Монах, у которого есть что-то свое, за исключением книг, которыми он пользуется постоянно, перестает быть монахом. Поскольку эти книги нужны ему всегда, ему позволяется их иметь, но они не его собственность, а монастырская. Книга или любой другой предмет, присвоенный монахом, приносит радость лукавому демону и лишает монаха дерзновения пред Богом [2, 223].

 

 

Лучше впустить в свою келью дьявола, чем принести туда какую-то собственность или ненужные вещи. Что ты будешь с ними делать? — «А вдруг они мне когда-нибудь понадобятся?» — Что значит «понадобятся»? Лучше умереть, чем держать ненужные вещи в своей келье. Быть монахом — значит быть всецело нестяжательным. В этом вопросе требуется большое внимание, потому что, увлекшись стяжанием, монах очень легко может из ангела превратиться в демона, а из демона — в самого денницу. Здесь нужна большая щепетильность.

Поскольку мы избрали жизнь апостольскую, в которой нет места частной собственности, нам нужно знать, что старец может простить нам все грехи, но он не может простить грехи, связанные с тем, что мы даем, принимаем, приобретаем какие-либо вещи или пользуемся ими, пусть даже речь идет о самой простой вещице. Только Бог может простить такие грехи при условии искреннего покаяния. Монах, который считает своей пусть и малую вещицу, сам себя отлучает от Церкви. А мы понимаем, что отлучение может быть снято только тогда, когда виновный прольет потоки слез. Поэтому игумен не несет никакой ответственности за души монахов, если они занимаются стяжательством, пусть даже с самыми добрыми мыслями, пусть даже с самой благой целью. Церковь никогда с этим не мирилась.

Конечно, когда ты, монах, спрашиваешь игумена, можно ли тебе взять для себя то, что дал такой-то человек, игумен ответит утвердительно. Но зачем тебе это нужно? И правда ли этот человек дает тебе вещь по собственному почину? Может быть, он знает, как ты это любишь, как ты этого ищешь, как сильно желаешь? Может быть, ты сам дал ему понять, что тебе это нужно? Может, он тебя об этом спросил? Невозможно, чтобы нам дали или мы дали что-то и этому не предшествовала взаимная договоренность, общее впадение в грех. Поэтому только Бог может тебя простить, если ты сам завел в келье какие-то вещи. Игумену такого права от Бога не дано. И даже за то, что ты имеешь нечто с разрешения (но не по благословению), простить тебя может только Бог. Лишь то, что дается нам после серьезной духовной беседы со старцем, не упраздняет нашего апостольства. За все остальное мы будем отвечать пред Богом. Ведь разве не рухнет все здание, если ты выломаешь камень из его стены? Самая малость может сделать нашу жизнь безплодной [2, 225–226].

 

 

Стяжательство для монаха — прелюбодеяние в худшем виде. Прелюбодеяние нельзя оправдать никакими причинами, следовательно, нет оправдания и стяжательству [2, 227].

 

 

Если в монастыре допускается личная собственность, это ведет к его распаду. Воспринимая что-то как собственное, я тем самым отвергаю ту цель, ради которой Бог привел меня в монастырь. Чувство собственности вызывает в моей душе привязанность к вещи и страх: как бы ее не потерять, как бы ее не испортили, как бы ее у меня не попросили. У меня что-то ломают — и я тотчас огорчаюсь. Это показывает, что все проведенные в монастыре годы я неистинно предстоял пред Богом: лживо причащался, лживо исповедовался, лживо называл себя монахом, лживо давал обеты во время пострига, — я каждый день и каждую ночь жил и живу во лжи. Почему же я, привязанный к какой-то вещи, воображаю себя монахом? Почему я, боясь вещь потерять, не приношу ее игумену? Почему я, безпокоясь из-за вещи, не отказываюсь от права на нее?

Если я хочу быть всецело обращенным к Богу, то никогда не скажу: «Это мое». Все принадлежит братству [2, 263–264].

 

 

Когда ты придешь в монастырь и принесешь с собой что-либо из мира, отдай это игумену. Если же удержишь самую малость: будет ли это что-то связанное с потребностями тела, или души, или ума, — эта малость противопоставит тебя братству и не даст духовно соединиться с ним. Ты останешься для братства чужим [2, 266].

 

 

Издавна существовал обычай, согласно которому посвящающий себя Богу отдавал свое имущество монастырю. Приходя в монастырь, человек считал себя обязанным принести с собой то, что досталось ему от родителей. Если новоначальный этого не делал, то монастырь из деликатности не говорил ему ни слова, но сам брат знал, что перед Богом он до конца жизни остается святотатцем, ведь его имущество принадлежит Богу, а не родителям, братьям и сестрам [2, 272].

 

 

Если твои дети, родители или друзья дарят тебе что-то, не принимай этого тайно, то есть без благословения. Иначе ты покажешь, что ни во что не ставишь свое монашеское достоинство. А хуже всего самому напрашиваться на подарок или радоваться тому, что подаренная вещь разрешит твои «временные затруднения», и уже задним числом просить благословения. Ты должен не только отдать подарок игумену, но и не соглашаться взять его себе. Поэтому отдай вещь игумену, чтобы он сделал ее собственностью братства, а потом передал тому, кто в ней нуждается [2, 344–345].

☾