Глава 9
Истерично суетиться и показательно убегать прочь из имения не стал. Мальчик что ли? Четырнадцатилетний, хм…
Не спеша вернулся в выделенные Максимилиану Ивановичу покои, поинтересовался насчет завтрака. Пока накрывали стол, перекинулся с Мустафой парой ничего не значащих фраз. И только после трапезы, уже за кружкой чая, перешел к серьезному обсуждению.
— Господа. Прошу вас отыскать гостиницу или апартаменты в пределах города, желательно не очень далеко от гимназии. Согласуйте в ведомствах бюджет как можно скорее. Если оперативно это сделать не получится, оплату за первый месяц произведите из собственных средств, наверняка у вас есть предусмотренная статья на непредвиденные расходы. Переехать нам необходимо… максимум через три дня. Но желательно сегодня-завтра.
Фон Колер, пока я говорил, внимательно на меня смотрел. Его эмоций я кстати не ощущал. Хм, а ведь и у Мустафы эмоциональную ауру я также больше не чувствовал.
Да, оба моих спутника далеко непросты — я и так об этом догадывался, сейчас же еще больше утвердился во мнении.
— Позвольте поинтересоваться, в чем нужда подобного поиска? — сделав маленький глоток кофе, поинтересовался Максимилиан Иванович.
— Княгиня отказала мне в гостеприимстве. Можно конечно рассмотреть вариант с тем, что вы, Максимилиан Иванович, останетесь жить в имении, а я буду являться сюда на занятия. На ваше усмотрение.
Барон недовольно поморщился. Показательно. Как я заметил, владел он собой отменно — сохранить невозмутимость у него не получилось лишь в случае, когда вынужден был самостоятельно рассказать о своих шашнях со студенткой. Хотя может там не интрижка, а настоящая любовь, и от этого столь серьезное смущение? Впрочем, мне это не важно.
Между тем фон Колер коротко переглянулся с Мустафой. И, невиданное дело, оба вперились в меня одинаково осуждающими взглядами.
— Алексей Петрович, — произнес барон.
— Олег, — одновременно сказал Мустафа.
Мои спутники вновь переглянулись, и сириец чуть отстранился, всем видом показывая, что говорить стоит фон Колеру.
— Алексей Петрович, вариант с убытием из имения Юсуповых-Штейнберг рассматривать мы не можем.
— Почему же? — спокойно поинтересовался я.
— Я надеюсь вы не забыли причину столь сильного к вам интереса?
— Нет, не забыл. Но пока не думал об этом, миа кульпа, — добавил я извинение ради приличия.
— Елисаветград город небольшой. И найти здесь место с подобной материальной базой, тем более такое где мы сможем без боязни огласки изучать и совершенствовать ваши способности, нетривиальная задача.
«С материальной базой», «без боязни огласки». Внушает, конечно. Но менять решение покинуть усадьбу не собирался, поэтому двоим товарищам напротив меня придется напрячься. Только я набрал в грудь воздуха, подбирая нужные слова, как фон Колер заговорил, опережая.
— Алексей Петрович, давайте так. Вы нам сейчас детально расскажете, что произошло между княжной Анастасией и вами, а мы вместе подумаем и решим, как загладить вину перед княгиней.
Оу. Ну да, спутникам-наставникам я же ничего и не объяснял. И формируют картину произошедшего они из того, чему стали свидетелями.
— Вопрос отказа в гостеприимстве решен. С княжной Анастасией, — пресек я попытку возразить, — у нас не произошло ничего из того, что вы себе надумали. Моей вины перед княжной и княгиней нет, отказать нам в гостеприимстве — личное решение Анны Николаевны. Останемся здесь, в усадьбе, мы только в случае ее извинений, чего не предвидится.
— В случае извинений? — приподнял бровь фон Колер.
— Вы все правильно поняли, господин барон. Поэтому прошу сосредоточится на необходимости нашего переезда в самое ближайшее время.
— Позвольте мне попробовать самому переговорить с Анной Николаевной? — внимательно посмотрел на меня профессор.
— Как я могу вам это запретить? — пожал я плечами. И почти сразу ответил на его молчаливый вопрос: — Еще раз. С княжной Анастасией нас связывает знакомство в несколько минут, а все увиденное — истолковано превратно.
Фон Колер, оставив на столе чашку с недопитым кофе, вышел.
— Да. Олега, дела… — протянул Мустафа.
— Ты в каком звании? — не принимая предложенный тон, поинтересовался я.
— Специальный агент, — посерьезнев, ответил Мустафа.
— Звание в смысле — капитан, майор, лейтенант?
— ФСБ гражданская организация, у нас нет воинских званий. Обычная разрядная сетка.
— Как так? Демидов же ротмистр?
— Воинские звания сохраняют те, кто пришел из армии и флота — если не уволены со службы, конечно. Ротмистр может работать в ФСБ, но ротмистром ФСБ от этого он не становится.
— Ясно. Мустафа… Мустафа же?
— Ну а как? — усмехнулся сириец. — Это ты у нас тысячеликий Олег-Алексей-Артур, а я просто Мустафа.
— Окей, — кивнул я, собираясь продолжать. Но осекся на полуслове:
«Окей?» — вопросительно смотрел на меня собеседник.
Оба-на, вот это я накосорезил. Здесь не англоцентричный мир, и привычное мне «ОК» здесь, по крайней мере на территории Конфедерации, не распространено повсеместно. Французский-немецкий-русский в приоритете по линии Лиссабон-Петербург-Токио, а английский в ходу в британских колониях.
Да, осторожнее надо быть, шпионы валятся на мелочах.
— Тренируюсь, по легенде, — беззаботно пожал я плечами, вспомнив об архивной истории посещения школ в Гонконге и британской Калифорнии.
— Ясно, — покладисто кивнул сириец.
Интересно, считывает Мустафа эмоции также, как и я? Если да, то это очень плохо. Не критично, конечно, но пристальное внимание навязанного постоянного спутника — единственного, знающего предыдущего Олега, мне совершенно не нужно. В этом случае придется кооперироваться с фон Колером и сливать Мустафу — чтобы прислали другого фээсбэтмена. Но это на совсем крайний случай — с бароном слишком близко дружить желания большого нет.
— Мустафа, как мне получить личный терминал?
— Он перед тобой. Я теперь твой личный терминал.
Денщик же, да. Выполняющий личные поручения. Ординарец, стюард — можно по-разному назвать.
— Другие варианты есть? — посмотрел на свою левую руку.
— Подождать до шестнадцати лет. Но это неточно.
— Подробнее.
— При успехах, или наоборот провалах в обучении, срок получения личного терминала может быть увеличен.
— А если серьезно?
— Я вполне серьезно, рисковать не стоит.
— Рисковать?
— Тебе доступна Сеть со стационарных терминалов. Все, что требуется оперативно и нельзя доверить общественной Сети, помогу сделать и узнать я. Ученикам элитных учебных заведений Конфедерации запрещено иметь личные терминалы с прямым доступом в Сеть до момента окончания обучения. Я конечно могу организовать тебе левый терминал, но импланты нейрошунтов просто так не спрячешь, а рисковать практически неминуемым отчислением ради бесконтрольного входа с Сеть… стоит оно того?
Обдумав услышанное, я подумал, что смысл в отсутствии у обучающихся личных терминалов есть. По сути, это те же смартфоны, только с гораздо большим функционалом. Без них нет отвлечения от учебы, лишних соблазнов и самое главное — ненужной огласки. Как говорил на российском ток-шоу один популярный голливудский актер: «Я был очень туп в свои четырнадцать, но у меня не было ни фейсбука, ни твиттера, поэтому об этом мало кто знал».
Даже в моем мире многим деятелям, в том числе государственным, социальные сети испортили карьеру или подмочили репутацию — в том числе не только своей собственной деятельностью, но и активностью детей. Здесь же, в сословном мире репутация имеет гораздо более серьезное значения, а за оскорбления часто приходится отвечать кровью. Да, дуэльный кодекс никто не отменял — он лишь совершенствовался с годами.
В общий доступ легальной Сети, — продолжал я «вспоминать», — лишней информации об аристократах попасть было практически нереально, тем более информации о несовершеннолетней молодежи. Изнутри это контролировалось нормами поведения — отсутствием активности в социальном пространстве Сети, а также присмотром родственников. Снаружи — законами. Обсуждение, а тем более вторжение в частную жизнь одаренных новой аристократии этого мира, было под строжайшим запретом.
Закон «О вторжении в частную жизнь» работал, и работал очень хорошо. Даже если «княжна Анастасия» в пьяном виде шла домой по главной городской улице, распевая в чаде кутежа и угара матерные частушки, все увиденное свидетелями вместе со свидетелями и остается. Максимум, щупальца слухов расползутся на пару кварталов среди соседней, родственников и знакомых. Но и то — с оглядкой. Связываться с Девятым отделением Собственной Е.И.В. канцелярии, занимающимся контролем информации, дураков не было. А ведь кроме государственного ока были еще и юристы высоких родов, которые очень быстро помогали расстаться со всеми сбережениями и приятными жизненными перспективами.
Порочащую аристократов информацию можно было найти только в двух местах. Первое — в темном, глубинной сегменте. Но учитывая его нелегальный статус, посещали черную Сеть совсем не за «скандалами-интригами-расследованиями». Поэтому заметного урона чести даже жареные новости в этом сегменте принести не могли, будучи прерогативой очень небольшого числа пользователей.
Кроме этого, неприятные новости и фотографии могли всплыть в сером, грязном уровне Сети. В двух случаях — активизировавшиеся слабоумие и отвага борца за доступность правды, которые оперативно сменялись тюремным заключением, или вовсе жирной точкой в жизненном пути. Либо, жареная информация оказывалась в Сети с подачи самих аристократов в ходе интриг, или даже клановых войн. В которых — при эскалации конфликта, в ход уже шло все что можно.
В памяти всплыли очередные «воспоминания»: Олег, относительно недавно, в ходе серфинга на большой глубине натолкнулся на заметки очень и очень пикантного содержания, порочащие честь сразу двух графских родов. Мда, на фоне этого пассаж княжны Анастасии, если она просто засветилась в подобном состоянии на людях, кажется детской прогулкой — подумал я, вглядываясь в мыслеобразы ставших уже моими воспоминаний.
Олег, благодаря стараниям отца-опекуна, знал намного больше, чем средний обыватель. Знал он и о том, что система распознавания лиц ни в одной точке планеты программно не замечает аристократов. Негласный кодекс. Здесь, в этом мире, подобных неписаных, но жестких правил, существовало гораздо больше чем у нас — во многих аспектах жизни.
Так что уверен — сведения о княжне Юсуповой-Штейнберг, замеченной в непотребном виде, нигде не появятся дальше прямых свидетелей. Но информация о ее… ошибке, так скажем, с сохраненными в ручном режиме фото и видео подтверждением, уже есть у очень и очень многих. И, если представится случай, будет пущена в ход.
Знания, доставшиеся от Олега, накладывались на элементарную логику, с которой я вполне дружил — и картина окружающего мира вырисовывалась достаточно четкая.
Пока раздумывал о конфиденциальности высших каст общества, и осмысливал перспективу провести следующий год-два без личного терминала, вернулся фон Колер.
— Алексей Петрович, Анна Николаевна ждет вас, — произнес барон, едва переступив порог. Выглядел Максимилиан Иванович устало — словно вагон разгрузил, а не с княгиней беседовал. Хотя готов поверить — энергии в разговоре с княгиней он мог потратить не меньше, чем на погрузочно-разгрузочные работы.
Кивнув барону, несколько секунд посидел, размышляя. Не знаю, как повел бы себя Олег в данной ситуации. Со мной осталась полностью его память, но не эмоции. Может быть, он импульсивно отказался бы, и разговаривать с княгиней не стал. А может и нет.
Да, дело дрянь — вопрос с княгиней, который я уже считал было решенным, возник снова. Не очень люблю возвращаться к уже закрытым делам. И тем более, не люблю менять принятые решения. Но категоричность — первый приют неудачников, поэтому компромиссы наше все.
Взрослые ведь люди. Мне и вовсе уже почти пятнадцать.
Задумчиво пожав плечами, жестом показал Мустафе на выход. Сириец молча поднялся и последовал вперед. Несмотря на то, что дорогу я примерно помню, пусть не расслабляется — раз назвался денщиком.
И кстати. Имя Мустафа — в декорациях родных березок, мне не нравится. Как специальный агент ФСБ отнесется к тому, что у него появится новый оперативный позывной? Как придумать новое имя для ординарца? Тоже легче легкого, идеи на поверхности лежат, в классике. Имя слуги Арамиса я забыл. Но помню, что у Атоса — Гримо, у Портоса — Мушкетон, а у гасконца — Планше.
Планшет! Почему бы и нет, и звучит неплохо — весело глянул я на сирийца. Мустафа в этот момент думал о своем, и заметив его сосредоточенное выражение лица, озвучивать пришедшую в голову идею я не стал. Понял как-то вдруг, что все происходящее сейчас действительно серьезно — и если я с княгиней не договорюсь, видимо нас ожидают некоторые трудности. Даже не ощущая эмоции проводника, я заметил, что он крайне напряжен.
Странная ситуация. С одной стороны, у меня буквально информационный голод от недостатка сведений — коснись любого конкретного дела или проблемы. С другой, информации в общем настолько много, что в голове просто не хватает оперативной памяти для того, чтобы осмыслить даже малую ее часть.
И сейчас — по виду Мустафы, по желанию фон Колера договориться с княгиней, понимал — я явно что-то упустил. Что-то очень серьезное.
С такими мыслями и подошел к дверям кабинета княгини. В этот раз стукнул два раза и зашел сразу. Перспектива вновь общаться с Анной Николаевной мне претила — но я сумел отставить эмоции в сторону, подходя к разговору с холодным разумом. Несмотря на это, в ушах периодически еще звучало сочное «Пшел вон». Поэтому если сейчас Анна Николаевна выставит меня за дверь, можно будет уже с чистой совестью сообщить мастерам-наставникам что попытка примирения не удалась.
Княгиня за порог меня не выставила. В кабинете она была уже одна. Сидела откинувшись в кресле, внимательно на меня глядя. Под ее пристальным взглядом я не торопясь прошел к столу, и присел в гостевое кресло.
За Анной Николаевной наблюдал краем глаза, рассматривая портрет цесаревича Алексея за ее спиной, стилизованный под работы художников восемнадцатого века. На картине, кстати, наследник трона был в черной форме Александрийского полка бессмертных гусар, в списках которого видимо числился.
Пока смотрел на будущего правителя одной шестой части суши даже не заметил, как молчание затягивалось. Мне пауза неудобств не доставляла, в отличие от княгини — только обратив на нее внимание, я ощутил взрывную гамму чувств — от настороженной опаски до раздраженной злости.
Ух ты! Княгиня то и не знает, что говорить.
Не знаю, какие аргументы приводил фон Колер, но Анна Николаевна наступила на горло собственной песне — в буквальном смысле слова, и вызвала меня для того, чтобы извиниться. Но сделать это сейчас просто физически не может, не в силах перешагнуть через себя.
Устроившись в кресле поудобнее, я положил руку на столешницу и дробным перестуком выбил ритм имперского марша из звездных войн. Вместе с княгиней вздрогнули одновременно.
Она — от удивления моей наглости. Я — от запаха денег. Звездные Войны, Гарри Поттер, Оттенки серого — в этом мире ничего подобного нет, и это же золотая жила! Золотая жила, для разработки которой нужны деньги, и немалые — тут же осадил я себя. Забыли пока, к тому же далеко не факт, что популярные в моем мире истории выстрелят здесь.
Кстати, хорошо, что не стал углубляться в размышления, подвиснув совсем ненадолго — судя по виду и эмоциональной ауре, выстрелить в меня уже была готова сама княгиня.
Да, я бы подобному поведению у себя в кабинете и сам был не рад.
Ладно, раз сама она говорить не может — явно не зная, как начать, придется ей помочь. Обиду я запомнил, записал и забыл — при случае верну, сейчас же мне открытый конфликт не нужен.
— Четырнадцать, почти пятнадцать лет я жил в Волынском протекторате и знать не знал о том, что Войцех Ковальский — мне не отец, а назначенный опекун.
Говорил я медленно, глядя над плечом Анны Николаевны. Она смотрела прямо на меня, внимательно слушая.
— Всего три дня назад бойцы специального подразделения армии Конфедерации спасли меня от смерти и вывезли с территории протектората. Почти сразу у меня состоялась беседа с высокопоставленными чиновниками из Собственной Его Императорского Величества канцелярии и Федеральной службы безопасности Российской Конфедерации. В ходе беседы я узнал, что Петр Алексеевич Юсупов-Штейнберг — мой биологический отец.
Княгиня — внешне, сохраняла невозмутимость. Но ее эмоции бушевали огненным смерчем — словно гоночный болид, перевернувшийся на скорости триста километров в час.
— Тайный советник от канцелярии и специальный агент ФСБ в беседе со мной были заинтересованы в том, чтобы я выбрал организацию, под эгидой которого буду служить государю-императору, — кивком показал я на портрет монарха, висевший рядом изображением цесаревича.
— Оба беседующих со мной господина преследовали разные цели, но в одном были единодушны — предлагая сразу принять полагающиеся мне герб и титул.
Сделав паузу, дав несколько секунд княгине на осмысление, я продолжил:
— Не могу точно сформулировать причину, но делать это я пока не готов. Возможно… возможно, — еще раз повторил я, — от полагающего мне герба я откажусь. Не потому что благородство или иные чувства, нет. Не очень люблю находится на коротком поводу у других. Видите, я с вами предельно откровенен, — переведя взгляд с портретов монархов, впервые посмотрел я в глаза княгине.
Старый, но действенный прием — делать вид, что избегаешь чужого взгляда, а после прямо смотреть в глаза. Княгиню взгляд отвести не заставил, конечно, но она слегка сощурилась, и едва-едва кивнула, отдавая дань моей прямоте.
— Я вам неприятен. Вы мне безразличны. Sad, but true, — пожал я плечами.
Это ей, чтобы не расслаблялась слишком сильно.
— Вариант с проживанием в вашем имении меня совершенно не прельщает, но это не мой выбор, и не мое решение. Вы выставили меня из кабинета как мальчика…
«Сам-то ты кто сейчас? Большой дядечка?» — мысленно спросил я сам себя.
… подавальщика в кабаке, — тут же исправился. — И я вынужден реагировать, потому что нельзя никому позволять вытирать об себя ноги. Согласны?
Княгиня, не отводя взгляда, сцепила пальцы и медленно изменила позу, положив локти на стол.
— Вы необразованный и беспардонно наглый молодой человек, — медленно проговорила она.
— Я должен был сказать «согласны, ваше сиятельство?» — моментально догадался я. Память Олега помогла.
— Именно, — едва кивнула княгиня.
— В том, что не образован — вины не чувствую. Не я такой, жизнь такая. Обвинения в том, что беспардонно наглый — отвергаю. Вот если бы я спросил «согласны?», обладая навыком светской беседы, это была бы сознательная шпилька. Я же просто сделал ошибку. Так что, согласны, ваше сиятельство?
— Согласна, — кивнула княгиня.
«Ну и?» — выжидающе глянул я на нее.
— В недавней нашей беседе я вела себя излишне резко, и возможно вышла за рамки.
Пять секунд. Десять. Сохраняя молчание я продолжал смотреть в глаза княгини.
«Это что, все?» — через полминуты задал всем своим видом невысказанный вслух вопрос.
Речь вообще-то шла об извинениях. Компромисс компромиссом, но так это не работает. Как кость собаке бросила, и…
— Для Алексея Петровича Юсупова-Штейнберга это ничтожно мало, признаю. Для Артура Волкова — уже непозволительно много с моей стороны. Согласны?
Вот же ж… И не поспоришь. Один-один.
В тот момент, когда я невольно усмехнулся и покачал головой — признавая ее правоту, княгиня деликатно отвернулась. Причем в моих мыслях в этот момент прозвучал голос Смехова: «Для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер слишком мало…» Все, точно Мустафа теперь Планшетом будет.
Ладно, это раунд закончили. Начинаем следующий.
— В моей судьбе сейчас два явных интересанта — Канцелярия и ФСБ. Я, как уже говорил, сейчас даже слабо представляю в какой мир попал. Мне не хватает знаний, опыта, образования. Я даже не знаком с текстом завещания, в котором упомянут.
Впервые во взгляде княгини промелькнул интерес.
— Я не уверен, что через год, который мне отвели на знакомство с новым для меня миром, я приму титул. Как вы возможно знаете, я…
Пауза. Темная магия — совсем не то, о чем говорят вслух, я это прекрасно понимал.
— О ваших способностях мне известно, — кивнула княгиня. Говорила она, кстати, уже вполне деловым тоном, а ее эмоции слегка улеглись.
— Прекрасно. Если знаете, значит не можете не понимать, что собственная судьба целиком мне больше не принадлежит. Но. То, что мое — отдавать я не намерен.
Губы княгини сжались в тонкую линию, побелев, а сама она напряглась.
— Я не знаю, что по завещанию мне полагается к титулу и гербу. Может быть кроме титула это еще и доля в наследстве…
Не ошибся. Анна Николаевна смогла внешне сохранить невозмутимость, но ее эмоции мне рассказали — в завещании князя мне полагается не только герб, перечеркнутый лентой незаконнорожденного.
— При этом я понимаю, что мое вступление в свои права может нести вашему роду серьезные проблемы. И готов предложить сделку.
Настало время княгини смотреть мне в глаза с немым вопросом.
Пять, десять секунд. Когда дождался ответного молчаливого «Ну и?» от нее, удовлетворенно кивнул и заговорил.
— Я хочу ознакомится с завещанием Петра Алексеевича. После этого мы можем обсудить варианты — к примеру, замена моей доли на денежную или консолидированную имущественную компенсацию. Возможно — еще раз, возможно, я и вовсе буду готов отказаться от титула. Вопрос цены.
— Несмотря на юные годы, не могу не отдать дань вашей деловой хватке, — медленно произнесла Анна Николаевна.
— Тяжелое детство, дефицит игрушек, — пожал я плечами. — Приходилось книги читать.
— Можете многого добиться и превратиться в опасную фигуру. Если доживете, — улыбнулась уголком губ княгиня. Взгляд ее при это оставался серьезным.
Не понял, это вот сейчас была прямая угроза с ее стороны? Но уточнять не стал, обдумаю это позже. Вновь демонстративно пожал плечами, уже без комментария.
— Я подумаю над вашим предложением, — после небольшой паузы произнесла она, снова откидываясь на высокую спинку кресла.
— Когда я смогу ознакомится с завещанием? Или чтобы узнать размер моей доли мне необходимо обратиться к наставникам?
— Я могу с этим помочь, и ваши наставники будут лишними в этом… нашем семейном деле, — с некоторым усилием произнесла княгиня. — Но для вас же будет лучше, если мы вернемся к этому вопросу во время ближайших школьных каникул. К этому моменту я смогу сформировать для вас предложение.
— Через… три месяца? — не смог я скрыть удивление.
— Что-то не так? — также искренне удивилась княгиня.
— Срок на формулировку предложений еще могу понять и принять. Но три месяца ждать, чтобы ознакомится с текстом завещания?
— При всей похвальной деловой хватке, вам не хватает ни знаний, ни опыта, ни образованности. У нас впереди как минимум год. Именно столько вы выиграли себе время на раздумывание? Три месяца не играют никакой роли, тем более что у вас не будет возможности уделить вопросу своего наследства должного внимания.
Глядя мне в глаза, княгиня — судя по ее виду и эмоциям, вдруг осознала, что я не понимаю, о чем речь.
— Когда вы использовали поле подавления, это заметили только я и фон Колер, — уже другим тоном произнесла она.
«Когда это я использовал поле подавления?» — мысленно спросил сам себя. И тут же получил ответ, вспомнив ярость княгини и объявшее ее пламя, потухшее тогда, когда мир передо мною окрасился в серую пелену, расчерченную теневыми всполохами.
— Применение своих способностей при неинициированном источнике… — медленно произнесла собеседница. И дальше заговорила, уже не скрывая удивление: — Вы этого не знаете? Использование своих способностей при неинициированном источнике может быть очень опасно. Смертельно опасно. Для вас, — внимательно смотрела Анна Николаевна, делая паузы мне на осознание сказанного.
Оу-оу-оу. Снова появилось стойкое желание воскликнуть «Астанавитесь!»
Даже в груди защемило грустью о прошлой жизни. Заливисто смеющаяся Вика, улыбающаяся Света — специально сделавшая вид, что покачнулась — для того, чтобы прильнуть ко мне на пару мгновений. От осознания, что не могу вернуться на другой глобус — где нет вот этого вот всего, стало тоскливо.
Но при всей накатившей тоске по прошлой жизни информацию о смертельной опасности воспринял совершенно спокойно. Еще одна вводная — уже настолько привык к шокирующим новостям, что появился некий фатализм. Даже азартный интерес — а чем еще меня сможет удивить этот мир? Княгиня между тем продолжала:
— Инициация источника до достижения шестнадцати лет — лотерея, самая настоящая русская рулетка. Думаю, первые три месяца — с учетом загруженности в школе, точно не то время, когда вы сможете думать о разделе нажитого мною имущества. У вас и кроме этого будет достаточно забот.
«Нажитого мною имущества».
Вот это поворот. Если я правильно понял полыхнувшую сейчас злость и обиду, Петр Алексеевич подложил женушке самую настоящую свинью. Но даже и без четкого восприятия ее эмоций, об этом можно было догадаться даже на акценте, который княгиня сделала на слове «мною».
— Все настолько печально? — поинтересовался я.
Княгиня не ответила. Но, с учетом того, что ее глаза полыхнули пламенем, я понял — она прекрасно поняла подтекст вопроса. Поняла то, что я имел ввиду совсем не свои проблемы. И ее ответ — в горящем самым настоящим огнем взгляде, получил самый исчерпывающий. Кстати, в этот раз смог не вздрогнуть от неожиданности.
Наверное, мне даже стало ее по-человечески жалко. Но эмоции отдельно, дела отдельно — это взрослая жизнь. Особенно с этими акулами. Нет, не так. Тем более с этими акулами. It’s all about business, как говорят прагматичные англосаксы.
— Можно обсудить вопрос о моем переезде, — предложил я.
Отнюдь не из чувства жалости предложил. Пожалел и забыл — это не мои проблемы. Просто жить целый год под одной — пусть и большой, крышей с ненавидящей тебя владетельной аристократкой…
— К сожалению, этот вариант не рассматривается.
— Почему же?
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам… Вы удивительно хваткий молодой человек, но при этом вам не хватает ни знаний, ни опыта, ни образованности… ни даже логики.
Вот сейчас обидно было — про логику. По больному бьет. Тем более обидно, что про отсутствие образования и знаний сам подтвердил вслух — теперь наверняка часто это слышать от нее предстоит. Оценивая состоявшийся разговор, уверен — княгиня не обладает эмпатией на том уровне, который появился у меня. Но она женщина, и явно безошибочно считала, что эти слова трогают меня за живое.
Отвечать не стал. Проглотил, но запомнил — ждал продолжения.
— Вы разве не задумывались о том, почему за использование темных искусств во всех странах Первого мира введена смертная казнь?
«Ч-черт…»
— Не задумывались, — кивнула княгиня. — Так что, Артур, ступайте скорее к Максимилиану Ивановичу, и дабы не поддаться одержимости, учитесь, учитесь и еще раз учитесь. В точности так, как завещал нам святейший патриарх Владимир.
В моем мире учиться завещал тоже Владимир, но работавший чуть по другому профилю. Подумал об этом вскользь — старался лицо держать.
Ладно, Анна свет Николаевна, я научусь — и еще отвечу тебе достойно. Но потом.
Поблагодарив кивком княгиню за информацию, поднялся и направился к выходу.
— Артур! — окликом был остановлен у самой двери.
— Это была наша с вами первая, пробная сделка. От меня — уже озвученная информация, от вас — жду обещание.
— Слушаю внимательно.
— Держитесь подальше от Анастасии.
— Обещаю держаться от княжны Анастасии как можно дальше, — низко склонил голову я, скрывая улыбку. И уже приоткрыв дверь, обернулся.
— Ваше сиятельство. Бонусом, нижайшая просьба.
— Слушаю внимательно.
— Пусть княжна Анастасия также держится от меня подальше.
Широко улыбнувшись, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. После того как щелкнул замок, постоял несколько секунд. Не зря — услышал приглушенный звукоизоляцией двери звук удара. Или ладошкой о стол саданула, или в стену что-то кинула.
Два-два.
Еще раз улыбнувшись, развернулся и двинулся прочь, барским жестом подозвав ожидающего поодаль Мустафу.
О разговоре с княгиней уже не то, чтобы забыл — отложил в сторону. Теперь мне надо узнать — из-за чего, действительно, за использование темных искусств положена смертная казнь. Догадок было много — в популярной массовой культуре тема темных искусств активно освещалась — сериалы, кино, книги. Но использовать информацию из масс-медиа в оценке подлинной подноготной темной магии — как изучать работу полиции, основываясь на сериалах «Ментовские войны».
А ведь еще одна новая вводная — о смертельной опасности использования способностей при неинициированном источнике. Еще бы знать, что такое источник…
«Вангую, друг Горацио, впереди тебя действительно ожидает еще много сюрпризов», — подсказал мне внутренний голос. Впервые сразу и не нашелся, что ответить.
