Книга: Три девушки в ярости
Назад: Письмо 20. Максим — Ильзе. Париж, 5 марта
Дальше: Письмо 22. Ставрула — Жаку Фонтену. Пломари, март

Письмо 21

Магда — Сюзанне

Берлин,

6 марта 1967

Дорогая Сюзанна!

Ну что, каково это — быть такой взрослой сестрой такого крохи, как малыш Леон?

Мне трудно даже вообразить. что ты чувствуешь… Как, должно быть, ты взволнована и возбуждена, не правда ли? Мне хочется верить, что Леон наполняет светом ваши дни и своим присутствием сглаживает все ваши трудности последних месяцев. Он тебя уже узнает? Не вселяет ли в тебя желание самой стать мамой? Я никак не могу ответить сама себе, какая может быть связь между вами, ведь разница 18 лет — это немало.

А я?

Я?..

Как обычно, и ничего, и всё на свете. Кручусь-верчусь-слоняюсь. Считаю дни до наступления лета. В лицее страдаю от вынужденного одиночества. Но никак не пытаюсь это исправить. Кончилось тем, что я записалась в клуб чтения, организованный преподом истории — он немного провокатор, и из-за него в лицее разгорелись страсти. У него есть и раздражённые противники, и энтузиасты-сторонники. Мне хотя бы любопытно посмотреть на них. Папе я ничего об этом не сказала. Уверена, он бы не одобрил.

Но мне нужно сменить обстановку. Он не подозревает, как мне это надо. Или делает вид, что ничего не понимает. И это хуже всего. Я не выношу такого положения. Я не из тех послушных тихонь, что вечно ходят с опущенными глазками. Становясь невидимками. Я чувствую, что вот-вот взорвусь.

Я их узнала, те квадратики плитки, что ты нарисовала. Скорее всего, это они, те самые, из нашей спальни в квартире на Бернауэрштрассе. Но моя сестра больше не снится мне. Ничего, ладно. Я жду её. Я на неё сержусь. Она нервирует меня. Да. Раздражает. Не знаю почему. Папа говорил, что мы были неразлучны. Что между нами была какая-то совершенно исключительная связь. Несмотря на разницу в возрасте. И вот, видишь, в твоём воспоминании о Рождестве то же самое. Все та же связь между нами обеими.

Папа говорит, она была странная. Родилась, когда Берлин бомбили, потому и осталась до невероятности нервной. У неё бывали припадки. Припадки, во время которых она причиняла себе увечья. Билась об стены. Даже однажды сломала руку. Она не рассказывала о том, что чувствовала. Чтобы успокоить её, требовалась целая серия обрядов и церемоний. Например, обойти весь квартал, выбирая всегда один и тот же путь. Прежде чем войти в дом через голубую дверь, сделать три шага вперёд и три шага назад. Прочесть заклинания в одинаковом порядке и в определённый момент. Вымыть руки перед выходом на улицу. А бывало, ничто не могло предотвратить кризис. Кроме меня.

Я чувствую ответственность. Ты права. Беспечность не моя подруга. Всем, кроме тебя, совершенно наплевать, что я чувствую. Я здесь, и ладно. Стоящая на ногах. Сильная. Надёжная. Я хочу выбраться из этого лабиринта, я в нём теряюсь. С меня довольно.

Я хочу жить свободной! Я хочу свежего воздуха. Много смеха. Пируэтов. Лёгкости.

А виделась ты ещё с тем красивым парнем на мотоцикле, который совершенно неотразим?

Магда

P. S. Мне надо сказать тебе кое-что. Признаться тебе. Я не знаю, как поступить. Поклянись мне на самом дорогом, что выслушаешь и не станешь осуждать. Поклянись мне в этом, пожалуйста.

Назад: Письмо 20. Максим — Ильзе. Париж, 5 марта
Дальше: Письмо 22. Ставрула — Жаку Фонтену. Пломари, март