Глава шестнадцатая
— По какому вы делу и как вас представить? — вежливо спросил женский голос в трубке.
— По личному, — ни секунды не раздумывая, ответил я. — Скажите, что это Роман Ильич, родной брат покойного Льва Ильича. Хотелось бы увидеться в ближайшие дни.
— Сейчас выясню, подождите, пожалуйста. — В трубке щелкнуло, включилась «музыка ожидания». У начальников постарше обычно звучат патриотические песни советских композиторов, а у начальников помоложе — какая-нибудь попса голимая. Здесь же мне врубили классику: то была ария Владимира Галицкого из оперы «Князь Игорь».
Чем крупнее босс, тем длиннее очередь из звонков. Я загадал, что если мне ответят до того, как всю арию пропоют дважды, то моя встреча с Потоцким может состояться уже в течение этой недели, а вот если только после третьего или четвертого раза…
«…Пей, пей, пей, пей…» — Оперный бас поперхнулся еще до слова «гуляй», и на его месте снова возник голос секретарши. Не просто вежливый, а прямо-таки почтительный.
— Роман Ильич, сегодня вам было бы удобно?
— Вполне, — сказал я. Что интересно, у меня даже фамилию не уточнили.
— Тогда подъезжайте в любое время — до двадцати часов. Пропуск вам заказан…
На снимках Болеслав Потоцкий выглядел просто блондином, но в реальной жизни он оказался почти альбиносом. Особенно хорошо это было заметно по контрасту с его темно-синим костюмом. Правда, у альбиносов, я где-то читал, глаза должны быть красные, а у главы «Фармако» они были обычные, серые. По его носу и щекам рассыпались бледные желтые веснушки — крупные, как десятикопеечные монеты.
Он принял меня в своем кабинете, обставленном старинной мебелью и густо обвешанном фотографиями в рамках. Стол его был раза в полтора массивней, чем у Юрия Борисовича, и походил уже не на сундук, а на целый крейсер. Я поздоровался, Потоцкий кивнул мне в качестве приветствия, пожал руку и молча поманил в боковую дверь, почти не заметную в тени чучела сапсана, между высоченных книжных шкафов черного дерева.
Следуя за Потоцким по узкому полутемному коридорчику вдоль стеллажей, уходящих под потолок, я чувствовал себя Алисой в кроличьей норе. Меня бы даже не удивило, если бы в конце нашего пути оказалась душная алхимическая келья в форме пентаграммы — с тигелями, пузатыми ретортами и пучками засохших трав по углам. Однако вскоре мы вышли на свет — в квадратный внутренний дворик с клумбами по периметру.
Наверное, он опасается «жучков» в своем кабинете, сочувственно подумал я. И ошибся.
— Там нет прослушки, — Болеслав Янович как будто прочел мои мысли. — Скоро мы туда вернемся. От Льва Ильича я много слышал о вас и буду рад поговорить. Вы похожи на старшего брата, очень… Но о нем позже. Пока же прошу об одолжении. Есть один вопрос, который за последние полгода мне задавали, наверное, раз пятьсот. Журналисты и не только. Задайте и вы, не стесняйтесь. Хочу, чтобы между нами не было недомолвок.
— О чем спросить? — не понял я. — И почему все этим так интересуются?
Потоцкий лучезарно улыбнулся:
— Хорошо, я уточню. Как известно, президент Дорогин умер в ночь с 3 на 4 декабря от внезапной остановки сердца. Это факт. Но почему она случилась? Среди версий самая популярная — ему помогли умереть. А среди тех, кто помог, первым называют меня.
А-а, вот он про что! Именно об этом и толковал санитар Володя. Что ж, раз человек сам настаивает, то ладно. Надо только найти формулировку помягче… Хотя какая разница?
— Вы отравили лысого? — спросил я напрямик.
— Прекрасно, Роман Ильич! — обрадовался глава «Фармако». И, похоже, искренне. — Без экивоков, сразу к сути. Отвечаю: нет. Я никого и никогда не убивал. И вы мое признание можете проверить немедленно. Для фармацевта убить человека, доверившего ему свою жизнь, — грех. Даже если это плохой человек — нельзя. Табу. Такое не может остаться безнаказанным… Теперь валяйте, проверяйте. Мы ведь не зря вышли на открытое место.
Я оторопел. Левка — идиот! Зачем он рассказал Потоцкому о наших весах? А если уж тот знает, почему не боится? Это больше, чем смелость, — это самоубийственная глупость. У каждого, кто в России достиг высот, припрятаны скелеты в шкафу. Великая Вселенская Справедливость — не полиграф. Обмануть закон природы нельзя. Угол падения равен углу отражения. Дважды два — четыре. Ускорение свободного падения, хоть ты тресни, на Земле будет примерно девять и восемь десятых метра на секунду в квадрате.
— Болеслав Янович, не будите лихо, — сердито сказал я. — Я пришел с вами поговорить, а не выяснять, в чем и насколько вы виновны. Пусть даже вы в «Фармако» и подсунули Дорогину отраву вместо таблетки долголетия, я не против, так ему и надо. Однако сила, которая внутри меня, мне не подвластна. Она учтет все ваши грехи. Вам что, не страшно?
— Есть немного, — кивнул Потоцкий. Уже без улыбки. — Потому-то мы и ушли из кабинета. Вы сильнее брата, он говорил. Если случится какой-то катаклизм, не хочу нанести ущерб казенной мебели. Но, думаю, всё со мной будет в порядке. Лев Ильич шесть лет подряд, до марта прошлого года, работал в «Фармако» — занимался безопасностью. По моей просьбе он проверял меня постоянно. Не будь разницы между мной и моими врагами, я от него первый бы пострадал. Но я, как видите, цел и невредим. В отличие от некоторых… Вы знаете историю Карла Нагеля? Полтора года назад у нас об этом много писали.
Конечно, я слышал про Карла Нагеля — а кто из нас о нем не слышал? Знаменитый международный наемник, в XX веке водил компанию с Линном Гаррисоном и Бобом Денаром. Был в «черном списке» у всех главных спецслужб мира. Свергал африканских царьков и латиноамериканских диктаторов, чтобы посадить на их места других диктаторов и царьков. Легко выживал в ливийской пустыне и в джунглях Амазонки… а погиб в России из-за дурацкого невезения. В лесопосадках на сороковом километре Минского шоссе у него прямо в гранатомете РПГ-7 разорвалась кумулятивная граната. Тело нашли через неделю, личность установили по ДНК в базе Интерпола.
— Так он вас поджидал… — сообразил я. — Это было первое покушение?
— Пятое, — хладнокровно ответил Потоцкий. — И всякий раз я был обязан жизнью Льву Ильичу. Он на своей неприметной тачке ехал по моему маршруту — минут за десять до меня. И, так сказать, сканировал местность вдоль дороги, во всех опасных местах. От снайпера можно укрыться, от вашего брата — нет. Ему ведь не надо было видеть и слышать, прячется кто-то в кустах или нет. Всё, что заслуживало наказания, наказывалось по умолчанию. Если бы заказчики покушений на меня хоть чуточку догадывались об устройстве моей охраны, они бы поручили дело какому-нибудь молокососу, знакомому с оружием только в теории. Но эти дураки делали наоборот: нанимали опытных бандитов и ветеранов разных заварушек. И на каждом из них было столько крови, что сила справедливости уничтожала всякого сидящего в засаде. Уж не знаю, за какой конкретно грех расплачивался каждый, но важен результат. Один подавился, другого свалил солнечный удар, третьего всосало болото, а четвертого в глаз укусила гадюка.
— Гениально! — искренне восхитился я. — Снимаю шляпу. Никогда бы не додумался приспособить наше качество для службы секьюрити. Это как радиоуправляемый асфальтовый каток запустить на минное поле. Чья идея — моего брата или ваша?
— Общая — его и моя. — Потоцкий сложил ладони в замок. — Лев Ильич с ней пришел, а детали дорабатывали мы вместе. Нагель был последним из нанятых моими врагами. Самым большим спецом по убийствам и самым дорогим. Из-за своего послужного списка — Африка, Латинская Америка, Ближний Восток — он был обречен заранее. И после того, как тоже погиб, от меня, наконец, отстали… Но довольно истории и теории, Роман Ильич. Пора приступать к практике. Включайте… уж не знаю, как вы называете эту штуку у вас в голове. Ваш брат обычно шутил: «Внимание, открываю кингстоны!»
Эх, Левка, шутник хренов, мысленно вздохнул я и открыл заслонку весов. Не полностью — так, приоткрыл наполовину. Болеслав Янович мне нравился. Жаль было бы его потерять.
Нас разделяло метра полтора — расстояние, ничтожное для моих весов. Прямая наводка, цель — как на ладони, ускользнуть невозможно. Минуты две ничего не происходило. Как правило, моя сила не действует мгновенно. Незримому маховику нужно раскачаться и набрать оборотов, незримому калькулятору — просчитать вину. Потоцкий с вымученной улыбкой следил за моим лицом, а я искоса поглядывал на небо. Что-то мне подсказывало, что если ответка и грядет, то она непременно сойдет сверху. Ага, что-то есть!
Солнечный диск заслонила ниоткуда взявшаяся резвая тучка угрожающе-черного цвета. Остановив свой бег над Болеславом Яновичем, она пролилась на него бурным дождевым потоком, а потом растаяла. Это был не дождь, а водопад. Однако из всей Ниагары на меня не попало ни единой капли. Так-так-так! Пожалуй, это надо запомнить. Оказывается, моя кувалда иногда способна и на тонкую ювелирную работу — не хуже Левкиной спицы.
— Хороший у вас костюм, — заметил я. — Был.
— Неплохой, — согласился Потоцкий. Он вытащил из кармана пиджака носовой платок, выжал его и обтер промокшую белесую шевелюру. Признаюсь, он держался молодцом. — Бриони, коллекция двухлетней давности, поэтому я брал со скидкой — всего-навсего двенадцать тысяч евро. Но сукно идеальное. Высушат и прогладят — будет, как новенький.
Думаю, хитрец нарочно сказал «всего-навсего», чтобы меня поддразнить. И что же? Ведь сработало. Рассердившись на этого сноба, я поддался эмоциям и распахнул заслонку весов полностью. Ну всё, держись, граф Потоцкий. Кингстоны, говоришь? Нет уж, мой дорогой, теперь ты простой хлябью небесной не отделаешься. Кто не спрятался, я не виноват.
Несколько мгновений спустя на солнце опять набежала тень. И это была уже не туча.