Глава II
В это самое время на затянутую тучами вершину горы Вайалиль с неба извергались сплошные потоки дождя. В узких расщелинах, куда никогда не ступала человеческая нога, безымянные растения поникали под холодными струями, насекомые, ни разу не видевшие человека и не знавшие, что он одним движением способен положить конец их хрупкому существованию, прятались под мокрыми листьями. То были неведомые людям места, неведомые людям травы, неведомые людям букашки. Редкость на этой планете, почти все обитатели которой, сколь бы ни были они неуловимы, осторожны или редки, не избегают общей участи — утыканной булавками коробки, гербария или банки со спиртом.
А в погруженном во мрак океане меж островами плыли киты, детеныши бок о бок с матерями; молодняк играл, выскакивая из воды и вздымая тучи брызг, юным китам словно хотелось поближе взглянуть на звезды, прежде чем снова погрузиться в темные волны. А в коралловых рифах, скрытых под водой, в пещерах и впадинах, столь же девственных, как и вершины Вайалиль, тоже бурлила невидимая жизнь; теплый прилив нес мириады живых существ, которые, несмотря на свои крошечные размеры, служили пищей резвившимся наверху громадным китам.
Но что происходило между горными вершинами и подводными рифами? Здесь тоже жила своя тайна. Правда, формы протекающей здесь жизни невозможно было отнести к какому-либо виду или отряду, ибо речь идет о том, что происходило в человеческом сознании, в человеческом сердце. Эта тайная жизнь проявляет себя редко, лишь при стечении особых обстоятельств, но когда она выходит наружу, это становится истинным откровением. Близость любви и близость смерти побуждают то, что скрывается в глубинах человеческого существа, заявить о себе, а порой это случается под воздействием простых, незамысловатых вещей, таких как грустная песня или приятная мысль. Однако самым мощным катализатором этих загадочных внутренних процессов является стремление познать иную, божественную сущность, мечта эта освещает потаенные уголки человеческого сознания, подобно вспышке пламени, негасимого пламени...
— Кто бы ты ни был, — прошептала Рэйчел, — войди и покажи свое лицо.
Мужчина вошел в открытую дверь. Несмотря на просьбу Рэйчел, он не спешил поворачиваться к ней лицом, но тело его она могла рассмотреть во всех подробностях. Как она и ожидала, оно было прекрасным, стройным и мускулистым.
— Кто ты? — спросила она, но ответа не последовало. — Это ты развел костер?
— Да, — голос незнакомца был глубоким и мягким.
— А дым...
— Он преследовал тебя.
— Да.
— Я приказал ему сделать это.
— Ты приказал дыму, — медленно повторила она. Это утверждение отнюдь не показалось ей абсурдным.
— Я хотел, чтобы дым рассказал тебе обо мне, — заявил он. На этот раз Рэйчел уловила в его голосе нотки иронии, словно он и не рассчитывал, что она ему поверит. Точнее, предполагал, что поверит ровно наполовину.
— Почему? — спросила она.
— Почему я хотел увидеть тебя?
— Да.
— Я очень любопытен, — пояснил он. — И ты тоже.
— Разве я любопытна? Я даже не догадывалась, что ты за мной следишь.
— Но ты вышла из дому посмотреть на огонь, — напомнил он.
— Да, потому что боялась... — начала Рэйчел и осеклась, так как продолжение собственной мысли ускользнуло от нее. А в самом деле, чего она боялась?
— Ты боялась, что ветер разнесет поленья и устроит пожар...
— Да, — пробормотала она, смутно припоминая причины давно затихшей тревоги.
— Я бы никогда этого не допустил, — заверил ее Галили. — Разве Ниолопуа не рассказал тебе почему?
— Нет...
— Еще расскажет, — пообещал Галили. И добавил нежно и задумчиво: — Бедный мой Ниолопуа. Он тебе понравился?
Рэйчел несколько замешкалась, она не задумывалась о впечатлении, произведенном на нее немногословным садовником.
— На вид он вежливый и тихий, — наконец сказала она. — Но по-моему, он притворяется. Думаю, на самом деле он злой. И очень скрытный.
— У него есть на это причины, — заметил Галили.
— Конечно. Все ненавидят членов семьи Гири.
— Все мы делаем то, к чему вынуждает нас жизнь.
— А чем занимается Ниолопуа? Помимо того, что подстригает лужайку?
— Он доставляет меня сюда, когда мне это нужно.
— И каким образом?
— О, у нас есть способы сообщения, о которых трудно рассказать в двух словах, — произнес Галили. — Но, как видишь, я здесь.
— Вижу, — кивнула она головой. — Ты здесь. И что теперь?
В голосе ее звучал отнюдь не праздный интерес. Хотя язык ее шевелился с трудом и слова медленно слетали с ее губ, она прекрасно знала, что хочет услышать, знала, что вызывает его на этот ответ. Теперь он должен был сказать, что явился, чтобы разделить с ней постель, чтобы развеять ее мечтательную истому и слиться с ней в любовном экстазе. Чтобы поцелуем пробудить ее к жизни, новой жизни, где нет места печалям и разочарованиям.
Но услышала она совсем другое.
— Я пришел рассказать тебе историю, — сказал он. — Чудесную историю.
— А я не слишком взрослая, чтобы слушать сказки? — улыбнулась она.
— Слушать сказки можно всю жизнь, — ответил он. — Всю жизнь.
Он был прав. А она была готова услышать из его уст любую повесть, любую сказку, хотела отдаться музыке его нежного голоса, наблюдая при этом за игрой цветных кругов перед глазами. Она чувствовала, что голос его придаст этой радужной круговерти форму и содержание.
— А ты не мог бы выйти на свет, так чтобы я видела твое лицо? — попросила Рэйчел.
— Нет, лицо рассказчика должно быть в тени, — покачал он головой. — Это необходимое условие.
Она не поняла, в чем смысл этого условия, но спорить не стала, чувствуя, что нынешней ночью ей следует принимать на веру все его слова.
— Рассказывай, — только и произнесла она.
— С удовольствием, — откликнулся он. — С чего бы начать?
Он немного помедлил, словно собираясь с мыслями. Когда же голос его зазвучал вновь, Рэйчел уловила в нем некоторую перемену, слова его теперь подчинялись определенному ритму, и говорил он слегка нараспев, подчеркивая мелодию каждой фразы.
— Представь далекую, далекую страну. Представь давние благословенные времена, когда богатые были исполнены доброты, и милосердия, а бедные несли Бога в сердцах своих. В стране этой жила юная девушка по имени Джеруша, о которой и пойдет речь в моей истории. В ту пору, о которой я собираюсь рассказать тебе, Джеруше минуло пятнадцать лет, и во всем подлунном мире не сыскать было девушки счастливее. Почему? — спросишь ты. Она была счастлива, ибо была любима. Отец ее владел огромным, домом, наполненным сокровищами, которые были доставлены из самых отдаленных уголков бескрайней империи. Но дочь свою он любил больше, чем самое драгоценное из всех своих сокровищ, больше, чем те сокровища, которыми он обладал в самых заветных мечтах. И не проходило дня, чтобы он не сказал своей Джеруше о том, как велика его любовь. Как-то раз на исходе лета Джеруша отправилась на прогулку; извилистая тропа, вьющаяся между лесными деревьями, привела ее в заветный уголок, который она особенно любила. То был склон на берегу реки Зон, а река эта была южной границей владений отца Джеруши.
Порою, приходя на берег реки по утрам, Джеруша видела, как местные женщины стирают свою одежду, а потом раскладывают ее на скалах, под горячими лучами солнца. Но девушка предпочитала одиночество, поэтому обычно приходила к реке позднее, в разгаре дня. Так она поступила и в тот раз, но, хотя солнце уже стояло в зените, сквозь переплетения веток Джеруша увидела, что у кромки воды кто-то сидит. Это была не деревенская женщина. То был мужчина или некто, подобный мужчине. Он неотрывно смотрел на собственное отражение в речной глади. Я сказал, что незнакомец, был подобен мужчине, ибо, хотя очертания его фигуры, несомненно, были мужскими, в ярком солнечном свете тело его чудесно сияло. То оно казалось серебристым, то мгновение спустя темнело.
Князь Лорент, так звали отца Джеруши, приучил ее не бояться никого и ничего. Он был разумным человеком, не верил в дьявола и столь сурово наказывал каждого, кто дерзнул совершить злодеяние на его землях, что даже самые отпетые преступники больше не решались нарушать границы его владений. Он не только воспитал в дочери отвагу, но и объяснил ей, что на свете встречается множество диковинных вещей, о которых не упоминается в ее школьных учебниках, впрочем, отец Джеруши утверждал, что все чудеса, как бы они ни поражали воображение, можно объяснить с точки зрения, здравого смысла и придет время, когда наука сумеет сделать это.
Поэтому, увидев незнакомца, Джеруша не убежала прочь, но подошла к воде и поздоровалась с ним. Мужчина, услышав ее голос, отвел взгляд от своего отражения. На голове его не было ни единого волоса, ни бровей, ни ресниц, однако, несмотря на это, в его облике была какая-то жутковатая красота, пробудившая в душе девушки чувства, до той поры ей неведомые. Незнакомец, устремил на нее взор своих сверкающих глаз, улыбнулся, но не произнес ни слова.
— Кто ты? — спросила Джеруша.
— У меня нет имени.
— Имя есть у всех, — возразила девушка.
— А у меня нет. Клянусь, это так, — сказал незнакомец.
— Значит, тебя не крестили? — удивилась Джеруша.
— Я не помню этого, — ответил он. — А тебя крестили?
— Да. Разумеется.
— В реке?
— Нет. В церкви. Так хотела моя мать. Она уже умерла.
— Крещение в церкви нельзя назвать истинным, — заявил незнакомец. — Ты должна вместе со мной войти в реку. Я дам тебе новое имя.
— Но мне нравится имя, которое я ношу.
— Как же тебя зовут?
— Джеруша.
— Хорошо, Джеруша. Войди же в воду вместе со мной.
С этими словам он встал, и, взглянув на его чресла, Джеруша увидела, что из того места, где у мужчин находится член, у познакомила бьет струя воды, чрезвычайно плотная на вид, искрящаяся и переливающаяся в лучах солнца...
До этого момента Рэйчел внимала рассказчику, затаив дыхание, благодаря магии его слов она словно воочию видела яркий солнечный день и юную девушку на речном берегу. Но теперь она слегка приподнялась на кровати и устремила взгляд на темный силуэт на пороге. Что за историю он собирается ей поведать? Похоже, это отнюдь не сказка.
Смущение Рэйчел не ускользнуло от Галили.
— Тебе не о чем волноваться, — сказал он. — Мой рассказ не оскорбит твоей стыдливости.
— Ты в этом уверен?
— А почему ты спрашиваешь? Или предпочитаешь услышать что-нибудь непристойное?
— Нет, я просто хочу быть готова ко всему.
— Не бойся...
— Ничего я не боюсь...
— Войди в воду, — больше не обращая на нее внимания, продолжал он.
Рэйчел поняла, что он продолжает свою историю, и затихла.
— Что это? — спросила Джеруша, указывая на чресла незнакомца.
— У тебя нет братьев?
— Они ушли на войну, — пояснила Джеруша. — Мы ждем их домой, но всякий раз, когда я спрашиваю отца, скоро ли они вернутся, он целует меня и просит быть терпеливой.
— И что же ты об этом думаешь?
— Я думаю, что они, должно быть, мертвы, — призналась Джеруша.
Незнакомец рассмеялся.
— Я хотел спросить, что ты думаешь вот об этом, — и он указал на струю, бьющую из его тела. — Как это тебе нравится?
Джеруша пожала плечами. Струя не произвела на нее сильного впечатления, но она не считала возможным в этом признаться.
— Вежливая девушка, — улыбнулась Рэйчел.
— А ты в подобных обстоятельствах не была бы вежлива? — осведомился Галили.
— Пожалуй, была бы. Я тоже не люблю говорить мужчинам правду.
— И в чем же она состоит, твоя правда?
— В том, что сокровище того или иного мужчины не так привлекательно, как...
— Как тебе хотелось бы?
Рэйчел промолчала.
— Ты имела в виду что-то другое, не так ли? — спросил он.
Рэйчел опять не ответила.
— Прошу тебя, — настаивал Галили. — Скажи то, что ты хотела сказать.
— Сначала я хочу увидеть твое лицо.
Воцарилась тишина, ни один из них не двигался и не произносил ни звука. Наконец Галили вздохнул, словно выражая свою покорность, и сделал шаг по направлению к кровати. Лунный блик упал ему на лицо, но свет этот был так слаб, что Рэйчел сумела составить лишь самое приблизительное представление о его внешности. Кожа Галили была шоколадно-коричневой, а щеки поросли щетиной, еще более темной, чем его кожа. Голова же была выбрита наголо. Глаз ночного гостя Рэйчел не удалось рассмотреть, лунный свет не проникал в его глубокие глазницы. Рот, похоже, был красивым, скулы высоки и хорошо очерчены, Рэйчел показалось, что лоб его пересекает шрам, но она не была уверена.
Что до его одежды, то она состояла из грязной белой футболки, слишком широких линялых джинсов и потрепанных сандалий. Как и предполагала Рэйчел, у него была великолепная фигура — широкая сильная грудь, мощные руки и ноги, мускулистый живот чуть выдавался под легкой тканью.
Внезапно она поняла, что он так долго скрывался в тени вовсе не потому, что хотел ее подразнить, просто он не любил, когда его разглядывали. И теперь, ощущая на себе оценивающий взгляд Рэйчел, он смущенно потупился, переминаясь с ноги на ногу и с явным нетерпением ожидая, когда Рэйчел закончит свой осмотр и он сможет вновь удалиться в тень. Ей даже показалось, что он сейчас спросит: «Мне можно идти?» Но вместо этого он сказал:
— Прошу тебя, закончи свою мысль.
Она уже успела забыть, о чем шла речь. Облик ночного гостя, странное и привлекательное сочетание врожденной властности и желания оставаться в тени, телесной красоты и небрежности в одежде — все это произвело на Рэйчел необыкновенное впечатление, вытеснившее из ее головы все прежние мысли.
— Ты говорила о том, что сокровище того или иного мужчины не так привлекательно, как... — напомнил Галили.
Наконец она вспомнила.
— ...Как то, что находится там у нас, — закончила она.
— О, с этим я целиком и полностью согласен, — откликнулся Галили. И добавил так тихо, что она догадалась о сказанном лишь по движению его губ: — Нет ничего прекраснее этого.
Произнося эти слова, он чуть приподнял голову, и лунный луч выхватил из темноты его глаза. Большие, глубоко посаженные, они были полны чувства — сила, исходившая из этих глаз, казалось, была осязаема, и Рэйчел, словно зачарованная, в течение нескольких секунд не могла отвести от них взгляда.
— Мне продолжать историю? — наконец спросил он.
— Да, прошу тебя, — кивнула она.
Он потупил глаза, словно знал по опыту, сколь силен эффект от его взора, и не желал приводить Рэйчел в замешательство.
— Так вот, я остановился на том, как незнакомец спросил Джерушу, понравился ли ей его член. — Это пошлое слово, неожиданное в его устах, заставило Рэйчел содрогнуться. — И Джеруша сочла за благо промолчать.
— Но она не могла побороть желания войти в воду и приблизиться к нему. Ей хотелось узнать, что она почувствует, когда щека его коснется ее щеки, его тело — ее тела, когда пальцы его скользнут по ее грудям и животу вниз, в ложбинку между ног.
Судя по всему, незнакомец, прочел мысли девушки, ибо он произнес:
— Ты покажешь мне то, что у тебя под юбкой?
Джеруша сделала вид, что эти слова возмутили ее до глубины души. Впрочем, нет, она и в самом деле была возмущена, но отнюдь не так сильно, как можно было подумать.
Не следует забывать, что в те давние времена женщины носили глухие одежды, закрывавшие их тела от шеи до лодыжек. Естественно, юная девушка растерялась, когда мужчина таким обыденным тоном попросил ее показать ему самый укромный уголок своего тела.
— И что же она ответила? — спросила Рэйчел.
— Сначала она молчала. Но, как я уже упоминал, благодаря своему отцу Джеруша выросла бесстрашной девушкой. Разумеется, окажись здесь ее отец, он пришел бы в ужас, увидав, к каким последствиям привели его уроки и его нежные родительские поцелуи, но его не было рядом. Джеруше оставалось лишь внимать голосу своей интуиции, а голос этот говорил: почему бы нет? Почему бы не показать ему то, что он хочет?
И она ответила:
— Лучше я лягу на траву, так будет удобнее. Если хочешь, можешь подойти и посмотреть.
— Только не подходи близко к деревьям, — предупредил он.
— Почему?
— Потому что в лесу водится немало ядовитых тварей, — пояснил он. — Тех, что питаются гниющей плотью покойников.
Этому Джеруша никак не могла поверить.
— Я лягу в древесной тени, — заявила она. — Если хочешь, подойди ко мне. А если боишься, сиди здесь, на берегу.
И она поднялась, чтобы уйти. Но мужчина окликнул ее.
— Подожди, — сказал он. — Есть еще причина.
— Какая же? — осведомилась она.
— Я не могу отходить далеко от воды. Это опасно для меня.
Джеруша расхохоталась, сочтя его слова весьма неловким оправданием.
— Ты просто слаб и малодушен, — презрительно бросила она.
— Нет. Я...
— Ты слаб и малодушен! — перебила она. — Мужчина, который вынужден всю жизнь сидеть у реки? Что за жалкое созданье!
И Джеруша ушла, не дав ему возможности ответить. По выражению лица незнакомца она видела, что задела его за живое. Но она гордо повернулась к нему спиной и направилась в самую гущу зарослей — там она обнаружила небольшую полянку, где трава казалась особенно мягкой и словно манила прилечь. Джеруша растянулась на спине, ногами к реке, так что незнакомец, вздумай он и впрямь последовать за ней, сразу увидел бы сокровище, которое скрывалось между ее ног.
Про себя Рэйчел отметила, что собственная ее поза на кровати, стоявшей как раз напротив Галили, весьма напоминает позу Джеруши.
— О чем ты думаешь? — спросил он.
— О том, что будет дальше.
— Если хочешь, можешь закончить историю сама, — предложил он.
— Нет, — покачала она головой. — Я хочу услышать продолжение от тебя.
— Но может, твой вариант будет лучше, — заметил он. — Может, он будет не таким печальным.
— Значит, это сказка с плохим концом?
Галили повернул голову к окну, и в первый раз луна полностью осветила его лицо. Рэйчел увидела, что первое впечатление ее не обмануло — лоб его и в самом деле пересекал шрам, глубокий шрам, идущий от середины левой брови чуть не до самого темени, крупный рот с полными губами свидетельствовал о чувственности, если только выражение «чувственный рот» вообще имеет смысл. Но не это больше всего поразило Рэйчел. Никогда прежде — ни на фотографиях, ни на картинах, ни в жизни — не доводилось ей встречать лица, на котором столь отчетливо просматривались мельчайшие изгибы и выемки костей, узоры покрывающих эти кости тканей и нервов. Казалось, плоть не маскирует череп, но, напротив, делает его более видимым. Конечно, при рождении Галили глаза его не были полны той печалью, что изливалась из них сейчас, но, вероятно, мозг его еще в материнской утробе знал о неизбежном приближении этой печали, и потому голова Галили приняла соответствующую форму.
— Разумеется, это сказка с плохим концом, — вздохнул Галили. — Иначе и быть не может.
— Но почему?
— Позволь мне закончить, — произнес он, пристально глядя на нее. — А если ты знаешь хороший конец, прошу тебя, расскажи его мне.
И он вновь заговорил, повторив сцену, которую описал, прежде чем прерваться, — как видно, он желал удостовериться, что Рэйчел ничего не забыла.
— Джеруша лежала на мягкой траве между деревьями, неподалеку от реки. Она знала, что незнакомец непременно явится, и, чтобы подготовиться к его приходу, сбросила башмаки и чулки, а потом приподняла бедра, чтобы, снять белье. Обе юбки — и верхнюю, и нижнюю — она спустила до колен. У нее не было нужды прикасаться к собственному телу, чтобы усилить охватившее ее возбуждение. Стоило ей обнажиться, как теплый ветерок, подобно свежему дыханию, обвеял нежный розовый цветок между ее ног, стебли травы, игриво и ласково щекотали ее бедра. Джеруша сладостно застонала. Охватившее ее наслаждение было столь велико, что она не смогла бы молчать, даже если бы от этого зависела ее жизнь.
А потом она услышала его шаги...
— Он был речным богом, — вставила Рэйчел.
— Ты что, уже слышала эту историю?
Рэйчел рассмеялась.
— Так я угадала?
— Почти. Хотя назвать его богом — это некоторое преувеличение. Но все же он не чужд божественности.
— Он старый?
— Не старый, а древний.
— Но не слишком мудрый.
— Почему ты так решила?
— С его стороны глупо было уходить от реки. Ведь это его дом, его обитель.
— Иногда трудно противиться желанию покинуть свой дом, — вздохнул Галили. — Ты знаешь это по собственному опыту.
Несколько секунд Рэйчел молчала, не сводя с него глаз.
— Тебе известно обо мне все, — наконец прошептала она.
— Ты моя Джеруша, — ответил он, и это имя прозвучало в его устах, как величайшая ласка. — Мое дитя, моя невеста.
Услышав это, Рэйчел откинула простыню, скрывавшую нижнюю часть ее тела.
— Раз так, ты должен меня увидеть, — сказала она.
Она лежала, чуть приподняв колени, пространство меж ними тонуло в тени. Но взгляд Галили устремился туда, словно глаза его способны были видеть в темноте, не только видеть, но и проникать в ее тело, в самые сокровенные, самые заветные его места.
Она ощутила его взгляд внутри себя, однако это ее не смутило, скорее наоборот. Ей хотелось, чтобы он никогда не отводил от нее глаз. Да, она ощущала себя его Джерушей, его юной невестой, она лежала на мягкой траве, охваченная неведомым ей прежде волнением. Тело ее сотрясала сладостная дрожь, предчувствие еще большего, почти невыносимого наслаждения томило ее, и это предчувствие дарил ей он — его лицо, его слова, его близость. Сознание того, что он смотрит на нее, было истинным блаженством. Никогда прежде она не испытывала ничего, даже отдаленно подобного этому блаженству. За свою жизнь она познала семерых мужчин, включая первый робкий опыт с Нейлом Уилкинсом. Нет, она не являлась искусной любовницей, но и новичком она не была. Она умела получать и доставлять удовольствие в постели. Однако никогда прежде она не ощущала столь сильного возбуждения, не чувствовала, что взгляд мужчины снимает с нее все покровы.
Господи, они еще не прикоснулись друг к другу, а она уже дрожит. Тело ее источает влагу, и простыня между ног мокра насквозь. Соски ее стали твердыми и напряженными.
— Продолжай свой рассказ... — сорвалось с ее губ.
— Джеруша...
— Лежала на траве и ожидала, когда придет речной бог... — подхватила Рэйчел.
— Она подняла голову и увидела его...
— Да...
— Здесь, между деревьями, он представлял собой печальное зрелище. Каждый шаг давался ему с мучительным, усилием, и голова его опускалась все ниже и ниже.
— Она не пожалела о том, что заставила его оставить реку? — прошептала Рэйчел.
— Нет, — усмехнулся Галили.— В ту минуту ей было не до сожалений, возбуждение заставило ее забыть обо всем. Она хотела лишь одного — чтобы он ее увидел. Никогда в жизни она не испытывала столь сильного желания.
Он подходил к ней все ближе и ближе. Иногда на его сверкающее тело падал солнечный луч, и тогда между деревьями вспыхивала радуга.
Джеруша хотела спросить, нравится ли ему то, что он видит. Но тут она услышала жужжание крыльев и увидела огромное насекомое — размером с птичку колибри, но черное и гнусное, — которое назойливо кружилось над ее головой. Тогда Джеруша вспомнила, как речной человек предостерегал ее...
— Он говорил о ядовитых тварях, — кивнула головой Рэйчел.— О тех, кто питается трупами.
— Да, и насекомое, кружившееся над Джерушей, было самой мерзкой из всех этих тварей. Оно питалось трупами людей, умерших от различных болезней. Не было гибельной заразы, которую оно не несло бы с собой.
Рэйчел застонала от отвращения.
— А ты не можешь заставить эту гадость улететь прочь? — взмолилась она.
— Я тебе уже говорил — если хочешь, можешь завершить рассказ сама.
— Нет, — возразила Рэйчел. — Я хочу дослушать твою историю.
— Насекомое совершило еще один круг... и внезапно опустилось на тело Джеруши.
— Куда именно?
— Может, мне лучше показать? — спросил Галили и, не дожидаясь ответа, подошел к изножью кровати и раздвинул рукой ноги Рэйчел. С замиранием сердца она ожидала, что он коснется ее клитора, но он всего лишь слегка ущипнул внутреннюю сторону ее бедра.
— Насекомое укусило девушку, — сообщил он. — Укусило весьма чувствительно.
Рэйчел вскрикнула.
— Джеруша вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, и одним ударом убила гадкое насекомое, размазав его по своей белоснежной коже, — продолжал Галили.
Рэйчел ощущала, как отвратительное месиво стекает по ее бедрам, она протянула руку, словно хотела стереть остатки насекомого, но пальцы ее встретились с пальцами Галили.
— Не продолжай, не надо, — попросила она.
— Но я еще не закончил, — возразил он и мягко высвободил свою руку.
Рэйчел инстинктивно натянула простыню, словно пытаясь защититься. То, что ей предстояло услышать, пугало ее. Если Галили и заметил ее испуг, то не подал виду и продолжал свой рассказ:
— Убив насекомое, Джеруша мгновенно разрушила блаженную истому, в которой пребывала. Она взглянула на свое обнаженное тело с ужасом и растерянностью, словно не понимая, что она здесь делает. Слезы, обожгли ей глаза, и она попыталась подняться.
— Куда ты? — донесся до нее чей-то голос, и, оглянувшись, она увидела, что речной человек стоит от нее всего в нескольких ярдах.
Выглядел он ужасно. Тело, совсем недавно сверкающее и полное силы, истончилось и стало тусклым. Зубы его выбивали дробь. Глаза глубоко провалились в потемневшие глазницы. И как только ей могло показаться, что он красив, недоумевала Джеруша.
Она резко отвернулась от него, вышла на лесную тропу и отправилась домой.
— А он последовал за ней?
— Нет. Он был совершенно сбит с толку. Он не видел, как Джеруша убила насекомое, и решил, что она передумала и не захотела связываться со столь диковинным созданием. Женщины отвергали его далеко не в первый раз. Он спустился к реке, погрузился в воду и исчез из виду.
— А Джеруша? Что случилось с ней?
— Нечто весьма прискорбное.
Едва добравшись до отцовского дома, она заболела. Насекомое успело отравить ее своим ядом, и к закату девушка впала в беспамятство. Разумеется, ее отец послал за докторами, их прибыло множество, но ни один не осмелился заглянуть между ее ног, тем более, отец, девушки стоял рядом и твердил, что его дочь — воплощение чистоты, и невинности. Доктора применили все средства против лихорадки — холодные примочки, пиявки и прочее, — но ничто не приносило облегчения. С каждой минутой жар усиливался, а к исходу ночи на лице, шее и груди девушки появились язвы — так проявлял себя проникший в ее тело яд.
Наконец, отец Джеруши убедился, что от докторов нет никакого толку, и прогнал их прочь. Оставшись наедине с дочерью, распростертой на постели, он опустился перед ней на колени и заговорил, почти касаясь губами ее уха.
— Ты слышишь меня, дитя мое? — прошептал он. — Прошу тебя, моя единственная радость, если ты меня слышишь, скажи, в чем причина твоего недуга, дабы я мог тебя излечить.
Сначала девушка хранила молчание. Отец не знал, слышала ли она его. Но отчаяние придавало ему настойчивости. Он повторял и повторял свою просьбу. И наконец, уже на рассвете, губы Джеруши шевельнулись, и она прошептала одно-единственное слово...
— Река, — подсказала Рэйчел.
— Да. То было слово «река».
Отец Джеруши тотчас позвал дворецкого и велел ему без промедления послать всех слуг — горничных, поваров и лакеев — на берег реки, где они должны выяснить, что случилось с его ненаглядной дочерью.
Дворецкий поднял на ноги весь дом, и слуги, вплоть до мальчугана, чистившего камины, отправились к реке. А Джеруша и ее отец остались одни в огромном доме, куда уже проникали лучи восходящего солнца.
Ожидание тянулось бесконечно, слезы текли по лицу отцу Джеруши. Он то сжимал руку дочери, то укачивал ее в объятиях и говорил о безграничности своей любви, то, позабыв о том, что всю жизнь уповал лишь на разум, опускался на колени и молил Господа совершить чудо. Слова молитвы впервые сорвались с его языка с тех самых пор, как он, маленьким мальчиком, молился над гробом матери и думал про себя: «Господи, если ты не воскресишь ее, я не буду больше в тебя верить». Разумеется, мать его не восстала из гроба, и мальчик утратил веру.
Но теперь разум уже не казался ему столь всесильным, и он просил Бога совершить чудо, вкладывая в слова молитвы больше страсти, чем сам Папа Римский.
А на берегу реки слуги тоже плакали и молились о выздоровлении Джеруши.
Мальчик, который чистил камины, первым заметил в реке диковинного человека. Он громко закричал, призывая, остальных.
Подбежав на крик мальчика, дворецкий и прочие слуги увидели мужчину, стоявшего по пояс в воде. Кучи утреннего солнца отражались от его сверкающего тела и превращались в искрящиеся разноцветные блики. Люди, столпившиеся на берегу, не знали, восторг или ужас пробуждает в их душах это зрелище. Все они словно приросли к земле и молча наблюдали, как странное создание выходит из реки. Некоторые женщины потупили взоры, дабы не видеть его наготы, но в большинстве своем они не сводили с незнакомца глаз, затуманенных слезами.
— Я слышал, здесь молятся о выздоровлении Джеруши, — изрек речной человек. — Она больна?
— Она при смерти, — ответил мальчик.
— Ты отведешь меня к ней? — обратился к ребенку незнакомец.
Мальчик бесстрашно протянул неведомому существу руку, и они двинулись по тропинке между деревьями.
— И никто не попытался их остановить? — спросила Рэйчел.
— Дворецкий подумывал сделать это. Но суеверия были ему чужды. Он разделял убеждение своего господина в том, что в этом мире все подлежит разумному объяснению и настанет день, когда наука сумеет это объяснение дать. Поэтому он решил не вмешиваться, но следовать за мальчиком и речным человеком на некотором расстоянии.
Тем временем смерть подошла к Джеруше вплотную. Жар, терзавший ее, был так силен, что казалось, вот-вот испепелит девушку дотла.
Тут до слуха обезумевшего от горя отца донесся какой-то шум, словно кто-то протирал мокрой тряпкой ступени лестницы, делал шаг вверх и вновь принимался елозить тряпкой по мрамору. Отец Джеруши выпустил пылающую руку дочери и распахнул дверь. Лестница была залита мерцающими отблесками, подобными солнечным лучам, что играют на поверхности воды. А речной человек поднимался по ступенькам, и каждый шаг для него был мукой. С каждой ступенькой тело его становилось все тоньше. Чем дальше он отходил от своей реки, тем больше жизненной силы терял.
Разумеется, отец Джеруши пожелал узнать, что за странное создание осмелилось войти в его дом. Но у речного человека уже не осталось сил на разговоры. Тогда мальчик взял на себя смелость ответить своему господину.
— Он пришел, чтобы помочь молодой госпоже, — сказал он.
Отек, Джеруши не знал, как к этому отнестись. Разумная часть его сознания твердила: пусть раньше ты не видел ничего подобного, тебе нечего бояться. Но другая часть, та, что недавно просила всевышнего о заступничестве, шептала: вот она, помощь, ниспосланная в ответ на его молитву. И эта часть была исполнена страха, ибо не знала, какой бог направил сюда своего посланника — диковинное серебристое существо, покачивающееся от слабости. И каким образом это загадочное создание сумеет спасти Джерушу?
Пребывая в растерянности, отец Джеруши преградил речному человеку путь в спальню. Но тут он услышал слабый голос дочери:
— Прошу тебя... отец... позволь ему... войти...
Потрясенный тем, что дочь его, лежавшая в глубоком забытьи, заговорила, отец отошел в сторону, и с неожиданной стремительностью, подобно потоку, снесшему плотину, речной человек ворвался в спальню и остановился у постели Джеруши.
Глаза девушки по-прежнему были закрыты, но она знала — спасение близко. Она поспешно стала срывать с себя рубашку, перепачканную кровью и гноем. И хотя руки Джеруши были слабы, через несколько мгновений она избавилась от одежды, и взорам отца и речного человека открылось се обнаженное тело, покрытое жуткими язвами.
Потом Джеруша подняла руки, словно приглашая возлюбленного разделить с ней ложе...
Галили немного помедлил и закончил более тихим голосом:
— Впрочем, не «словно приглашая». Джеруша и в самом деле звала к себе речного человека.
В комнате повисла напряженная тишина. Джеруша лежала воздев руки, речной человек замер у изножья кровати, а отец не сводил с них глаз, по-прежнему не зная, правильно ли он поступил, допустив к дочери этот странное существо.
Потом, не произнося ни слова, речной человек устремился к девушке. И, едва коснувшись ее, он утратил человеческие очертания, превратился в подобие волны, омывшей лицо и руки, груди и бедра Джеруши. Джеруша закричала от боли и страха, когда вода зашипела и забурлила, точно попав на огонь. От тела девушки повалил пар, и комната наполнилась зловонием.
Но когда пар развеялся...
— Девушка была здорова? — догадалась Рэйчел.
— Девушка была здорова.
— Совершенно?
— Да, все язвы до единой исчезли бесследно. На теле Джеруши не осталось ни пятен, ни шрамов. Кожа ее вновь сияла белизной. Пропал даже след от первого укуса.
— А речной человек?
— Разумеется, он тоже исчез,— беззаботно заметил Галили, словно это обстоятельство представлялось ему не стоящим упоминания.
Но Рэйчел думала иначе.
— Так он принес себя в жертву, — вздохнула она.
— Думаю, именно это он и сделал, — подтвердил Галили. И продолжил свою историю:
— Отец Джеруши решил, что Бог хотел преподать ему урок, наказать за недостаток веры и поэтому послал страдания и муки его обожаемой дочери. Так Господь заставил вольнодумца понять, что никто из нас не может обойтись без помощи свыше.
— Иными словами, отец Джеруши считал, что Бог хочет заставить его молиться.
— Ты права.
И если намерение всевышнего воистину было таково, оно исполнилось, ибо отец Джеруши стал весьма набожным человеком. Он потратил все свои деньги на возведение храма у реки, на том самом месте, где Джеруша встретилась с речным человеком. Замечательный получался храм, не знающий равных. Он по праву считался бы восьмым чудом света, если бы строительство было завершено...
— Так храм был не закончен? Но почему?
— Видишь ли... у этой сказки несколько странный конец, — сказал Галили.
— Более странный, чем все остальное?
— Полагаю, да.
Дело в том, что отцом Джеруши овладела странная идея — он считал, что купель нового храма должна непременно наполняться речной водой. Местные церковные власти были против этого, ибо полагали, что воды реки не являются священными и не могут служить для крещения младенцев. На это отец Джеруши ответил... ты догадываешься, что он ответил. Он сказал, что нет более священных вод, чем эти. Именно эти воды испилили его дочь, и нет надобности шептать над ними молитвы по-латыни, дабы они обрели священную силу. Епископы не замедлили пожаловаться в Рим, и Папа пообещал лично разобраться в этом вопросе.
Тем временем в соборе кипели работы по проведению труб в неф, где стояла великолепная купель флорентийской работы.
Надо заметить, дело происходило ранней весной. Той зимой в горах выпало много снега, и, когда наступила пора таяния, вода в реке поднялась небывало высоко, старожилы, не помнили, чтобы она бурлила так сильно. Шум реки заглушал голоса людей, работавших в храме, так что им приходилось кричать что есть мочи. Все эти обстоятельства объясняют то, что произошло...
— И что же произошло?
— Как-то раз отец Джеруши осматривал собор и приблизился к купели, именно в тот момент, когда кто-то из рабочих — как видно, позабыв о полученных распоряжениях, — впервые попробовал наполнить ее речной водой через трубы.
Гул стоял такой, словно разразилось землетрясение. Весь собор содрогался от основания до шпиля. Каменные плиты, скрывавшие, трубы, — а каждая из этих плит весила не меньше тонны, — под мощным напором воды взлетели, точно игральные карты.
Перед глазами Рэйчел с изумительной ясностью встала эта кошмарная сцена, в ушах ее раздавался оглушительный грохот. Она видела, как сотрясаются стены, слышала отчаянные крики людей, метавшихся по храму в поисках спасения. Еще до того, как Галили заговорил вновь, она знала, что спастись не удалось никому. Все эти люди были обречены на смерть.
— А когда вода наконец достигла купели, она обрушилась в нее с такой силой, с такой яростью, что купель тут же разлетелась на куски, — продолжал Галили. —Тысячи каменных кусков наполнили воздух...
Об этом Рэйчел не подумала...
— ...Точно пули. А некоторые из них не уступали по величине пушечным ядрам.
Рэйчел воображала, что обвалится крыша, что рухнувшие стены погребут людей под обломками, но она не догадывалась, что основная опасность таится именно в купели...
— И подобно смертоносным пулям, эти осколки крушили черепа, пронзали сердца, ломали руки и ноги. Все это произошло в течение нескольких секунд.
Отец Джеруши стоял ближе всех к купели. Ему повезло — он умер первым. Огромный осколок, на котором был вырезан херувим, увлек его в реку. Тело его так и не нашли.
— А остальные?
— Ты сама можешь представить, какая участь их ожидала.
— Они погибли.
— Все до единого. Для всех, кто работал на строительстве собора, этот день стал последним.
— А где была в это время Джеруша?
— В доме отца. Кстати, с тех пор как началось возведение собора, дом этот впал в величайшее запустение.
— Значит, она не погибла.
— Да, она и несколько слуг остались жить. Среди слуг, между прочим, был мальчик, в обязанности которого входило чистить камины.
Тот самый, что некогда привел речного человека к постели умирающей Джеруши.
Тут, к разочарованию Рэйчел, Галили смолк.
— И что же дальше? — нетерпеливо спросила она.
— Это все. Случилось то, что должно было случиться. А чего ожидала ты?
— Не знаю... чего-то еще... — в замешательстве протянула Рэйчел. — По-моему, это сказка без конца.
— Мне очень жаль, но я ничего не могу изменить, — пожал плечами Галили. — Я рассказал все, что знал.
Рэйчел чувствовала себя слегка обманутой, он умело разжигал ее любопытство, искушал загадками и намеками, но вот история его завершена — по крайней мере, сам он утверждает, что это так, — а таящийся в ней смысл до сих пор не ясен.
— Это всего лишь сказка, — заметил Галили.
— Но у каждой сказки должен быть конец.
— Я лишь повторю то, что уже сказал: если хочешь, можешь придумать конец сама.
— Я тоже повторю то, что уже сказала: я хочу услышать ее конец от тебя.
— Но мне он неизвестен, — покачал головой Галили и бросил взгляд в окно. — Думаю, мне пора.
— Куда?
— Надо возвращаться на яхту. Она называется «Самарканд». Стоит на якоре у берега.
Рэйчел не стала допытываться, что заставляет его спешить; во-первых, она рассердилась, что его рассказ обманул ее ожидания, а во-вторых, не хотела подавать виду, что нуждается в нем. Однако она все-таки не удержалась и спросила:
— Но ты вернешься?
— Это зависит от тебя, — откликнулся он. — Если ты хочешь, я непременно вернусь.
Он сказал это так просто, так доверчиво, что все раздражение Рэйчел улетучилось без следа.
— Конечно, я хочу, чтобы ты вернулся, — сказала она.
— Значит, так и будет, — ответил он и скрылся за дверью.
Она напрягла слух, чтобы услышать звук его шагов по лестнице, но ей не удалось разобрать ни малейшего шума. Тогда она вскочила с кровати и бросилась к окну. В эту минуту луну и звезды скрыла плотная завеса туч, лужайка потонула во мраке. И все же она сумела разглядеть его стремительно удалявшийся к берегу силуэт. Она провожала его глазами, пока он не растаял в темноте. Потом она вернулась в постель и в течение часа лежала без сна, прислушиваясь к мерному рокоту волн, к учащенным ударам собственного сердца и задаваясь праздным вопросом, не сошла ли она с ума.
