Именно сегодня Бог подает мне Свои богатые дары, склоняется ко мне, принимает меня. И если я не отвечу Ему сегодня, кто знает, может быть, завтра я стану ни на что не годен, превращусь в старика. Когда человек приближается к старости, он живет словно с камнем на шее, сгибаясь от страстей, которые закосневают в его сердце и влекут его долу. Сейчас, когда я молод, я могу сказать Богу, что люблю Его. Всякая отсрочка, промедление, нерешительность, нежелание отречься от себя равнозначны падению — ведь всем этим я показываю Богу, что Он мне не нужен. Если Он нужен мне завтра, значит, Он мне вообще не нужен, я не отдаю Ему себя всецело, а предпочитаю, чтобы моей жизнью правило мое падшее «я».

С наступлением старости силы человека слабеют, а страсти, эгоизм, своеволие, привычки коснеют. Старый человек чуть что — сразу вспыхивает, сердится, огорчается, унывает. Единственное, что мы можем сделать для того, чтобы помочь ему пребывать в благодушии и привести ко спасению, — это постоянно окружать его заботой и утешать. Он уже утратил гибкость души, и чтобы хотя бы немного измениться, ему необходимо приложить неимоверные усилия. А если подумать, что человек стареет не только с годами, но и с каждым днем, прожитым в пороке, мирской суете, представляете себе, как скоро любой из нас может уподобиться старику, закоснеть в своих страстях и пороках? [3, 46–47].

Что может сделать человек в возрасте? Обратится ли вспять течение реки? Если бездушная река Нил, лишенная воли, разума и чувств, не меняет своего направления, что бы мы ни делали, то можешь ли ты заставить измениться человека, который скован своими привычками, склонностями, который прожил целую жизнь, полностью сформировался как личность и на все имеет собственный взгляд?

Согласился бы ты, чтобы твоим зятем стал больной человек? А будь ты царем, взял бы ты в ряды своих воинов лентяя, неспособного быстро исполнять приказания и служить? Без сомнения, ты счел бы личным оскорблением, если бы тебе привели такого воина, и чувствовал себя опозоренным, если бы тебе предложили в зятья больного. Так и Богу угоднее, чтобы мы приходили к Нему в юности. Поэтому принесу Ему свои молодые годы — то единственное, что в моих руках. Хочу в юности отдать себя на служение Богу, пока вся жизнь у меня впереди. Ведь чтобы перестать жить ради себя, умереть миру и уничтожить все мирское в себе, необходимо много времени. Да мне и целого века мало, а ты уговариваешь меня повременить?

Конечно, настоящая духовная жизнь — это жизнь в Боге, и она начинается с того момента, как Господь посетит нас Своей благодатью. Но, как правило, Бог открывается человеку, когда он проведет в подвиге многие годы, когда проявит постоянство в любви, когда докажет, что ни глубина, ни высота, ни собственная воля — ничто не может отлучить его от любви Божией. Любовь Божия к нам неизменна; Бог всегда готов принять нас в Свои объятия. Но мы сами с легкостью удаляемся от Него, любой пустяк уводит нас от распростертых объятий Божиих. Итак, чтобы доказать подлинную любовь к Богу, нужны годы, и тогда в старости Он сподобит нас Своей благодати [3, 47–48].

☾