Мы обязаны уважать даже самого последнего человека. Пусть он глупец, разиня, больной, грешный, жалкий и даже преступник, пусть он весь смердит, пусть пытается навредить нам — наше благородство и деликатность по отношению к нему должны быть такими, как у Господа. Что претерпел Господь от иудейской черни, от фарисеев и книжников! Однако го́лоса Его не было слышно ни на дорогах, ни в домах. Иисус же молчал, — говорит Евангелие (Мф. 26, 63). Эта красота человеческой природы должна проявляться в нас, если мы действительно любим Бога и хотим взойти на небо [2, 137].

 

 

Того, кто невнимателен в отношениях с другими, общество не принимает, люди его не любят, не признают, не уважают. Такой человек не взойдет на небо. Если он не смог ужиться с людьми на земле, то как будет жить на небе? И там он почувствует себя несчастным, когда увидит, что глаза всех обращены на Христа, а на него никто не смотрит. Он скажет: «В аду лучше, там по крайней мере хоть кто-нибудь из осужденных наткнется на меня и обратит на меня внимание». Человек, окруженный сотней других людей, склонен о каждом из них судить по тому, обращает ли тот на него внимание, признает ли его авторитет.

Если у нас не получается строить отношения с ближними, то мы не преуспеваем и в духовной жизни. Духовный человек благороден, общителен. Даже самый строгий подвижник, проведший сорок лет один в пещере, может быть благороднейшим человеком. Если мы прочтем жития святых отшельников, то убедимся в этом. Сами рассматриваемые нами правила были составлены Антонием Великим, который жил один в пустыне и в гробницах. Когда мы общительны, тогда составляем единое Тело Христово: Христос воплощается в нас, и мы являем собой Христа [2, 138–139].

 

 

Будем особенно внимательны к законам поведения в обществе. Ближние должны относиться к нам с уважением. Но не нужно требовать уважения к себе, нужно быть его достойными. Для того чтобы стать совершенными в духовной жизни, достичь полноты Божества, мы должны быть совершенными во всем. Хотя духовная жизнь предполагает неизреченное и невидимое общение с ангелами и святыми, причастие благодати Духа в глубине сердца, но одновременно она есть и общение с братьями, полное радости и духовного веселья [2, 141].

 

 

Когда тебе хочется зевнуть, не открывай рта, думая, что тебе от этого станет легче. С тобой произойдет прямо противоположное: глаза начнут слезиться и тебе захочется зевать постоянно. Тогда ты будешь унижен перед другими. Совсем не открывай рта своего ни для зевоты, ни для смеха.

Считалось, что зевота возникает под влиянием бесов, но она возникает и по естественным причинам. То, что ее приписывают бесовскому влиянию, не ошибка, потому что бесовское воздействие может проявляться где угодно. Как только бесу удается вызвать у тебя зевоту, тут же ослабляется твоя связь с людьми: ты не можешь ни сосредоточиться, ни понимать, что тебе говорят, ни тем более молиться. Считается, что особый бес прикасается к разным местам гортани и сразу вызывает зевоту, поэтому распространился обычай крестить уста. В самом деле, это помогает. Но более действенно держать уста закрытыми, и тогда зевота пройдет [1, 100].

 

 

Если ты находишься в пути с братьями и среди них есть тот, кого ты любишь больше других, не показывай особенной к нему любви или внимания, потому что другой брат может этому позавидовать, и тогда ответственность понесешь ты. Ты что-нибудь скажешь ласково позавидовавшему, а он тебе ответит резко, и ты будешь недоумевать: что же ты ему сделал? А причина в особенном расположении, которое ты проявил к другому. Ты мне скажешь: «Он что, такой немощный?» Да, таковы души человеческие. Я не могу требовать от ближнего, чтобы он был сильным. Я сам должен быть сильным, а от ближнего я не могу требовать ничего. Я могу требовать только от себя [1, 135].

 

 

Когда ты идешь кого-то навестить, не жди, что тот очень обрадуется встрече с тобой. Может быть, он будет уставшим, расстроенным, больным и не придаст значения твоему приходу. Если ты ждешь, что он тебя примет с радостью, то, скорее всего, ты разочаруешься. Но даже если он готов тебя принять, душу свою вынуть и отдать тебе — все тебе покажется не так из-за того, что ты ожидал радушного приема, и ты уйдешь с огорчением. А если ты идешь, не ожидая ничего, тогда, как бы с тобой ни обошлись — а тем более если к тебе проявят немного доброты, немного любви, — ты вернешься домой, благодаря Бога за великую честь и любовь, тебе оказанные [1, 136].

 

 

Не повышай голоса. Эта заповедь — отзвук ветхозаветного закона, который позволяет повышать голос только во время молитвы. Во всех остальных случаях нужно говорить тихо, не только не раздражаться и не гневаться, но и просто не допускать крика. Ревут быки и рыкают звери в джунглях. А человек имеет уста, чтобы обуздывать свой голос.

Нет более жалкого зрелища, чем человек, кричащий на всю округу. Такие люди обнаруживают грубость своей души, безчестят своих родителей и самих себя.

Никогда не повышай голоса: тебя должен слышать только тот, с кем ты разговариваешь. Это очень легко, но требует природного благородства. Если же человек не обучен — не в смысле неграмотен, а в смысле недостаточно воспитан, — если у него в доме был разлад: отец бил мать, они кричали друг на друга, то, естественно, такой человек ведет себя подобно своему отцу. Потому я и говорю вам, что, когда мы кричим, мы открываем наготу своей семьи, даже если наши родные уже умерли. Благопристойное поведение человека — это лучшее свидетельство о его семье, наследственности. Нет ничего хорошего в человеке, который кричит. Итак, не повышай голоса. Не кричи издалека, чтобы другой тебя услышал, потрудись подойти к нему поближе. Этого требует вежливость [2, 130].

 

 

Ты хочешь что-то купить. Если у тебя есть столько денег, сколько просят, то покупай. Если нет, то не устраивай торга. Умолкни, сказав: «Благодарю вас», и пойди к другому продавцу. Пусть вокруг тебя и внутри тебя царствует мир и тишина. Если видишь, что тебя обманывают, или не делай покупок, или пойди туда, где тебя не обманут [1, 147].

 

 

Мы должны быть внимательными к тому, как мы ходим, стоим, двигаемся, смотрим, жестикулируем. Иначе мы можем чем-нибудь смутить брата. А тот, кто не бережет как зеницу ока душу ближнего и не задумывается о возможном соблазне, становится далек от любви Божией. Бог его не благословит. Поэтому не действуй во имя ложной свободы. Не считай, что ты волен вести себя как угодно. Нет, твое поведение должно соответствовать святости твоего звания. Смотри на ближнего как на Сына Божия, а на себя как на ангела Господня [2, 302].

 

 

Когда вы делаете какую-то общую работу, то ты не следи за тем, что делает другой, какой у него недостаток. Но даже если ты что-то заметил, то, если у тебя есть благоразумие, ты никому об этом не скажешь. Если благоразумия у тебя нет, то ты всю жизнь будешь смотреть за тем, что делают другие. Кроме того, если ты скажешь о чьем-то недостатке, то это смерть для души твоей [1, 170].

 

 

Если ты живешь с братьями, никому из них не давай указаний, не давай им приказаний ни в каком деле, потому что как только ты потребуешь чего-либо от ближнего, он начнет сопротивляться. Как ты немощен, так и он. И если ты хочешь, чтобы он был к тебе снисходителен, то и ты будь к нему снисходителен. Ты не можешь знать, что у ближнего творится в сердце и в уме, что с ним случилось сегодня или вчера.

Например, сегодня я жду от тебя улыбки, любви, но, быть может, ты утром солгал кому-то и поэтому теперь растерян, или у тебя неприятность или какая-то другая трудность. Откуда мне знать, что происходит в жизни человека? Поэтому общее правило гласит: ни от кого ничего не требуй. Но трудись вместе с ними: не отказывайся разделять с ближними их труды, для того чтобы не погубить своей платы. В противном случае ты все потеряешь [1, 411].

 

 

Если увидишь, что тебя мучит желание сказать злое слово о брате, вспомни, что он огорчится, если узнает об этом. Какое нам необходимо благородство! Смотри не за тем, чтобы тебя самого не упрекнули, не оклеветали и не огорчили — это не имеет значения, — а за тем, чтобы не дать повода огорчиться ближнему. Если он огорчится, то как ты встретишься с ним? Как будешь с ним общаться? Нет, ты сам должен измениться. Сделай вид, как будто ты ничего не знаешь, ни о чем не ведаешь. К примеру, ты меня осудил, очернил, наговорил об мне всего самого плохого, и я об этом узнал. Я не буду показывать тебе, что знаю об этом, и даже закрою рот тому, кто пришел рассказать мне о твоем злословии. Так успокоишься и ты, успокоюсь и я и смогу без смущения показаться тебе на глаза.

Когда человек исходит из того, чтó радует ближнего и чтó его огорчает, тогда их отношения друг с другом становятся крепкими и соединяют их. Порой мы забываем о том, что должны быть деликатными в своем поведении, и под предлогом большей искренности, под предлогом правды наши отношения вместо истинных становятся демоническими. Быть неуступчивым непозволительно, потому что я не вправе огорчать брата.

Например, я знаю, что ты меня ненавидишь. Однако сегодня я тебе нужен или тебя ко мне послали. Я должен сделать вид, что не знаю о твоей ненависти, и даже если случится так, что ты не сможешь сдержаться и как-то покажешь мне свое отношение, я должен прикусить язык, чтобы наше общение было безупречным. И это не лицемерие, а любовь, которая показывает, что я согласен с тем, чтобы ты был выше меня [1, 414–415].

 

 

В вас не должно быть дерзости, не должно быть чувства, что, поскольку ближний — свой человек, ваш друг и брат, вы можете обращаться с ним безтактно [1, 73].

 

 

Когда мы сидим, положение нашего тела должно быть благопристойным: не будем вытягивать ноги или класть их одну на другую. Никогда не сближайтесь с людьми, которые сидят перед вами, положив ногу на ногу. Будем вести себя с достоинством. Даже уличный мальчишка, если ты отнесешься к нему презрительно, сразу оскорбится и «задаст тебе». Не будем допускать, чтобы с нами вели себя развязно.

Сидят, положив ногу на ногу, люди эгоистичные, расхлябанные, желающие почувствовать, что они чего-то стоят. Их ум не созерцает Бога, и они не ощущают, что находятся в присутствии небесных сил. Естественно, они не уважают и того, кто рядом с ними, то есть тебя. Такие люди не имеют страха Божия и, даже если говорят о Боге, без сомнения, лгут, обманывая видящих и слышащих их.

Впрочем, иное дело, когда какой-то посетитель приходит в монастырь в первый и последний раз. Если к нам придет какой-нибудь министр, то он сядет так, как сидит каждый день. Но он чужой нам, пришелец, перелетная птица. А вот люди, с которыми мы вместе работаем, должны вести себя всегда как перед лицом Божиим. Человек, который распущен во внешнем поведении, обычно доходит и до порочных поступков, или же он никогда не молится и не может наладить отношений с людьми. Если он женат, то его жизнь — сплошная буря. Если он монах, то ясно, что он живет противно воле Божией. Не думайте, что человек, ведущий себя непристойно, хранит благопристойность в душе. Вы можете понять, что это за человек, по его улыбке и по движению его рук. Не нужно быть прозорливыми, чтобы его раскусить.

Человек, не соблюдающий правил приличия, — это несчастный человек. Значит, никогда не станем заводить с ним дружбы. Конечно, мы должны вести себя с ним вежливо, деликатно, без осуждения, но должны осознавать, что он ошибается [2, 144–145].

☾