В краю улыбок

– Вам нужно будет заняться восстановлением кишечной флоры, – сказал Ален пациенту, и тот важно качнул головой. В этот миг в дверь постучали.

– Войдите, – разрешил Ален.

В дверь просунулась голова Мариам:

– Пришел месье Лежен.

– Прекрасно. Попросите его подождать. Я приму его через пять минут.

Ален предложил Фредерику самый простой вариант: по приезде во Францию прийти к нему в кабинет и назвать ассистентке свое имя. Он пригласит его в промежутке между двумя пациентами, не заставляя долго ждать.

Проводив кишечного страдальца, Ален выглянул в приемную и не узнал сидящего на стуле мужчину, который поднялся ему навстречу. Вокруг лысой макушки у того кустились седые кудри, делая его похожим на Лео Ферре; он носил маленькие очочки в красной пластмассовой оправе и явился в толстенном пуховике. Примерно так, по мнению Алена, должен выглядеть пожилой учитель математики, придерживающийся левых взглядов. Мужчины пожали друг другу руки. «Привет», – сказал Фредерик. «Привет», – ответил Ален, пытаясь отыскать в его лице черты молодого блондина, игравшего на синтезаторе мелодию «We are such stuff as dreams are made of». Напрасный труд. Он мог бы оказаться рядом с ним на автобусной остановке и не признал бы бывшего товарища. «Неужели и я так же постарел», – думал Ален, пропуская Фредерика в кабинет.

– Хорошо долетел? – спросил он, чтобы хоть что-то сказать.

– Да, вчера. Шесть лет не был. Больно долго лететь. Но я обычно принимаю снотворное и дрыхну без задних ног. Так что все нормально.

Ален кивнул.

– Ты на неделю?

– Да. Продаю родительскую квартиру. Они десять лет назад умерли.

Ален снова кивнул, решив, что выражать соболезнования немного поздновато, и вместо положенных слов просто нахмурил брови.

– Мы с сестрой ее сдавали, – продолжил Фредерик. – Приличному мужику, он прожил у нас пять лет, но потом переехал. А сейчас жильцы меняются как перчатки, снимают на месяц-другой, и все. Сестра живет в Страсбурге, я на Самуе, так разве за ними уследишь? – Он почесал затылок. – Вот в прошлом году мы и решили, что лучше ее продать. Год покупателя искали, прикинь, целый год! Никто на нашу цену не соглашался, а квартирка – загляденье, в современном доме, окна во всю стену. Риелтор говорит, такие квартиры сейчас спросом не пользуются, никто не хочет жить в такой дыре. И то правда, в этом нашем Ла-Гаренн-Коломбе от скуки подохнуть можно. Если б ты знал, до чего я рад, что больше не живу во Франции. До чего у нас народ стал злой, хуже собак. Мы с сестрой в отеле остановились, рядом с Северным вокзалом. Бумаги подпишем, и ноги в руки. Ты себе не представляешь, что это такое. Из портье слова не вытянешь, ему бы в похоронном бюро работать, а не в отеле. Ни одна свинья не помогла нам донести чемоданы. А обедать мы пошли в соседнюю пивную, так они с нас содрали по тридцать восемь евро с каждого! За яйцо под майонезом, несъедобный бифштекс и жареную картошку, которая даже не хрустела! Прикинь, это же двести тридцать франков! Полторы тыщи батов! Очуметь! Да у нас на полторы тыщи батов ты себе банкет закатишь! Свадебный пир! Огромная рыбина плюс напитки – это триста батов, то есть семь с половиной евро, да еще тебе это все принесут прямо на пляж, в соломенную хижину, да с улыбкой, да еще рыбку цветочком украсят! Честное слово, вы психи, что тут живете, точно тебе говорю.

Ален кивнул. Он не знал, что сказать. Он никогда не был в Таиланде, как, впрочем, и в других странах Азии.

– В Таиланде все улыбаются, – продолжил Фредерик, – про нас так и говорят: «край улыбок». И это не пустые слова. Тайцы – прелесть, ты даже вообразить себе не можешь, до чего они милые и приветливые. А тут! Грязь кругом, вонь, на улицу выйти противно. Во Франции что, мусорщики перевелись? Или люди превратились в свиней? Тайцы никогда не бросают мусор куда попало, они уважают природу, и друг друга уважают.

Ален покорно слушал эту непатриотичную речь. В подобном духе часто высказывались добровольные изгнанники, променявшие родину на теплые страны (Марокко или Тунис), а то и вовсе перебравшиеся в Азию (в Таиланд или на Бали). Среди его пациентов был один пенсионер, который уехал жить в Сенегал; вместе с другими соотечественниками они образовали там небольшую собственную колонию. Он тоже на все лады расхваливал сенегальцев и дивный климат Сенегала.

– Ты нашел кассету? – прервал его разглагольствования Ален.

– Нет, – ответил Фредерик. – Вчера смотрел даже в родительском подвале. Думал, вдруг туда ее сунул. Но нет. Наверное, выбросил.

Ален покачал головой.

– А ты что, еще играешь? – оживился Фредерик.

– Нет. Правда, свою «Гибсон» не выбрасывал. Она у меня в шкафу лежит. Но играть – нет, не играю. А ты?

– Иногда по вечерам бренчу на синтезаторе, – ответил Фредерик, и в его глазах вспыхнули похотливые искры. – Клиенты просят после ужина. Им нравится танцевать под звездным небом.

Ален представил себе, как Фредерик в накинутом на плечи парео, в сандалиях на босу ногу стоит перед синтезатором и наигрывает старые шлягеры вроде «My way» Клода Франсуа или «Маленький цветок» Сиднея Беше, а вокруг него кружатся в танце под разноцветными лампочками пары. Очень трогательно.

– У меня три месяца назад сын пропал, – вдруг сказал Фредерик. – В прошлом году он принял ислам и исчез. Я вот думаю, не понесло ли его в Сирию… Вот так включишь вечером CNN, а там показывают фото этого засранца в бороде и с «калашниковым» в руках. С женой я два года назад развелся, сейчас собираюсь жениться на тайке. А жена сбежала с одним типом из посольства.

Ален в который раз качнул головой. Он не знал, что сказать этому практически незнакомому человеку, который не сохранил кассету с записью «Голограмм».

– Так что там с фурункулом? – встрепенулся Ален. – Давай взгляну.

Фредерик не заставил просить себя дважды, быстро снял штаны и подставил Алену задницу. Воспаление по сравнению с фотографией усилилось.

– А зачем тебе наши песни? – спросил Фредерик, стоя со спущенными штанами.

– Просто так, – буркнул Ален. – Для детей. Хотят послушать. Да мне и самому приятно вспомнить. Я назначу тебе антибиотики и выпишу две мази.

– А знаешь, мне кажется, что не так уж хорошо мы и играли, – сказал Фредерик, застегивая штаны. – Иначе нам бы ответили со студии звукозаписи. Назначили бы встречу. Разве нет?

– Наверное, – кивнул Ален.

– А остальные? – спросил Фредерик, усаживаясь на стул. – Что-нибудь про них знаешь?

Ален посмотрел на него. Стоит ли рассказывать ему, что во Франции сейчас горячо обсуждается тема возможного президентства ЖБМ, брат которого покончил с собой в витрине собственного магазина, скопировав картину «Смерть Марата»?

– Нет, ничего, – ответил он и стал выписывать рецепт.

В конце концов, может, он и прав: чем без толку суетиться здесь, наверное, лучше переехать в симпатичное местечко и жить в окружении приветливых и милых людей.

– Сколько я тебе должен? – спросил Фредерик, поднимаясь.

– Шутишь, что ли? Ничего, – ответил Ален самым добродушным тоном.

Он проводил посетителя в приемную.

– Счастливого пути, Фредерик. Лечи свой фурункул.

– А ты, если соберешься в наши края, дай мне знать.

Ален – в который уже раз – согласно кивнул. Фредерик собрался уходить, но в последний момент обернулся, тронул Алена за плечо и доверительно сказал:

– А все-таки жутко мы постарели, а? Ладно, пока!

Он ушел.

Ален остался стоять молча. Мариам подняла к нему удивленный взгляд, но не успела ничего сказать – Ален резко развернулся и исчез в кабинете, хлопнув дверью.

* * *

– «Блэк-бильярд», – произнес мужской голос.

– Добрый день! – поздоровался Ален. – Я хотел бы поговорить с Себастьеном Вога-ном.

В трубке повисла тишина.

– А больше вы ничего не хотите? – после паузы снисходительно спросил тот же голос.

Ален представил себе высокомерного молодого человека из хорошей семьи – в его времена такие вступали в «Группу союз защиты». Ишь, наверное, думает он: так тебя и соединили с шефом, жди-дожидайся.

– Если он на месте, передайте ему, что звонит Ален Масулье.

– А-лен Ма-су-лье? – по слогам повторил юнец. – А вы кто? Политический журналист? Вы по какому вопросу звоните?

Ален не хотел грубить, но не сдержался.

– Я Ален Масулье, старый приятель Себастьена Вогана по кличке Жирный Себ. Так мы его звали, пока он не занялся спортом. Годится?

В трубке снова настала тишина.

– Я узнаю, на месте ли командир, – буркнул юнец.

Ален услышал, как стукнула положенная на стол трубка. «Командир…» – усмехнулся он про себя.

– Масулье, здорово! – проорал в трубке голос Вогана. – Что, надумал насчет пропустить по рюмахе? Сколько мы не виделись? Четыре года? Или пять?

– Почти шесть, – поправил его Ален. Разумеется, он прекрасно помнил их последнюю встречу в ресторане.

Это было после семинара, организованного крупной фармацевтической компанией. Вместе с Аленом за столом сидели еще два десятка терапевтов. Им уже подали основное блюдо, и они вели неспешный разговор о последних дженериках, когда в зале вдруг появился Воган в сопровождении своих бритоголовых помощничков, одетых в черные майки и кожаные плащи. «Смотрите, Воган!» – шепнул кто-то из докторов, обращаясь к сотрапезникам. Воган обвел обедающих царственным взглядом, вдруг увидел побледневшего Алена и двинулся к нему с протянутой для пожатия рукой. «Вот это сюрприз! Как дела, малыш?» У него было крепкое мужественное рукопожатие. «Да все нормально… – пролепетал Ален. – А ты как?» – «Как всегда, лучше всех! Заглянул бы как-нибудь! Опрокинем по рюмахе!» – «Непременно, – пробормотал Ален. – Я тебе позвоню…» Воган рявкнул: «Приятного аппетита, господа!» – таким голосом в армии отдают приказы – и направился к своим гвардейцам, уже оккупировавшим стол в глубине зала. Ален поднял глаза на коллег, смотревших на него с молчаливым недоумением. «Мы… мы с ним в школе вместе учились, – с фальшивой беззаботностью произнес Ален, чьи слова убедили лишь малую часть присутствующих. – Судьба с удивительной регулярностью сталкивает нас с ним каждые шесть лет, и не спрашивайте меня почему – я сам не знаю». Инцидент был исчерпан, и застольная беседа вернулась в медицинское русло.

Шестилетний интервал был соблюден и на сей раз, хотя инициатором встречи выступил Ален.

– Что я могу для тебя сделать? – раздался в трубке голос Вогана.

– Просто хотел кое-что тебе рассказать.

– А конкретнее нельзя?

– Может, я зайду в твой… – Ален умолк, подыскивая слово. Бар? Бильярдный клуб? Штаб?

– В мой сельский штаб? – помог ему Воган.

– Ты что, перебрался в деревню?

– Грядут большие перемены. Приезжай в любое время. Я предупрежу, тебя пропустят.

И Воган повесил трубку.