Мой близкий друг и собрат по служению как-то раз спросил меня:

— А ты замечал когда-нибудь, что люди, которые причащаются в воскресенье на ранней, совсем другие?

Он, возможно, не совсем корректно сформулировал свою мысль, но я его сразу понял. Нет, безусловно, с таинственной точки зрения достоинство литургии ранней никоим образом не отличается от достоинства литургии поздней. Но так получается, что на позднюю литургию приходят люди, для которых очень важно помолиться вместе с теми, кого они ощущают как духовную семью, которым торжество Евхаристии, а тем паче Евхаристии в день воскресный, обязательно нужно разделить со всем приходом, представленным в это время в максимальной своей полноте. А раннюю предпочитают те, кто находит для себя удобным, встав пораньше и помолившись в храме, иметь потом возможность посвятить оставшийся день каким-то иным делам: поездке на дачу, походу в гости, кино, домашним заботам. Или же — те, кому нравится, когда на службе не так много народу Ничего предосудительного в этом нет, но мотив все-таки прослеживается.

Желание быть в храме с людьми и желание быть в храме одному или в малочисленном обществе… Прежде всего разным здесь является отношение к самой сути приходской и — шире — церковной и в целом христианской жизни. А это очень серьезно, потому что настоящий, полноценный приход, община — это и есть та среда, в коей формируется, проходит путь становления христианин. Тот, разумеется, в сердце которого слова молитвы Господней звучат как дивная песнь любви к Богу и человечеству: «Отче наш», а не превращаются в усеченное и обедненное «Отче мой».

Я беседовал однажды с человеком — умным, глубоким, искренним, ревнующим о спасении. И, пытаясь помочь ему разобраться в духовных проблемах, в которых он путался, как стреноженная лошадь, пытающаяся пуститься вскачь, спросил его, в частности, прихожанином какого храма он является.

— Я духовный турист, — с горечью ответил мой собеседник. — Нигде пока не прижился, перехожу с прихода на приход: всенощное бдение в одном храме, литургия — во втором, исповедь — в третьем, а соборование — как придется.

И такой ответ в его невзгодах и внутренних тупиках многое объяснил…

 

 

Безусловно, храм — это, прежде всего, дом Божий, дом молитвы. И приходим мы в него не в поисках человеческого общения, дружбы, помощи и поддержки, не к людям приходим, а к Богу. Но между тем как благоволил Господь устроить с самого начала Свою Церковь, прибежище всех спасающихся, столп и утверждение истины (1 Тим. 3, 15)? Как общину, соединенную не только единым исповеданием веры, единым образом богослужения, единой иерархией, едиными правилами благочестивой жизни, единым Духом Своим, наконец, но и узами любви. Той, благодаря которой у множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее и не было между ними никого нуждающегося (Деян. 4, 32, 34). Укореняясь в этой любви, в ней возрастая, человек возрастал и в любви к Богу. В противном же случае так легко было бы принять за любовь к своему Создателю лишь мечты о ней, лишь временами рождающийся в душе отклик на Его любовь, больше похожий на слабое, едва различимое эхо.

В этой же общине — и от начальствовавших в ней, и от «простых» верующих — узнавал человек истины учения Церкви о спасении. А затем — знакомился с ее Преданием, воспринимал ее молодую еще тогда, но уже сложившуюся традицию. В той же общине он находил и собратьев-христиан, более сведущих, нежели он, в жизни духовной, более искушенных в брани с собственными страстями и с общим врагом нашего спасения. И их опыт, непосредственно воспринимаемый им через естественное, живое общение, а еще в большей степени — через пример, обогащал и назидал его, поддерживал в мгновения слабости и малодушия.

Если же христианин, пребывая в общине, впадал по общей нам всем гордости в какое-то заблуждение, то оно вскоре становилось заметным для окружающих, да и для него самого. И начальник общины — епископ или поставленный им пресвитер — в полном смысле мог ощущать себя пастырем, от Господа назначенным пасти овец Его духовного стада, наблюдая за ними, не давая потеряться, отбиться от стада, вовсе сбиться с пути.

В общине же человек находил и образ, способ своего служения Богу и Церкви — теми дарами и способностями, которыми наделил его Господь и которые были необходимы здесь и сейчас — в том месте, куда Он его привел, и именно в это самое время.

Наша жизнь существенно разнится с жизнью первых христиан, с этим не поспоришь. Мы менее ревностны, менее самоотверженны, более горды и оттого немощны. Но потребности в Церкви и в ее приходской общине это никак не отменяет, — напротив, делает ее еще более острой и насущной.

Одна из самых страшных болезней современного мира — равнодушие, какая-то аномальная способность не замечать человеческой нужды, боли, необходимости лично в нашем участии. И если человек даже в храме не испытывает теплых чувств по отношению к тем, с кем составляет единую семью единого Отца, если у него не появляется желания участвовать в их жизни, помогать, поддерживать, а иногда и самому просить о точно такой же помощи, то, значит, и здесь, в этой духовной лечебнице, его болезнь остается не-уврачеванной. Значит, он еще не на пути к любви. И, выходит, что бы ни делал он, все, по апостолу, останется медью звенящей и кимвалом звучащим (см. 1 Кор. 13, 1).

Тема прихода как общего дома, пространства общей жизни христиан очень тесно связана с темой духовного руководства. Нередко сегодня можно слышать, что «опытных, духовных священников нет, а потому и не надо искать духовника, какой в этом смысл». Помимо того, что эти слова наполнены гордостью, они свидетельствуют и об очень большом неразумии. Христианской жизни нельзя научиться исключительно самому, «по книгам» — во многом она окажется тогда выдуманной, искусственной, изобретенной, подобно велосипеду, который выглядит почти как настоящий, но не едет в нужную сторону… Эта жизнь требует причастности к традиции, вхождения в ту среду, в которой человек с открытым сердцем, искренне ищущий возможности приблизиться к Богу, научится по благодати Духа Святого тому, чего на словах никак не объяснишь, — и узнает, о чем молился Господь Своему Небесному Отцу, говоря: да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин. 17, 21).

Требует эта жизнь и окормления, наставления, которые невозможны без более или менее постоянного наблюдения. Должен быть один священник, у которого постоянно исповедуется христианин, к которому обращается за советом, за разрешением неминуемо возникающих вопросов и недоумений. Он не обязательно должен быть мужем высокой подвижнической жизни, как и не требуется, чтобы он обладал какими-то особыми дарами. Просто он должен быть пастырем с определенным жизненным и духовным опытом, неравнодушным к своему спасению и спасению своих чад. А такие пастыри и в наше духовно скудное время есть.

Христианин, не имеющий духовника, гораздо чаще ошибается, падает, а упав, не знает, как встать и что делать дальше. Он оказывается предоставленным лишь самому себе, сам о себе судит и чаще всего сам себя оправдывает. Отсутствие духовника имеет и особое «удобство»: не говорить одному и тому же священнику о всех своих преткновениях, не краснеть раз за разом, являя ему новые и новые свидетельства своей немощи, малодушия, неверности, а подчас и подлости. Можно ведь одно сказать одному, другое — другому, третье — третьему пастырю. И уже не так стыдно и не так трудно, и гораздо проще думать о себе по-прежнему хорошо… Но только на самом деле похож бывает такой христианин-«безотцовщина» на запущенный, неухоженный сад или на овцу со свалявшейся, нестриженой шерстью да ввалившимися от голодной жизни боками. Это не всегда бросается в глаза, но взгляд внимательного священника непременно это заметит. Нужен духовник, обязательно нужен.

А найдя духовника, совершенно естественно не только регулярно исповедоваться у него, но и к приходу, на котором он служит, привязаться, осесть там, пустить корни. И спустя какое-то время понять, что «ходить в храм» и «жить в Церкви» — это две очень разные, хотя и неразрывно связанные между собой вещи. Зачастую человек, который просто «ходит в храм», воспринимает Церковь как нечто нужное, полезное, важное, но все же внешнее, в то время как живущий в Церкви мыслит о ней как об огромном, удивительном целом, частью которого он является. Но это достигается на самом деле только тогда, когда вливается христианин в приходскую общину, когда начинает мыть в храме полы, чистить подсвечники, убирать с церковного двора мусор, пономарить, читать на клиросе, петь, участвовать в нуждах своих братьев и сестер, не отвергая при том и их участия, когда оно необходимо. Ведь апостол Павел не просто так уподобляет Церковь телу, а людей в ней — частям этого тела (см. 1 Кор. 12, 12–28). Каждый из членов тела служит ему, имея свое назначение от Бога. Так и мы в Церкви: каждому отведено особое служение. Но это, конечно, в том случае, если мы понимаем, что Церковь в этом служении нуждается и что мы к нему призваны. А этого, повторюсь, вне приходской общины и не поймешь, по крайней мере — правильно.

Можно, конечно, как и в случае с отсутствием духовника, много найти объяснений, почему в конкретном случае все не так: не нахожу сплоченной общины, не вижу пастыря, который бы о создании такой общины заботился, не понимаю, как войти в ее жизнь, и т. д. Но все это, как и в отношении невозможности найти духовника, неправда. Все зависит от произволения. Ну и от разумения верного.

И могу привести пример, который подтвердит, что утверждение это не голословно. Около полугода назад довелось мне познакомиться с жизнью прихода, ютящегося в небольшом приспособленном для богослужения помещении. На протяжении долгого времени там не было постоянного священника, служил то один, то другой. Не было, разумеется, и постоянного пастырского окормления. И вместе с тем это один из самых дружных и сплоченных приходов, мною когда-либо увиденных. Общая жизнь, забота о храме и друг о друге, совместная трапеза, какая-то удивительная, семейная атмосфера… Откуда все это? Просто у людей есть понимание, что именно так в Церкви необходимо жить. И желание так жить есть.

Так что нет ничего невозможного в этой общей, общинной жизни — по примеру христиан древних. Просто надо сознательно выбирать между ней и… духовным туризмом, с его такой «удобной», совсем не обременяющей свободой.