Современная церковная жизнь от идеальной далека — так же примерно, как каждый из нас по отдельности и все мы вместе далеки от идеальной христианской жизни. Болезни и немощи наши — общие и частные — многочисленны и разнообразны, но есть среди них такая, о которой хотелось бы лишний раз сказать особо — потому именно, что мало кто считает ее за болезнь. Имя ей — страсть ко всевозможным переменам.

В переменах как таковых ничего дурного нет. Скорее наоборот: отсутствие перемен часто является признаком застоя, бездеятельности, ведущей к деградации. Но вот только… перемены переменам рознь. Тем более что одно дело, когда речь идет о переменах в тебе самом и твоих обстоятельствах, и совсем другое, когда менять ты собираешься что-то, что неизмеримо больше тебя и твоего личного опыта.

Я очень хорошо помню, что меня в свое время в Церковь привело именно желание измениться. Я понимал: моя жизнь, такая, какой она была, неправильна, неправильно и то, что я вижу в себе самом, — все это надо менять. Как, каким образом? Ответы на эти вопросы я находил уже внутри Церкви. И помощь, и поддержку — и человеческую, и, что гораздо важнее, благодатную — также находил и нахожу по сей день. Оглядываясь назад, я могу сказать, что много воды утекло с тех пор, как я переступил впервые церковный порог, — это было лет около тридцати тому назад.

Но неизменным осталось одно: ощущение того, что и сегодня во мне слишком многое не так, что мне нужно еще немало потрудиться, немало — то есть всю оставшуюся жизнь. И при этом я с максимальной отчетливостью понимаю, что лишь в Церкви этот труд принесет свой плод, вне ее он невозможен.

Появилось ли у меня за прошедшие годы чувство того, что менять нужно что-то не только во мне самом, но и в Церкви, в которой я пытаюсь спасаться? Да, конечно, появилось. Мы многое делаем неправильно, часто ошибаемся, принимаемся искать какие-то «новые формы» церковной жизни — и находим, как правило, далеко не лучшие. И поэтому, безусловно, многое нуждается в исправлении. Многое — это примерно то же, что нуждается в исправлении и в нас.

Однако при этом у меня почему-то ни разу не возникло желания что-то изменить в тех церковных традициях, которые я с самого начала воспринимал как данность — сначала непонятную, но не отторгаемую вследствие этого сердцем, а затем логически объяснимую. Отчего так? Да, есть вещи, которые кажутся мне подчас не совсем удобными. Но есть и другое: понимание, что любые перемены в том, что касается традиций, необходимо совершать с огромной осторожностью, деликатностью, смирением, и сверх того требуется не только опыт, но и некое благодатное просвещение. У себя же я ничего такого не нахожу — чего-то не нахожу в достаточной степени, а чего-то — вообще ни в какой.

И меня очень часто удивляет и озадачивает готовность к осуществлению таких перемен в Церкви в людях, за которыми наличия всех вышеперечисленных качеств и способностей я тоже признать не могу. Нет, не потому, что я плохо о них думаю. Причина в другом: мы практически все сегодня в Церкви — «дикие маслины», как говорил об этом апостол Павел. Мы привились к питающему, дающему нам жизнь дереву, но еще не стали им, оставаясь дикими во многих отношениях. Это не обидно, это не унизительно, это просто правда. И потому… потому вряд ли стоит решаться на изменение того, что вводили в жизнь Церкви люди, в отличие от нас, не дикие, намного более опытные, намного более разумные, намного более осторожные. Гораздо правильнее было бы сосредоточиться на том, от чего мы все время отвлекаемся, как ребенок с затрудненной концентрацией внимания, — на тех самых пресловутых переменах в себе самих, в которых остро нуждаемся не только мы, но и находящиеся рядом с нами люди.

Думать на эту тему приходится так или иначе постоянно: она не теряет своей актуальности на протяжении уже долгого времени. Но мотивом для настоящего рассуждения стала недавняя дискуссия по поводу, который кажется мне совершенно надуманным. Однако многих это безпокоит почему-то всерьез: надо ли целовать руку священника.

Надо или нет — вот серьезнейший, важнейший, судя по всему, вопрос! И мнения высказываются самые различные. Что ж, и я рискну высказать свое: конечно, надо. Мне представляется странным, что людям церковным (а участники дискуссии в значительной своей части люди именно такие) может быть непонятно, что, целуя десницу пастыря или архипастыря, мы не выражаем почтение ему лично как человеку, а свидетельствуем о своем благоговении к его сану, к той благодати, которая дарована ему в таинстве рукоположения.

И более того: прикладываясь к его руке, благословляющей Святые Дары, мы помышляем о другой Руке — все совершающей и претворяющей хлеб и вино в Плоть и Кровь. Чего мы боимся? Что кого-то из современных, чуждых христианскому символизму людей этот «варварский» обычай оттолкнет? Что священники и епископы могут пострадать, принимая данное целование на свой счет и оттого превозносясь? Честно скажу: не понимаю.

Но очень хорошо понимаю другое: как в горах достаточно бывает неудачно задеть всего лишь один камешек, чтобы спровоцировать сход лавины, так и в отношении церковных традиций — достаточно изменить что-то малое, отказаться от него, и процесс изменений будет шириться и расти, подобно той же лавине. Ведь слишком многое в повседневной жизни Церкви построено именно на традиции — не на точном расчете, не на законах физики или химии, а на том, что когда-то наши отцы (не отцы и деды, разумеется, а апостолы, святители, преподобные отцы) приняли некие внешние формы как оптимальные для выражения тех или иных духовных реальностей.

Нужно ли что-то в этих формах менять, приспосабливаясь к действительности современной? Возможно, что нужно. Но тут все обстоит как и с редактированием богослужебных текстов: редактировать, делать их более понятными необходимо, но вот только достаточного количества квалифицированных редакторов, способных подъять этот труд и понести его, не повредив при том богослужению, совершенно однозначно нет.

Мне кажется, что сейчас наша жизнь и без того крайне сложна: перед нами множество вызовов, и далеко не на все мы готовы дать уверенный ответ. Вряд ли стоит сегодня концентрироваться на внешних изменениях — какими бы «назревшими» они кому-то ни казались: не стоит как-то трансформировать внешние формы, когда у нас такие проблемы с внутренним содержанием, когда масса людей вообще не понимает, каким оно должно быть. Не надо, потому что это может привести к последствиям до конца не предсказуемым. Гораздо лучше стараться извлечь пользу из того, что есть, нежели пытаться заменить его чем-то другим.

Кому-то представляется странной традиция целовать благословляющую руку священника, кому-то кажется, что прикладываться к иконам — обычай еще более странный, кто-то полагает, что причащаться из одной Чаши и одной лжицы негигиенично, стоять во время службы — тяжело, спрашивать о согрешениях на исповеди — неделикатно. И много всего еще такого кажется и представляется. Но стоит начать «процесс перемен», как его уже не остановишь. Вот почему лично я убежден: не надо начинать. И к иконам по-прежнему лучше прикладываться, и из одной Чаши причащаться, и руку священника целовать, и не требовать, чтобы он делал то же в ответ. Ничего в этом особенно затруднительного нет. А смысл глубокий внутренний — есть. И если что-то надо менять, так это, повторюсь, то в нас самих, что нам этот смысл видеть мешает.