Расположенность, а тем более стремление монахов к принятию сана, получению духовного звания рассматривались всеми отцами Церкви, монашескими уставами и канонами как отпадение от ангельского чина, как гордость и великий грех; монашество никогда не отождествлялось со священством. На Западе это сознание постепенно стерлось настолько, что теперь большинство монашествующих принимают посвящение в сан (монах без сана считается монахом «второго сорта»), и только в конце жизни они живут как простые монахи.

В Греции, да и вообще в православном мире, недостаток насельников в мужских монастырях и нужда в священниках привели к тому, что и для нас стало привычно, произнося слово «монах», подразумевать иеромонаха. Однако это свидетельствует об искаженном взгляде на монашеское жительство. Почему? Потому что у священника есть определенные обязанности, которые нелегко сочетать с обязанностями монашескими и с Божиими оправданиями. Кроме того, монах, принявший священный сан, становится более уязвимым для искушений. Он легко может поддаться страстям и стать добычей лукавого, поэтому принятие священного сана монахами всегда создавало трудности для монастыря [2, 377–378].

☾