Ожидание благодатных переживаний и даров от Бога приводит нас к тому, что мы теряем дары и настоящие и будущие. Тогда Бог нас совершенно отвергает, потому что Он не может говорить с нашим духом. Эти переживания становятся самоцелью для нас, и нашим богом оказывается то, чего мы добиваемся, а не Сам Бог, Который нам это дает. Так что молчание — вот пространство, в котором мы должны жить, а мерило нашей жизни — это ближний и, в особенности, старец [1, 84].

 

 

Как правило, мы становимся пред Богом и просим Его даров с мыслью, что мы их достойны, что Он должен нам их дать. Мы говорим: «Разве не сказал, Господи, Твой апостол: Ревнуйте о дарах бóльших (1 Кор. 12, 31)? Так дай же мне сейчас то, что я прошу, в этом нуждается Твоя Церковь». Но Церковь ни в чем не нуждается. Это твоя гордость в этом нуждается. Так чувствуешь ты сам.

Может случиться, например, что я, погрязший в грехе человек, принимаю решение оставить этот грех, но не оставляю его, однако же прошу Бога, чтобы Он дал мне дары, которые принадлежат лишь людям очищенным. И сколько раз падаю, столько раз решаю избавиться от греха, и чем дольше не исправляюсь, тем больше повышаю свои требования к Богу.

Какая-нибудь девушка, желающая выйти замуж, решает построить двухэтажный дом, чтобы кто-нибудь взял ее в жены. Проходят годы, и она говорит, что нужно построить четырехэтажный дом, но не работает, не ищет денег на постройку дома. Потом она говорит, что нужно построить шестиэтажный дом, пока, наконец, не состарится и не умрет в том же сарае, в котором и родилась. Так и мы. Чем дольше остаемся в своем падении, тем больше повышаем свои требования к Богу.

Например, я не могу справиться со своим помыслом, а это показывает, в каком расстройстве находится мой рассудок. Не могу отсечь гнев, раздражительность, привычку противоречить. Только скажут мне какое-то слово, тут же что-то выскакивает из меня. Молния не вылетает из облаков с такой стремительностью, с какой с моего языка срывается слово осуждения, суда о ближнем. А если осуждение у меня на языке, то тем более оно живет в моих помыслах! И однако же я хочу, чтобы Бог делал то, что я Ему скажу. Скажу Ему: «Открой мне это!» — и Он должен мне это открыть.

Остановись. В тебе столько страстей, а ты хочешь, чтобы Бог сподобил тебя дарований? Ты хочешь уйти и безмолвствовать, так чтобы не слышать шум морского прибоя, потому что он мешает тебе молиться? Ты не будешь слышать прибоя, зато услышишь гул всех своих страстей. Прежде покажи Богу свое смирение и предоставь Ему даровать тебе то, что хочет Он. Притом дарования будут соответствовать твоей силе и помыслу [1, 196–197].

 

 

Пройдут годы, а у тебя будет ощущение, что ты все еще неверный, грешный, беззаконный, каким был пять, пятнадцать или пятьдесят пять лет тому назад. Но если ты будешь помнить о Царстве Небесном, оно мало-помалу привлечет твое сердце, лишь бы ты не стремился к чему-то показному, к впечатляющим деяниям, например к тому, чтобы вмиг быть восхищенным на облаках до третьего неба, как апостол Павел.

Как правило, чем дольше человек пребывает в своем грехе, чем более коснеет в своей нечистоте, чем более предается мечтам, то есть живет какой-то нереальной жизнью в своих лживых мечтаниях, чем меньше подвизается, чем меньше стремится к Богу — тем более фантастические решения он принимает и тем скорее желает немедленно достигнуть неба.

Наше желание одним прыжком, стремительно достигнуть Бога, совершенства, святости показывает нашу душевную неуравновешенность. Позволь Богу привлекать тебя мало-помалу. Ты этого не осознаёшь, а в действительности Бог входит в твое сердце. Вмещающий в Себя все может вместиться и вмещается и в твоем сердце [1, 383].

 

 

Мы, люди, как правило, хотим сразу же взойти на высоту добродетелей, мгновенно достигнуть духовной зрелости. Мы думаем, что нам не нужно бороться столько же, сколько боролись другие святые, имевшие ту или иную страсть. Мы полагаем, что достойны понести крест Христов и сразу достигнуть величайших степеней совершенства, что мы способны даже на мученичество, можем ничего не есть сорок дней, жить в дупле какого-нибудь дерева, отдавать распоряжения Богу, а Он будет нас слушаться. Мы думаем, что можем не есть то, что едят остальные, что можем поститься каждый день, спать не три часа, как другие, а только один или два. Мы хотим подвизаться так, как подвизались великие святые нашей Церкви. Читаем о святом Пахомии — и хотим делать то, что делал святой Пахомий. Читаем о святом Арсении — и хотим поступать так, как поступал святой Арсений. Нам хочется в кратчайший срок приобрести высочайшие добродетели и совершить подвиги высокой подвижнической жизни. Мы не хотим подниматься постепенно, ступенька за ступенькой, а хотим перескочить их все разом.

Остановись. Твои чувства освободились от болезни? Иначе говоря, есть у тебя совершенный мир чувств? Есть у тебя совершенная радость? Есть у тебя совершенная связь с Богом? Если ты смущаешься, огорчаешься, задыхаешься, обижаешься, если у тебя есть помыслы, мечтания и в тебе действуют страсти, то не стремись взойти на крест. Напротив, пусть у тебя будет чувство, что ты ни на что не годен.

Вы мне скажете: «Достигну ли я всех этих благ?» Это не наши достижения, их дает нам Бог, как только мы Его об этом попросим. И если у нас этого нет, то это потому, что мы не просим Господа Бога. Ищите, и найдете, — говорит Господь (Мф. 7, 7; Лк. 11, 9). Он это обещает и исполняет. Когда? Когда мы трудимся не тщеславно, но смиренно, только ради Бога. Тогда Он врачует наши чувства и дает нам добродетели.

Если у нас есть совершенная радость и невозмутимость, если мы независимы от людей и от того, что происходит внутри нас, если мы всё принимаем с благодарением Богу, если наши чувства безпристрастны, не вводят нас в искушение (потому что если человек соблазняется, то это показывает его сильнейшую внутреннюю немощь), — тогда мы можем взойти на крест.

Но если я соблазняюсь из-за того, что ты спишь в церкви, если соблазняюсь, видя, как ты ругаешься, если соблазняюсь, потому что ты причастился, хотя не соблюдал пост, хотя вчера меня осуждал, то как в таком случае я хочу взойти на крест? Когда я соблазняю ближнего, то совершаю грех. А когда я сам чем-то соблазняюсь, то обнаруживаю свою страстность. Человек Божий не соблазняется.

Когда прекращается болезнь наших чувств и наступает мир в нашем уме и сердце, когда мы больше не переменчивы, как погода: то жара, то холод, — когда мы не похожи на столбик ртути в термометре, то ползущий вниз, то поднимающийся вверх, когда мы приобретаем постоянство и ум наш, прежде всего ум, пребывает в равновесии, спокоен и направлен к Богу, — тогда мы можем искать высокого. Но если ум пожелает взойти на крест, то есть если человек намеревается достигнуть великого сам по себе, либо как подвижник, либо как созерцатель Бога, и духовно наслаждаться, если он не вверяет себя Богу и не преклоняет пред Ним колени, то вместо того, чтобы обрести Бога, он обретает Его гнев и негодование [1, 473–475].

 

 

Бог ждет тебя на перепутье: вдруг, пусть и после долгих лет скитаний, ты вернешься. Такой у нас Отец! И при этом ты не отступаешь от своих мечтаний, намерений, мнений, заключений, притязаний, занятий?! Так бездумно ты встречаешь благого Бога? Невероятная глупость!

Когда человек не верит, что Бог сразу примет его, но думает, что Он взвалит на него тяжкое бремя, то его охватывает уныние, нерадение, тоска и он продолжает свою греховную жизнь. Не бойся, и ты непременно получишь то, что хочешь! Бог услышит тебя, если ты не упадешь духом. Но смотри, не жди плодов сразу. По твоему сердцу, по твоему покаянию, твоей чистоте будет и воздаяние от Бога. Не говори: «Где Ты, Господи? Я служу Тебе уже десять лет, а Ты мне ничего не дал!» «Ну и что, что ты Мне служишь, — отвечает Бог, — Я не просил тебя Мне служить. Я просил тебя только быть непорочным, сосредоточенным, быть умом, зрящим Господа».

И не протестуй: «Где Ты, Господи? Я молюсь, а Ты еще ни разу не открыл мне Себя, ни разу не дал мне радости, не исполнил ни одной моей мечты. Я прошу у Тебя здоровья — Ты даешь мне болезнь. Я прошу помощи — Ты даешь смерть. Я прошу добродетели — Ты даешь боль. Что Ты за Бог?»

Нет! Никогда так не думай. Бог знает, когда твое сердце сможет что-то вместить. Если ты пока еще чего-то не получил, то это означает, что твое сердце того не вмещает. Твое сердце забито так плотно, словно это ящик, в который ты сложил стопкой вещи и давишь на них, чтобы между ними не осталось воздуха. В твоем сердце нет места даже для воздуха, а ты хочешь, чтобы оно вместило Бога, Которого не вмещают целые небеса?

«Дитя Мое, как только Я увижу, что настал нужный момент, будь уверен, Я не замедлю ни на секунду и исполню все твои желания, стремления, Божественные мечты. Я тут же их исполню».

Зубной врач делает тебе укол и ждет, пока нерв потеряет чувствительность, чтобы начать лечение. Если он примется за дело сразу, то ты подпрыгнешь от боли, и врач может повредить тебе зуб. Так и Бог ждет подходящего момента, чтобы прийти и просветить твой разум, подарить тебе весь рай. То, о чем ты тосковал год, два, три, пять, двадцать, пятьдесят лет, ты получишь в один миг. Покаяние никогда не пропадает даром, и ты ничего не теряешь, когда подвизаешься в покаянии [1, 533–534].

 

 

Что такое ожидание Бога? В каком случае оно истинно и богоугодно и когда ложно и неправильно?

Во-первых, ожидание Бога может быть просто душевным переживанием, происходящим от естественной потребности души. Ведь всякий человек нуждается в общении, и потому, находясь в одиночестве, желает с кем-то пообщаться — так и я в своем уединении жду общения со Христом. Во-вторых, ожидание Бога может быть даже самообманом и прелестью. Если человек считает, что может стать на колени, возвести очи к небу и тут же увидеть Христа, то состояние его крайне опасно. И неважно, хочет ли такой подвижник увидеть Бога телесными очами или очами души. Если он затворяется в келье в твердой надежде на то, что Божественный свет просветит его сердце или осветит всю его келью, то он уклонился с прямого пути, его ожидание Бога неправильно.

Желание познать Бога чувственно, насладиться Им через осязание или зрение скрывает за собой духовное сладострастие, эгоизм, несвоевременное стремление к высоким духовным состояниям. Это показывает, что я пытаюсь заключить Бога в узкие рамки человеческого восприятия, из-за чего моя жизнь превращается в безпокойное и безрадостное существование; ее наполняет не Бог, а разочарование и чувство неудовлетворенности. Мое сердце, замкнутое на себе, остается безплодным, в нем не обитает Господь. Неправильное понимание подвига неизбежно приводит к неправильным результатам.

Так неужели моя цель в том, чтобы ждать, когда же я увижу Бога, когда же получу откровения от Того, о Ком тоскует мое сердце? Конечно, нет! Напротив, такое состояние крайне опасно. Тогда весь мой подвиг и искание Бога могут оказаться ложью: подобно тому, как все смертные стремятся к земным благам и наслаждениям, так и я желаю угождать себе, своим чувствам, а не подлинно служить Богу.

Как заблуждается тот, кто совсем не ищет Господа и живет без Него, точно так же обольщается и тот, кто желает чувственно ощутить присутствие Божие. Бог совершенно свободен и дышит, где хочет (Ин. 3, 8). Захотел — пришел ко мне, захотел — оставил меня. Ни настоящее, ни будущее для Него не преграда, не удержит Его и желание моего сердца. Бог не может быть ограничен чем бы то ни было. И если я сделаю хотя бы малейшую попытку поставить Его в определенные границы, меня постигнет заслуженная кара, а Бог все равно останется для меня недосягаемым [3, 112–113].

 

 

Если ты предстоишь пред Богом и просишь или стучишь, то стучи с терпением, не спеши. Тот, кто спешит, не любит Бога. Он просто стремится удовлетворить свое любопытство, свою самовлюбленность, свое самодовольство, свое стремление быть счастливым. Он хочет искушать Господа. Положим, я не знаю, что делать, и жду, что Бог даст мне ответ каким-то знамением. Если Он мне его не дает, то я сам придумываю себе знамение. Вижу пролетающую птичку и считаю, что ее послал мне Бог. Тут же я принимаю это за ответ от Бога. Вот такие мы, люди! На самом деле мы желаем угодить только самим себе.

Нет, не спеши, но осознавай, чего ты просишь. Проси Святого Духа. Проси спокойствия духа, чистоты сердца, нерассеянности взора. И тогда Христос сожмет тебя в Своих объятиях, как Он обнял блудного сына. Не говори мне, что ты не замечаешь, когда тебя кто-то крепко обнимает. И Христос обнимет тебя, если ты действительно Его просишь. Чадо мое, говорит нам Бог, если Я тебя еще не обнял, то это потому, что ты сам этого не хочешь [1, 535].

 

 

Когда иудеи требовали показать им знамение с неба, Господь не дал им его, но сказал в ответ: Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его (Ин. 2, 19), подразумевая храм Своего тела. Позднее, когда они вновь попросили знамения, Господь заметил: «Не дастся знамение роду сему, кроме знамения Ионы пророка, — Моего тридневного погребения и воскресения. Хотите верьте в то, что Я — Живущий во веки, хотите не верьте. Но никакого знамения вам дано не будет» (см. Мф. 12, 38–40). Богач в евангельской притче ради своих братьев тоже просил Авраама явить чудо и послать к ним Лазаря, чтобы открыть им истину. Что же отвечает праведный Авраам? «У них есть Моисей и пророки (Лк. 16, 29). Чуда, о котором ты просишь, им не будет дано».

Сам Христос не совершал чудес, если люди ждали их как некоего доказательства, знамения с неба. А вот там, где была боль, голод, страдание, убожество, безсилие, Он чудотворил, потому что видел смирение, падение, душевную муку и ужас отчаяния.

Если человек, поступая в монастырь, хочет увидеть Бога или как можно скорее стать святым, он находится в плену своих ожиданий и ищет не Бога, а знамений. И здесь стоит задуматься, потому что мы сами часто говорим, что пришли в монастырь ради Бога, тогда как на самом деле мы ищем своего. За нашими духовными стремлениями скрывается некий эвдемонизм, эгоизм, обращенность на самих себя, а не на Бога. Ведь мы хотим получить благодатное утешение, ощутить на себе Божие снисхождение, почувствовать радость, узреть Бога и Его славу.

Что же, нельзя искать Бога? Конечно, можно, если я не требую при этом никаких знамений; если я погружен в смирение и держусь той мысли, что я, никуда не годный, убогий, неверный, не готов к встрече с Богом; если я признаю себя первым среди грешников (см. 1 Тим. 1, 15) и последним среди верных (см. Еф. 3, 8), недостойным и ремень обуви Его развязать (см. Мк. 1, 7), и подножию ног Его поклониться. Когда я отрекусь от себя и с полным осознанием скажу: «Господи, я не более чем слепец», — тогда Бог может посетить меня [3, 36–37].

☾