Когда Зоя закончила пересказ своей беседы с Веденеевым, мороженое в ее креманке совсем растаяло. Они сидели в маленьком кафе, куда от улицы Панфилова дошли минут за пять.

– Все-таки филолог есть филолог, – задумчиво проговорила Зоя.

– Вы имеете в виду оценку рукописи Константина?

– Да нет, я про Котова. Максим Викторович несколько раз возвращался к тому телефонному звонку, который случайно подслушал Константин, ему прямо покоя не давало словосочетание «Котов недоделанный». Оно и вправду слух режет.

– Режет, – согласилась Настя. – И я даже знаю, почему. А что сам Веденеев считает?

– Говорил, что «недоделанный» должно относиться к роду занятий, к профессии, но никак не к фамилии. Можно сказать, например, «писатель недоделанный», или танцор, даже политик – и то можно. Но в сочетании с фамилией все теряет смысл. «Иванов недоделанный»… Глупо.

– А если фамилия является общеупотребительным синонимом профессии? Вот вы играете на скрипке, приведу понятный вам пример: скрипача, который считает себя виртуозом, но на самом деле играет очень плохо, как можно назвать?

– «Гарретт недоделанный», – Зоя рассмеялась. – И в самом деле. «Плисецкая недоделанная» – балерина, которая плохо танцует, но претендует на роль примы. Станиславский – синоним профессии режиссера, Лев Толстой – писателя. Да, вы правы. А Котов… Я даже не припомню известных людей с такой фамилией.

– Я тоже, – призналась Настя. – Но ведь это поправимо, правда? Теперь можно звонить отцу-командиру, он, поди, весь извелся уже. Только давайте договоримся: рассказывать буду я сама. Хорошо? Мы с вами влезли в очень деликатную ситуацию, придется проявлять крайнюю осторожность.

Брови Зои чуть приподнялись, выражая недоумение.

– Мы с Константином общались около двух часов. Разговаривали о его книге. Я задавала великое множество вопросов. И он ни разу – понимаете? – ни разу не назвал фамилию Гнездилова, не рассказывал о поездке в Москву и ни словом не упомянул о том, что Леонида искала некая Лиана. Вся повесть написана под влиянием истории Леонида Гнездилова, Константин обдумывал ситуацию много лет, обсуждал неоднократно с отцом, она не шла из головы. И когда приходят и расспрашивают о твоей первой и единственной повести, разве не естественным было бы как-то осветить предысторию?

– Наверное, характер такой, – предположила Зоя. – Замкнутый, недоверчивый, лишнего слова не произнесет. Или травма в прошлом.

– Например?

– Например, был очень открытым и разговорчивым, а потом кто-то выговорил ему, что болтает много лишнего, растекается мысью по древу и забивает эфир тем, что никому не интересно. Это весьма болезненно, поверьте. После такого человек вполне может начать тщательно фильтровать все, что говорит, и следить за каждым словом.

– Да, такое может быть. Или кто-то воспользовался его разговорчивостью ему же во вред. Но возможно, дело не только в характере Константина, но и в Лиане Гнездиловой, о которой он столь старательно умалчивал. Вы заметили, как он испугался, когда понял, что вы все эти два часа разговаривали с его отцом?

– Не заметила, – покачала головой Зоя. – Я на вас смотрела, хотела понять, довольны вы результатами беседы или нет.

Пока Зоя вычерпывала ложечкой растаявшее мороженое, теперь больше похожее на йогурт, Настя позвонила Латыпову, тот перекинулся парой слов с водителем и сказал, что подъедет к дому на улице Панфилова через 6–7 минут.

– Побежали, – скомандовала Настя. – Мы с вами ни в каком кафе не были и никакой информацией не обменивались, это понятно?

Зоя молча кивнула, торопливо натягивая куртку. Настя оставила на столе деньги, не дожидаясь счета, сейчас каждая минута дорога: когда подъедет Латыпов, обе дамы должны стоять возле подъезда с невинными лицами. Как школьницы, прогулявшие урок, проскальзывают мимо директора с таким видом, будто выходили из здания просто воздухом подышать на переменке, так и они… Одна бабушка уже, другая пенсионерка. Смешно.

Вечерних рейсов из местного аэропорта оказалось немало, и Настя порадовалась, что зарегистрировалась по телефону и, поскольку все трое летят без багажа, можно не стоять ни в каких очередях. Латыпов мрачно молчал: разумеется, он захотел сам встретиться с автором книги и, разумеется, ничего не добился. Впрочем, лично для него это было не «разумеется», как для Насти Каменской, а «как ни странно», ибо Николай Маратович был уверен в своих возможностях уговаривать и убеждать.

Они распечатали посадочные в автомате неподалеку от стоек регистрации, подошли к воротам на посадку, достали паспорта с вложенными в них талонами, и вдруг продюсер обратился к девушке в униформе авиакомпании:

– Пусть дамы проходят в салон, а я остаюсь. Вы там пометьте у себя в компьютере, что я отказался от полета.

Зоя изумленно посмотрела на него, а Настя импульсивно схватила Латыпова за рукав и тут же отдернула руку.

– Николай Маратович… – начала она.

Но Латыпов словно не слышал ее, он уже был полностью нацелен на выполнение своего решения.

– Ну что там? – раздался сзади сварливый женский голос. – Проходите уже, не задерживайте.

– Без вас не улетят, – насмешливо ответил какой-то мужчина. – Куда вы так торопитесь, мама? Разбиться поскорее?

Очередь недовольно загудела, и непонятно было, то ли сердились на неожиданную задержку, то ли на циничную шутку в не самый подходящий момент. Зять и теща… Хрестоматийная ситуация из расхожих анекдотов.

– Пометьте, – настойчиво продолжал Латыпов. – Не считайте меня опоздавшим и не объявляйте по громкой связи. Я никуда не лечу. Насчет того, что возврат денег за билет уже невозможен, я в курсе.

Настя собралась было уговаривать его передумать, но остановилась. Да пусть делает что хочет! Ей-то какая разница? Намерен попробовать еще раз – ради бога. Она устала, ночь в поезде отзывалась песком в глазах и мутью в голове, и еще полночи предстояло не спать. В конце концов, она не нянька заказчику, а всего лишь исполнитель договора.

– Удачи вам, Николай Маратович, – коротко бросила она, получила назад свой отсканированный талон и пошла по коридору к автобусу.

Через несколько шагов ее догнала Зоя.

– Круто он.

– Деньги, – пояснила Настя. – Ну и самолюбие, конечно, не без этого.