почти закончили дела в Ню-Олесунне и готовились к отъезду. Мелум попытался возражать, но лишь для порядка: на самом деле ему хотелось поработать несколько дней одному в управлении губернатора, оставаясь официальным представителем столичной криминальной полиции. По мнению Мелума, теперь, когда личность убитого была установлена, центром расследования стал Лонгиер.

Журналисты это тоже поняли. Они немедленно вылетели из Ню-Олесунна и заполонили все отели Лонгиера. На следующий день Мелум и Кнут работали вместе, стараясь установить маршрут убитого после того, как тот сошёл с самолёта. Мелум вошёл в кабинет Кнута с двумя стаканчиками кофе в руках.

– Что-то мы много кофе пьём, – сказал Кнут, но взял стаканчик.

– Странное дело, – Мелум кивнул в сторону бумаг, вновь громоздившихся на столе Хьелля Лоде, – нам известно, что он приехал на Шпицберген. Он сел на автобус в аэропорту Лонгиера и доехал до города. Он спал в кресле перед камином в лобби отеля, а потом пил пиво в пабе отеля «Полар» – возможно, с кем-то ещё. Но он – и это совершенно очевидно – не ел в ресторанах. Во всяком случае, его ни в одном из них не запомнили. И нигде не останавливался. Так куда же он подевался? На Шпицберген он прибыл шестого марта. В ту ночь здесь было тридцать восемь градусов мороза. Может, он просто-напросто насмерть замёрз?

Кнут лишь покачал головой. Монотонная работа до позднего вечера совсем его измотала.

После того как личность убитого была установлена, начали приходить отчёты из нидерландской полиции. В четверг вечером они получили довольно большой отчёт, где были собраны все факты об убитом, которые удалось собрать голландским коллегам.

В скромной крошечной квартирке в Гааге, где жил Мартен Йоост, полиция не нашла почти ничего важного для следствия. Никаких интересных старых счетов или писем, в которых упоминались бы имена живущих на Шпицбергене знакомых. И если у Мартена имелись еженедельники или записные книжки, то он, видимо, забрал их с собой на север.

Беседа с начальником отдела репортажей в «Гео» тоже оказалась бесполезной. Сотрудники «Гео» действительно связались с молодым господином Йоостом и подписали обязательство приобрести одну или несколько статей соответствующего качества, посвящённых Шпицбергену. Но аванса они не выплачивали. И предоставили господину Йоосту самостоятельно организовать своё путешествие. Поэтому – подчеркнул немецкий начальник отдела репортажей – нет никаких оснований возлагать на «Гео» ответственность за смерть господина Йооста. Впрочем, ни полицейским, ни кому-то ещё и в голову не приходило их обвинять.

Полицейские из Гааги запросили сведения о звонках с принадлежащего Мартену мобильника и установили, что в последний раз с этого телефона звонили утром во вторник седьмого марта. Звонок был сделан на номер в Схевенингене, а разговор продолжался одиннадцать минут. На основании этого нидерландские полицейские сначала предположили, что убили его в тот же день, но потом отказались от этой версии. Вполне возможно, что в этот день убитый лишь покинул Лонгиер, единственный город на Шпицбергене, где имеется мобильная связь. В первых числах марта убитый звонил по трём номерам на Шпицбергене. Самому ему никто не звонил. Все эти номера нидерландские полицейские внесли в отчёт, который затем отправили по факсу в Лонгиер.

Когда Люнд Хаген и другие следователи вернулись на следующий день из Ню-Олесунна и явились в управление губернатора, Мелум уже сидел в комнате для совещаний и ждал их.

– Где вас черти носят? – спросил он. – Самолёт из Ню-Олесунна приземлился час назад. Тут из Нидерландов факс прислали – я же сообщил, вы что, не слышали?

Люнд Хаген сознался, что они забежали в магазин. Как он сам объяснил, ему срочно понадобились чистые носки и нижнее белье. К тому же Хьелль Лоде и Том Андреассен решили закинуть домой чемоданы и разъехались.

Впервые с начала следствия полицейские из Осло остались вчетвером. Люнд Хаген кивнул в сторону двери, и Карлсен прикрыл её, после чего взял в руки полученный из Нидерландов факс. Особенно интересным всем показался список номеров. Кнут просмотрел три местных номера и карандашом подписал имена их владельцев, а затем передал листок дальше. В первых числах марта Мартен Йоост звонил в газету «Свалбардпостен», фирму «Полярная логистика» и на голландскую научно-исследовательскую станцию в Ню-Олесунне.

– Ну-ну, – проговорил Люнд Хаген, – похоже, мы немного сдвинулись с места.

Наскоро пообедав бутербродами, кофе и венскими булочками, на которые Люнд Хаген жадно поглядывал, но к которым так и не притронулся, следователи вернулись в кабинет, чтобы обобщить статус следствия.

Мелум начал совещание, кратко перечислив успехи и неудачи следствия. Как и ожидал Хаген, сделано это было быстро и чётко.

– Тело не найдено, несмотря на тщательные поиски на Птичьем мысу и в окрестностях Ню-Олесунна. Основываясь на криминалистическом осмотре головы и благодаря прекрасной работе одного сотрудника, который окончательно не выздоровел… – Мелум улыбнулся Кнуту, и тот шутливо раскланялся под тихие смешки всех остальных, – личность жертвы была установлена. Мы начали составлять представление об образе убитого, однако не обнаружили ни врагов, ни потенциальных убийц в его семье и окружении. И мы пока не нашли тех жителей Шпицбергена, с кем общался убитый.

Сидевший дальше всех губернатор Берг зашуршал бумагами, но встревать не стал, так что Мелум продолжал:

– Осмотр головы не позволяет окончательно установить ни причину смерти, ни была ли жертва уже мертва, когда голову отделили от тела. Ориентировочно убийство произошло в середине марта, но могло произойти как намного раньше, так и намного позже. Собранные на Птичьем мысу образцы новой информации по делу не дали. Обширные поиски в Ню-Олесунне также успехом не увенчались.

Губы Люнда Хагена тронула слабая улыбка, но Мелум, не догадавшийся, что старший следователь раскусил его, продолжал расставлять ловушки.

– В ходе дознаний в Ню-Олесунне особо важных сведений мы не получили. Однако одна из пассажирок, Ада Хемминг, в конце концов вспомнила, что заметила в гробу, где нашли голову, небольшой металлический предмет. Провёденный впоследствии анализ снимков показал, что металлический предмет – который, вероятнее всего, представляет собой обломок ножа с широким лезвием – виден также на фотографиях, сделанных одним из пассажиров. А вот на снимках редактора Опедала из «Свалбардпостен» он отсутствует. Опедал сделал снимки спустя примерно сутки после того, как пассажиры нашли голову. Во время осмотра места происшествия, проведённого через три дня, этого металлического предмета мы не обнаружили.

Мелум кашлянул и отхлебнул кофе.

– У нас также имеются сведения, предоставленные нидерландской уголовной полицией. Особенно интересен список номеров, по которым звонили с мобильника, принадлежавшего убитому. Последний звонок сделан седьмого марта. Не исключено, что и убили его именно в этот день. Но возможно также, что примерно в это время он покинул Лонгиер, единственный город, где есть мобильная связь. – Мелум опустил глаза, перелистнул лежавшие перед ним записи и добавил, словно вдруг вспомнив: – Перед этим, то есть до шестого марта, убитый трижды звонил по телефону. Он звонил на нидерландскую исследовательскую станцию в Ню-Олесунне. Здесь возникает вопрос, были ли у него там друзья. Он звонил в одну компанию тут, в Лонгиере. Она называется «Полярная логистика». Что ему было от них нужно? А кроме того, он звонил в редакцию «Свалбардпостен».

В расставленную Мелумом ловушку угодил Карлсен:

– Допустим, что Ада Хемминг говорит правду. На сделанных Опедалом снимках с места происшествия обломка ножа не видно. Но Опедал сам признался, что сдвигал доски и щепки. Значит, можно предположить, что обломок тоже убрал Опедал. А сейчас мы узнаём, что убитый звонил Опедалу всего за несколько дней до предполагаемой даты убийства. Разве не Опедал при таком раскладе должен стать главным подозреваемым?

– Ты полагаешь? – Мелум опустился на стул.

– Но это же очевидно! – губернатор Берг даже раскраснелся. – Опедала надо допросить. Причём сейчас же!

– А мотив? – тихо спросил Кнут. – Зачем редактору «Свалбардпостен» убивать случайного голландского туриста?

На секунду окружающим показалось, будто губернатор Берг собирается ответить, но тот лишь закрыл – или даже почти захлопнул – рот.

– Давайте сперва изучим данные, а потом уже разберёмся с тем, кому присвоить статус подозреваемого. Сначала проверим эти три телефонных звонка. И посмотрим, куда это нас приведёт, – Люнд Хаген старался со всей осторожностью обращаться с местными начальниками полиции и ленсманами.

Поехать в редакцию местной газеты выпало Карлсену и Андреассену. Там их встретил довольный и любезный Опедал, видимо, не подозревающий о подстерегающей его опасности. Не успели полицейские открыть рот, как редактор уже с гордостью показывал им главный материал в свежем номере «Свалбардпостен» – обращение к жителям Лонгиера с просьбой предоствить информацию о перемещениях Мартена Йооста в начале марта.

Когда Опедала спросили о телефонном звонке во вторник шестого марта, он слегка удивился.

– Я с ним не разговаривал, – сказал он, – уж это я бы запомнил. Подождите, спрошу нашу журналистку.

Он вышел и вернулся в сопровождении невысокой полной женщины. Когда полицейские только вошли в редакцию, она сидела в приёмной. Хотя по должности она и являлась журналистом, но на самом деле выполняла самые разные обязанности – отвечала на звонки, принимала заказы на подписку и размещение рекламы, встречала посетителей и помогала с рассылкой газет и счетов.

Тот мартовский звонок ей хорошо запомнился, но она, конечно же, не знала, что разговаривала с жертвой этого нашумевшего убийства.

– Надо же, так странно, – сказала она, – так это он звонил, подумать только! Бедняга…

– Вы помните, чего он хотел? – Андреассен взял на себя вопросы, а Карлсен прошёлся по кабинету. Он быстро просматривал валявшиеся вокруг бумаги и с интересом разглядывал вставленные в рамки страницы «Свалбардпостен», которыми были увешаны все стены.

– Сюда нечасто иностранцы звонят – во всяком случае, зимой. Его интересовало объявление о продаже снегохода. Само объявление ему перевели, и он пытался позвонить по указанному номеру, но там никто не отвечал.

– Вы не помните, кто дал это объявление?

– Конечно, помню. Его дал электрик, который раньше работал здесь, в Лонгиере. Но этот снегоход он продал ещё в начале зимы, а сам уехал на материк. И было это задолго до того, как позвонил голландец. Всё это я ему и рассказала. Мне показалось, что они с электриком незнакомы и что ему просто хотелось купить снегоход.

Опедал улыбнулся полицейским:

– Да-да, уж я-то точно с ним не разговаривал.

Проверка телефонного номера в Ню-Олесунне тоже не дала результатов. По словам начальника «Кингс Бей», нидерландская исследовательская станция работала только летом. Люди там появлялись не раньше конца мая. На тот момент, когда убитый звонил на станцию, там было пусто, двери заперты, а само здание превратилось в один большой сугроб.

Звонок переключили на офис «Кингс Бей», и этот разговор секретарь запомнила. Звонивший спросил, можно ли ему пожить на станции, пусть даже тогда голландских учёных там нет.

– В год сюда звонят тысячи совершенно незнакомых людей, – сказал начальник «Кингс Бей», – большинству нужно две вещи – бесплатное жилье и бесплатная еда. Нам они порядком досаждают.

Одолжив служебную губернаторскую машину, Мелум и Кнут поехали к покосившимся сараям возле причала. В одном из старых складов, прежде принадлежавших угледобывающей компании «Стуре Ношке», находились офис, пункт проката и магазин фирмы «Полярная логистика», весь штат которой ограничивался одним сотрудником. С тех пор как угледобывающая компания переехала в новое здание, эти постройки стояли пустыми. На двустворчатой двери висела пыльная табличка с названием фирмы и временем работы. Полицейские позвонили в дверь, но признаков жизни не обнаружили.

Мелум потянул за ручку. Дверь оказалась незапертой, и полицейские вошли в полутёмное помещение. Внутри была просторная комната, вдоль стен которой тянулись полки, уставленные разномастными картонными коробками. На грязном цементном полу никакого покрытия не было. На стенах, выкрашенных в светло-зелёный цвет, висели большие потрёпанные рекламные плакаты с фотографиями снегоходов и двигателей. В воздухе висел запах машинного масла. За приоткрытой дверью виднелся кабинет, где горел свет. Ещё одна дверь вела в туалет. В кабинете никого не было, и в тёмном туалете тоже оказалось пусто.

Но в эту секунду полицейские услышали какие-то звуки из-за третьей двери в углу. За ней располагалась мастерская, где стояли три или четыре снегохода на разных стадиях ремонта. И здесь же, в мастерской, они наконец нашли хозяина.

– Мы в дверь звонили – ты что, не слышал? – спросил Мелум невысокого широкоплечего мужчину в оранжевом комбинезоне.

– Ты чего, не местный, что ль? – мужчина повернулся к нему, во рту у него торчала незажжённая сигарета. – Тут все в курсе, что звонок-то не работает. Ну? Лодка нужна, да?

– Нет, спасибо, – ответил Кнут, сделав несколько шагов вперёд, – мы из управления губернатора.

Он лишь сейчас заметил тёмноволосого паренька, сидевшего на сложенных за дверью деревянных ящиках. Пареньку было лет пятнадцать – уже не ребёнок, но слишком юный и худенький, чтобы его можно было назвать взрослым. На нём были джинсы и чёрная футболка с рекламой пива «Карлсберг». Глаза у него были карие, почти миндалевидные, отчего лицо казалось загадочным.

– Привет, – кивнул ему Кнут. Но вместо ответа парень вытащил изо рта сигарету – тоже незажжённую – и ухмыльнулся совершенно так же, как и мужчина. Кнут повернулся к хозяину:

– Ты Томас Карлсвик? Ты владелец «Полярной логистики»?

– Я собственной персоной. И что теперь? – чуть вызывающе спросил он, однако Кнут заметил, как Карлсвик быстро огляделся.

– Ну, уж никак не я, – хохотнул сидевший на ящике парнишка.

Мелум начал злиться и не скрывал этого.

– У нас к тебе несколько вопросов. В марте этого года ты кое с кем разговаривал по телефону. И ты наверняка слышал, что пару недель назад на Птичьем мысу нашли труп мужчины. Мы проверили его телефон и установили, что вечером пятого марта он звонил тебе. Вы разговаривали примерно десять минут. Может, ты запомнил этот разговор? Звонивший разговаривал по-английски.

– Да сюда куча народа звонит, и по-английски тоже много кто говорит. Но разговор тот я помню, ага. Почему? Этот турист хотел взять напрокат снегоход. На три месяца, кажется. Заплатил авансом, так что всё в порядке.

От возбуждения у Кнута даже зачесалось лицо. Наконец-то в Лонгиере нашёлся хотя бы один человек, который наверняка встречался и разговаривал с Мартеном Йоостом.

– Значит, он и сюда приходил? – вкрадчиво спросил он.

– Ну ясное дело! Явился как миленький. Деньжата, видать, экономил – протопал пешком от самого кафе «Бюсен», а с собой тащил здоровенный рюкзак и сумку.

– А можно твои записи посмотреть? – спросил Мелум.

– Записи? – на секунду Карлсвик совершенно растерялся. – А, список заказов! Нет, никаких списков у нас тут не ведётся. Я всё просто на листочках записываю.

– Давай, Томас, доставай списки! – передразнил парнишка, спрыгнув с ящика и растоптав ногой окурок, хотя сигарету так и не зажигал.

– Тебя как зовут? – спросил Кнут, но ответа не дождался.

Хозяину «Полярной логистики» явно было не по себе. Он вытер ладони о комбинезон.

– Я, может, и вообще ничего не записал. Может, я наличными взял, и всё. Не помню.

– А можно взглянуть на архив у тебя в кабинете?

– Архив? – он сплюнул на пол, и Кнут машинально отступил назад. – Вы чего тут раскомандовались? Я же ничего плохого не сделал! Пусть даже вы и работаете на губернатора.

– Я из криминальной полиции, – угрожающе тихо сказал Мелум, – и мы расследуем убийство. По-моему, лучше тебе будет рссказать нам всё, что ты помнишь о Мартене Йоосте.

Томасу Карлсвику этот разговор, как можно было заметить, не нравился.

– Тут и помнить особо нечего. Три месяца назад он пришёл сюда и взял напрокат снегоход. И такой был, беспомощный, что ли. Поэтому я ему одолжил старый маузер и немного патронов. Мы вместе посмотрели карты. Он собирался на север, в Ню-Олесунн, и я ему показал, как ехать. Тогда море уже давно замёрзло – для снегохода самое оно!

– Самое оно, – поддакнул из угла парнишка, – я тогда гонял по Ис-фьорду со скоростью 180 километров в час. Как минимум.

– И он деньги экономил, вот что, – продолжал Карлсвик, – спросил, не сдаю ли я комнату, и выпросил разрешение переночевать на диване вот тут, в кабинете. А на следующее утро свалил до того, как я на работу пришёл. И даже спасибо не сказал.

Кнут вдруг встрепенулся.

– А как же снегоход, – спросил он, – он его вернул?

Томас Карлсвик побагровел и отвёл взгляд.

– Наверное… – пробормотал он, – у меня все снегоходы на месте…

– Давай прекращай это дело! – возмущённо заорал парень. – А та развалина – «Поларис», которую ты обещал мне продать? У него ещё вариатор накрылся. Куда он подевался, а? На складе его нет.

Кнут с Мелумом вернулись поздним вечером, но все полицейские ещё были в офисе. Они вновь собрались в комнате для совещаний.

Услышав о том, что рассказали в редакции «Свалбардпостен» о телефонном звонке, губернатор не проронил ни слова. Однако он поддержал предложение Люнда Хагена в тот же вечер вновь наведаться в фирму «Полярная логистика» – во-первых, чтобы доставить Томаса Карлсвика на дознание, а во-вторых, чтобы осмотреть помещение.

– Что-то начинает вырисовываться, – довольно сказал Хаген. – Ян, дознание проведёшь ты. Знаю, ты от этого типа не отцепишься, пока всё из него не вытрясешь.

– А парнишка? – спросил Кнут. – С ним тоже поговорим?

– Не надо, – вмешался Хьелль Лоде. Он больше не участвовал в расследовании и на встречу заглянул, по его собственным словам, из чистого любопытства, – не вздумайте втягивать в это дело Хуго Халворсена. Его отец – один из директоров «Стуре Ношке», а сам он просто бешеный, хотя ему всего пятнадцать. Его мать умерла, и отец воспитывет его в одиночку, причём неудачно – думаю, со мной многие согласятся. У мальчишки есть парочка приятелей-ровесников. Они курят, напиваются, гоняют на снегоходах и чего только не вытворяют. Но ввязаться в убийство? Это вряд ли.

Однако Люнд Хаген явно заинтересовался:

– Может, Кнут всё равно поговорит с ним – так, чтобы шума не поднимать? Возможно, парнишка что-нибудь заметил. Такие подростки часто попадают в разные компании и остаются при этом незамеченными.

Томаса Карлсвика привели в самый дальний кабинет, а проводить дознание отправили Мелума и инспектора Андреассена. Впрочем, никаких особенно изощрённых техник допроса применить они так и не успели. Владелец фирмы «Полярная логистика» был так напуган, что сам готов был выложить карты на стол.

Ян Мелум налил ему кофе и почти дружелюбно сказал:

– Выкладывай, Карлсвик, всё, что знаешь, и тогда нам не придётся сидеть тут всю ночь.

– Да что за хрень-то, – Карлсвик едва не плакал, – я ж никого не убивал.

– Это хорошо. Но кое-что тебе всё же придётся объяснить. Где тот снегоход – «Поларис»?

Карлсвик застонал и закрыл руками лицо.

– Нам известно, что ты сдал его в аренду Мартену Йоосту. Но на складе у тебя снегохода нет. Получается, Йоост его так и не вернул? И где снегоход сейчас?

– Не помню. Ты же видишь – у меня полно снегоходов. Некоторые вообще не мои! И я чиню чужие снегоходы, на заказ.

Мелум вопросительно посмотрел на Андреассена. Может, Карлсвик и впрямь не все свои снегоходы помнил? Но Андреассен покачал головой:

– Хочешь сказать, что снегоход украли? Кто-то забрал его без спросу у тебя со склада?

Карлсвик сидел, закрыв лицо руками.

– Томас, отвечай. Тебе вернули тот снегоход или нет?

Ответа не последовало.

Мелум кивнул в сторону двери, выключил диктофон и вышел в коридор. Следом за ним вышел и Андреассен. Они отошли подальше, чтобы их не подслушали.

– Я в прокате скутеров не особо разбираюсь, но, по-моему, история эта сомнительная. А ты что скажешь?

То, что его вдруг взяли в советчики, Андреассену льстило, но одновременно и слегка пугало.

– По-моему, он врёт. Чтобы он не знал, сколько у него снегоходов? Да такого быть не может! Они дико дорогие, хотя «Поларис» был старый и совсем заезженный.

– Тогда, может, ты продолжишь дознание? Ты местный, живёшь в Лонгиере – возможно, тебе он больше расскажет.

Андреассен кивнул. Когда они вернулись в кабинет, напротив Карлсвика сел он, а Мелум с безучастным видом разместился с другого конца стола.

– Ладно, Карлсвик. Давай ты просто расскажешь нам, что случилось со снегоходом. Пойми – ты нам не нужен, но нам надо выяснить, что произошло.

Карлсвик отнял ладони от лица и посмотрел на Андреассена.

– Хорошо, я всё расскажу. Но вы тогда обещаете мне, что не станете влезать и разрешите мне самому разобраться со страховщиками.

Андреассен не ответил, но доброжелательно улыбнулся.

– Этот «Поларис» был уже старый и работал отвратительно. Хуго верно сказал – вариатор там давно уже накрылся. Вообще удивительно, как он ещё не развалился на куски. Ну, и немец этот заплатил мне чуток, а я отдал ему снегоход. Ну, вроде как на три месяца. Но потом, в Ню-Олесунне, он бы отъехал на лёд, подальше от берега, и оставил бы там «Поларис». Мы договорились, что в Лонгиер он вернётся на самолёте и скажет, что снегоход он случайно утопил. А я отправил бы бумажки страховщикам и получил компенсацию. Вот только этого типа я больше никогда не видел и решил поэтому, что он просто свалил обратно на материк, а про меня и думать забыл.

– Почему ты не сообщил об этом губернатору, когда на Птичьем мысу нашли труп? – Мелум сердито посмотрел на Карлсвика.

– Да откуда мне было знать, что это он? К тому же у меня возникли проблемы со страховкой. Понимаешь, я уже всё оформил, и деньги мне уже перевели. Так что пришлось бы много чего объяснять.

Карлсвик выпрямился и оглядел почти пустой кабинет. Теперь, сознавшись в мошенничестве со страховкой, он явно почувствовал себя лучше.

– И к тому же я вообще не в курсе, что это за тип. Не могу же следить за всему чокнутыми, которые притаскиваются на Шпицберген и вляпываются тут во всякую хрень?