Улица Москвы

– Если он выиграет это пари, хотя, добавим, он ни с кем не спорил, это будет новое слово в астрономии, новое слово в искусстве и одновременно в науке. С нами на связи Стэн Лепель. Стэн, добрый день!

– Добрый день! – с улыбкой ответил Лепель.

– Вы сейчас находитесь у себя в мастерской, в Ивелине…

Он больше не хмурился и не изображал из себя озабоченного интеллектуала. На его лицо вернулась задорная юношеская улыбка, делавшая его таким симпатичным во времена «Голограмм».

– Вся Франция ликует! – продолжил журналист, который, судя по всему, проходил стажировку не в отделе культуры и искусства, а в отделе спортивных программ. – Кажется, у нас есть новые снимки с МКС…

Действительно, на экране появилось изображение надувного мозга, парящего над земным шаром. Выглядело оно изумительно.

– А для вас, Стэн, у нас есть сюрприз! Наш канал получил эксклюзивное право, и сейчас мы на прямой связи с космонавтами Международной космической станции, – с гордостью произнес журналист. – МКС, вы нас слышите? – Он плотнее надвинул наушники. – Do you receive us? This is french television…

* * *

Ален выключил звук. Сегодня он целый день ходил по вызовам и только что вернулся домой. У многих пациентов в спальне стоял телевизор, поэтому он был более или менее в курсе космических приключений Bubble. Ален принадлежал к исчезающей категории семейных врачей, которые все еще навещают больных на дому, – почти никто из его коллег-терапевтов давно этим не занимался. На самом деле мало кто из его соотечественников желал работать врачом, особенно терапевтом. «Медицинская газета» недавно опубликовала большой материал, озаглавленный «Врачебная пустыня». В нем говорилось о том, что пожилые врачи уходят на пенсию, а смены им нет. Муниципалитеты небольших коммун с населением в три-четыре тысячи человек лезли из кожи вон, чтобы заманить к себе доктора. Автор статьи приводил в пример кантон Лозер, жители которого с нетерпением ждали приезда одной румынки, согласившейся занять вакансию врача. К сожалению, это нельзя было назвать решением проблемы, потому что нехватка медицинского персонала ощущалась и в самой Румынии, вынужденной приглашать на работу специалистов из Литвы и Украины.

В квартире было тихо. Вероника рано утром уехала в экспоцентр в Порт-де-Версай на салон по дизайну интерьера и предупредила, что вернется только к ужину. Ален налил себе кофе и сел разбирать почту, которую консьержка мадам Да-Сильва сложила на коврике возле двери. Отсортировав счета и рекламу, он нашел конверт со своим именем, надписанный от руки, и собирался его вскрыть, когда в дверь позвонили.

– Кто там? – спросил Ален.

– Это Ирина, – ответил ему женский голос.

– Ирина… – пробормотал Ален и открыл дверь.

– Не знаю, ты меня помнишь? – Она стояла на пороге, держа за ручку чемодан на колесиках.

– Конечно, помню… Вас трудно забыть, – добавил он, обнаружив, что стоя – раньше он видел ее лежащей на диване – она на голову выше его.

– У меня для тебя кое-что есть. Можно войти?

– Конечно! – Ален посторонился, пропуская гостью в квартиру. – Сюда, пожалуйста. – Он пригласил ее в приемную, которая вечером, после ухода последнего пациента, превращалась в гостиную.

Ирина пошла вперед, катя за собой чемодан.

– Вы что, уезжаете?

– Да, мне скоро на самолет. Возвращаюсь в Россию. Может, потом в Калифорнию поеду. У меня там друзья. Тоже смотришь? – спросила она, показывая на телевизионный экран, на котором висело изображение летящего в космосе Bubble. – Хорошо, он, наверное, доволен. Все только про него и говорят. Он об этом мечтал.

– Вы больше у него не живете?

– Нет, я его бросила. – Она сняла кожаную куртку.

– Мне очень жаль… – пробормотал он.

– Вот еще, нашел о чем жалеть! – воскликнула Ирина, с удобством усаживаясь на диван. – Так намного лучше. Намного. У тебя виски есть? – чуть помолчав, спросила она.

Ален кивнул.

– Налей мне виски. Лепель вообще не пьет. У него только экологически чистые овощные соки. Морковь, артишоки, водоросли… Бр-р.

– Льда? Воды? – крикнул Ален из столовой.

– Нет, ничего не надо, – ответила Ирина.

Ален вернулся в гостиную с бутылкой «Боумор» и двумя стаканами и подвинул к дивану свое кресло.

– Хорош! – остановила его Ирина, когда он наливал виски ей в стакан.

Доза показалась ему подходящей, и он налил себе столько же.

– Будем здоровы! – сказал он. Присутствие в гостиной этой русской девушки его смущало.

Они чокнулись, и каждый отпил по глотку.

– Ты тут один?

– Да. Я сегодня по вызовам ходил. У моей медсестры выходной.

– Жены у тебя тоже нет?

– Ну почему, – хмыкнул Ален. – Есть. Она на выставке, по работе. Вернее сказать, я думаю, что на выставке. – Он поболтал виски у себя в стакане.

– Думаешь или знаешь?

Ален улыбнулся с видом человека, которому все нипочем, и посмотрел Ирине в глаза.

– Жена мне изменяет. Поэтому я никогда точно не знаю, где она.

Ален сам изумился своим словам. Иногда мы делимся самыми сокровенными мыслями и чувствами с совершенно посторонним человеком, которого больше никогда не увидим, – как раз потому, что он для нас посторонний и больше мы его не увидим.

– Это нехорошо, – осуждающе сказала Ирина, и Ален снова удивился, но списал строгость в ее голосе на пережитки сурового советского воспитания.

– Чего уж хорошего, – вслух согласился он.

Он глотнул виски.

– Не так давно я спросил ее, изменяет она мне или нет. Я надеялся, что она скажет: «Нет». Она и правда сказала: «Нет», но я знал, что она врет, и даже немного обиделся – лучше бы сказала «Да». Сложная это штука, жизнь вдвоем… Мне надо бы ее бросить, но я не могу… Слишком давно все это началось…

– Тсс! – прошептала Ирина и приложила палец к его губам. – Твоей жены нет, а у меня мало времени.

Она провела своими длинными пальцами Алену по щеке и слегка взъерошила ему волосы.

– Что ты делаешь? – задохнувшись, спросил он.

– Я не просто так к тебе пришла. Я принесла тебе песни, – тихо сказала она. – Песни твоей группы. Лепель их все сохранил. А я переписала на флешку. Для тебя.

– Песни… – выдохнул Ален. Он не понимал, почему у него кружится голова: то ли от известия о том, что песни нашлись, то ли оттого, что рука Ирины гладила его шею и уже спустилась к верхней пуговице его сорочки.

– Кто ты? – спросил Ален. – Модель? Это ведь так называется?

– Тсс! Ты слишком много говоришь. Не надо ничего говорить. – Она расстегнула на нем вторую, а за ней и третью пуговицу. – Люди говорят, что жизнь коротка, – шепнула она ему на ухо, – а вот мой дедушка говорит, что жизнь длинная и скучная. Понимаешь? – Она взглянула ему в глаза и настойчиво повторила: – Понимаешь?

Ален не был уверен, что все понимает, но руки Ирины, уже расстегнувшие на нем сорочку, казалось, без слов твердили ему, что жизнь – длинна и скучна, а потому надо пользоваться каждым счастливым мгновением. Ирина сняла сапоги и носки, затем встала и скинула юбку и джинсовую рубашку. Ален не отрываясь смотрел на нее: она завела руки за спину и мгновенным движением сбросила с себя бюстгальтер. Она стояла перед ним и молча на него смотрела. Ален протянул руку и коснулся этого совершенного тела, словно хотел убедиться, что Ирина действительно существует и что девушка в белых стрингах посреди его приемной – не плод его фантазии. У нее была потрясающая шелковая кожа, круглая грудь и плоский горячий живот. Она легла на диван и закинула босые ноги за подлокотник. Сколько человек успели посидеть на этом диване, подумал Ален, наверное тысячи. Он менял на нем обивку, но сам диван достался ему от отца.

– Иди сюда, – сказала она, и он осторожно, как будто приближался к красивой дикой кошке, подошел.

Первый поцелуй был нежным; последующие – по инициативе Ирины – все более требовательными и нетерпеливыми, и в какой-то миг Алену показалось, что он целует Беранжеру на Лионском вокзале. Даже не так: как будто в Ирине сосредоточились все Беранжеры всех упущенных молодостей. Не было больше прожитых лет; прошлое исчезло. Осталось только настоящее – и никакого будущего. На свете не существовало ничего, кроме двух тел на диване, которые узнавали друг друга, а потом, не сговариваясь и не произнося ни слова, одновременно встали и перешли в спальню, чтобы вернуться к безумным поцелуям и все более смелым ласкам. В мире не существовало ничего, кроме девушки, готовой отдать себя, ничего не требуя взамен. Ничто не имело значения – только тот факт, что он был жив, удивительным образом жив. Место действия – Западная Европа; время действия – XXI век.

Пока тело Ирины изгибалось в полусумраке спальни, издавая поднимавшиеся ввысь сладостные стоны, там, над облаками, птицами и самолетами, в бесконечности пространства, под воздействием космических сил, превративших ее в сферу почти совершенной формы, конструкция под названием Bubble взорвалась в галактическом безмолвии. Ее лохмотья полетели на Землю, прочертив в небесах яркий светящийся след, какой оставляет падающая звезда.