Глава 9
К югу от границы

Латинскую Америку судьба оделила диктаторами более чем щедро. Одним из самых неприятных типов был парагваец Франсиско Солано Лопес. Создание и упрочение либерального строя в родном государстве не привлекало его ни в малейшей степени, напротив, он едва не погубил страну, развязав войну одновременно с тремя могучими соседями: Бразилией, Аргентиной и Уругваем.

Франсиско Лопес родился в 1827 году. Он был сыном парагвайского диктатора Карлоса Антонио Лопеса. Чарльз Эймс Уошберн, советник американского посольства в Парагвае, так описал Франсиско: «Он невысок и плотен, с детства склонен к ожирению. Одевается гротескно, но все его костюмы очень дороги и прихотливо отделаны. Когда он доволен, у него мягкий взгляд, но если злится, зрачки до такой степени расширяются, что он похож уже не на человеческое существо, а на обезумевшего дикого зверя. Он вообще смахивает на крупное животное и выглядит отталкивающе, даже когда спокоен. У него маленькая голова с узким лбом и мощными челюстями. Очень сильно испорчены зубы, недостает многих резцов, отчего затруднена артикуляция и неразборчива речь. Очевидно, он не пытается содержать зубы в чистоте — уцелевшие очень плохи, темны, почти как сигара, которую он не выпускает изо рта. Лицо очень плоское, а форма носа и курчавые волосы выдают преобладание негритянской крови над индейской. Жирные щеки свисают с челюстей, уподобляя физиономию бульдожьей морде».

Это омерзительное создание наводило страх на солидных граждан Асунсьона и их дочерей. Ему нравились девственницы из аристократических семей, и в случае сопротивления жертвы ее отец по приказу Карлоса Лопеса оказывался в тюрьме. Одну из этих несчастных звали Панча Гармендия — «гордость и алмаз Асунсьона». В Парагвае о ней мечтали все молодые мужчины, но Франсиско Лопес их распугал. И все же она его отвергла, пригрозив покончить с собой, если он ее хоть пальцем тронет.

Увы, Франсиско не мог бросить за решетку отца Панчи, поскольку тот давно ушел в мир иной. Его казнил как врага государства предшественник Карлоса Лопеса — Эль Супремо, первый «вечный пожизненный диктатор Парагвая». Тогда Лопес объявил врагами государства братьев Панчи, и они были казнены. Франсиско с отцовского благословения конфисковал их имущество и арестовал Панчу. Остаток жизни она провела в оковах. Даже через двадцать лет, когда армии тройственного союза вынудили Франсиско Лопеса бежать из Асунсьона, он утащил Панчу за собою в джунгли, и там она вскоре умерла.

Не найдя общего языка с Панчей, Франсиско увлекся Карменситой Кордал. Она собиралась выйти замуж за своего кузена Карлоса Декуда — выходца из очень знатной парагвайской семьи. Юноша задал Франсиско унизительную взбучку. Разумеется, это была ошибка. Карлос Лопес арестовал Декуду по сфабрикованному обвинению в подготовке государственного переворота. Ночью накануне намеченной свадьбы Декуду казнили, а его окровавленный труп бросили на улице перед домом Карменситы. А по другой версии, принесли его прямо в гостиную. Остаток своей жизни Карменсита провела в черном. Она бродила по пустыне, молилась в святилищах и собирала при луне цветы.

Все незамужние девицы из знатных семей принялись хлопотать об иностранных паспортах, а Франсиско повел себя так возмутительно, что Карлос Лопес счел за лучшее подержать его за рубежом, пока не улягутся страсти. Франсиско отправился в Европу, где отец открыл для него неограниченный банковский счет. Ему было поручено приобрести военно-морской флот — как раз его-то в первую очередь недоставало Парагваю, не имеющему выхода к морю.

По прибытии в Париж молодой Лопес переложил все скучные государственные дела на секретарские плечи и, как выразился американский посол, «расстреножил свою порочную натуру и ринулся в кутерьму многогрешной столицы мирового распутства».

Будучи горячим поклонником Наполеона, Франсиско мечтал предстать перед двором его потомка Наполеона III. Он втиснулся в самый малоразмерный мундир из своего гардероба — решил почему-то, что в тесном наряде его тучность не будет бросаться в глаза. Его представили императору, он облобызал руку императрице. Она тотчас отвернулась и опорожнила содержимое желудка на столик из золоченой бронзы, а затем попросила извинения, сославшись на беременность.

После этого Франсиско Лопес почтил своим пребыванием Лондон, где королева Виктория вдруг обнаружила, что у нее забот полон рот и ей некогда развлекать парагвайского гостя.

Франсиско вернулся в Париж и повстречал молодую женщину, у которой его отталкивающая внешность не вызывала содроганий. По словам очевидцев, там, где другие видели только гнилые зубы, она разглядела алмазы. Звали ее Элиза Линч. Она родилась в 1835 году. Говорили, что природа наделила ее избытком воображения, ума и либидо. В пятнадцать лет она вышла замуж, в семнадцать развелась, а к восемнадцати окружила себя толпой любовников. Ее семья бежала во Францию от голода в 1845 году. Ее первого мужа звали Ксавье Куатрефаг, он служил во французской армии и годился Элизе в отцы, но этот брак спасал ее семью от неизбежной нищеты.

Мужа Элизы перевели в Алжир, и там ее изнасиловал его непосредственный начальник. Куатрефаг даже пальцем не пошевелил, чтобы вступиться за честь жены, но это сделал пылкий молодой кавалерист, выходец из России. Он убил полковника, увез Элизу в Париж и там поселил ее в доме на фешенебельном бульваре Сен-Жермен. Но вскоре русский офицер променял ее ласки на опасности Крымской войны.

Судя по портретам того времени, она была необычайно хороша собой. Элиза избрала поприще куртизанки. Вот как ее описал аргентинский журналист Хектор Варела: «Она была высока, обладала гибкой и изящной фигурой с красивыми и соблазнительными изгибами, и кожей алебастрового цвета. Глаза ее были такие синие, что казалось, будто они позаимствовали цвет у самих небес; их глубины, где царило сиянье Купидона, лучились несказанной сладостью. Ее прекрасные губы были несравненно чувственны и увлажнены эфирной росой — не иначе, сам Господь Бог создал эту росу, чтобы гасить ею внутренние огни Элизы; а рот казался чашей восторга на пиршественном столе жгучей страсти. У нее были маленькие кисти с длинными пальцами, ногти идеальной формы и изящно отшлифованы. Очевидно, она была из тех женщин, которые делают культ из своего облика».

Она быстро соображала, легко усваивала языки и вскоре ее окружили бесчисленные поклонники. Известность ее росла. В зените славы Элизы ни один состоятельный мужчина не покидал Парижа, не нанеся визит мадам Линч.

Ей было всего восемнадцать, когда у нее появился любовник из свиты Франсиско — некто Бризуэлло. Он похвастал своей победой перед юным Лопесом, и тот решил увидеть ирландский алмаз собственными глазами. Элизе тоже не терпелось посмотреть на дикаря, о котором весь Париж говорил, что он «сыплет деньгами, как дробью».

Через час по прибытии в салон мадам Линч Франсиско вошел в ее будуар. На другой день он живописал перед нею богатства своей страны. А на третий она оставила записку домовладельцу. Лопес безумно любил Элизу, в этом нет никаких сомнений. Он и до нее знавал красавиц, но Элиза первая легла в его постель без сопротивления. И все же Элиза не могла не питать некоторого отвращения к этому созданию.

Но, не имея представления о том, где находится Парагвай, она все же чуяла запах власти и денег. Ей хватило ума понять, что женская красота не вечна, и очень скоро она утратит власть над мужчинами, а значит, нужен человек, под чьим крылышком можно безбедно дожить до конца своих дней. Франсиско клялся, что сделается однажды императором Южной Америки. А почему бы Элизе не стать императрицей?

Презрев скучные формальности бракосочетания, они отправились в свадебное путешествие по Европе. В дорогу Элиза прихватила кофры с нарядами и драгоценностями. Молодые обедали со знаменитой испанской королевой Изабеллой, и та предложила организовать в Парагвае референдум по вопросу, не желает ли народ вернуться под корону Испании. Франсиско обещал подумать — разумеется, это были пустые слова.

В Риме, по свидетельствам очевидцев, Элиза устроила для папы «возмутительно непристойный» званый вечер. Затем, совершив турне на крымский театр военных действий, счастливая чета взяла курс на Парагвай. Бенигно, брат Франсиско, кутивший вместе с ним в Париже, уже вернулся в родное гнездо и «настучал» Карлосу Лопесу, что Франсиско связался с una ramera irlandesa — ирландской проституткой. Прознав о том и убоявшись отцовского гнева, Франциско с женой задержались в Буэнос-Айресе. Дона Хуана и две сестры Франсиско категорически отказались принять la irlandesa в семью. Но Карлос осознал, что стареет, и что сын и наследник ему нужен под рукой. Он послал Франсиско ласковое письмо, и тот вместе с Элизой, полной мрачных опасений, пустился в тысячемильный вояж вверх по течению реки.

Когда они прибыли в Асунсьон, Элиза была уже на сносях. В семье Лопес женщины умели держать слово — они встретили Элизу в штыки. В отместку она дефилировала по Асунсьону в моднейших французских нарядах, выставляя напоказ сногсшибательный бюст. Разумеется, по этой части сестры Лопес ничего не могли ей противопоставить.

Вскоре Элиза обнаружила, что она у Франсиско не единственная. Он не порывал со своей давней любовью Хуаной Песо, и двое его детей жили в его городском доме. Кроме Хуаны, у него были еще две наложницы. Элиза взяла дело в свои руки, и с тех пор любовниц для Франсиско выбирала она. Ей это стоило великих душевных мук. Сама она не решалась выйти за Франсиско замуж, догадываясь, что у жены будет гораздо меньше власти над этим субъектом, чем у любовницы, но решила позаботиться, чтобы он ни с кем не пошел под венец.

А Франсиско Лопес по-прежнему предпочитал флирту грубую силу. Когда ему приглянулась дочь Педро Борхеса, бургомистра крошечного провинциального городка, он пообещал конфисковать все имущество семьи, если она не покорится. Однако Педро Борхес имел некоторое влияние на Карлоса Лопеса. Вмешалась Элиза. Но, как только поняла, что дочь Педро вовсе не желает замуж за Франсиско, она убедила бургомистра отдать девушку в наложницы, пообещав щедрое вознаграждение, когда Франсиско придет к власти. Дочь покорилась, но Франсиско заподозрил позднее Борхеса в подрывной деятельности и казнил.

Элиза, искусно манипулируя сексуальной жизнью Франсиско, добилась внушительного влияния на него. Памятуя о его обещании, она по-прежнему метила в императрицы Южной Америки. Дабы поскорее исполнилась эта мечта, она решила превратить убогий Асунсьон в столицу метрополии. Она убедила Франсиско начать строительство дорогостоящих зданий, в том числе копии склепа Наполеона — предполагалось, что когда-нибудь там найдет упокоение бренный прах самого Франсиско.

Кроме того, Элизе хотелось упрочить положение своего сына Хуана Франсиско. Отец души в нем не чаял, но Элиза понимала, что в один прекрасный день любовь может остыть. Решение проблемы она увидела в крещении мальчика. Франсиско эта идея понравилась. Он запоздало распорядился отпраздновать рождение ребенка сто одним пушечным выстрелом. От такой пальбы в Асунсьоне рухнуло одиннадцать зданий, в том числе пять только что построенных согласно плану обновления столицы. Давно не чищенная английская полевая пушка взорвалась, убив половину артиллеристов, а вторую половину отправив в госпиталь.

Весь этот тарарам перепугал синьор из семейства Лопес, и Карлос отменил запланированное крещение в асунсьонском Catedral de la Encarnation. Епископ Парагвая, брат Карлоса, пригрозил отлучить от церкви любого священника, который согласится крестить малыша Хуана. Но Элиза была не из тех, кто легко сдается. Она все-таки нашла смелого попа — некоего отца Паласиоса — и пообещала сделать его епископом Парагвая, когда Франсиско унаследует власть. Франсиско ужасно не хотелось идти вопреки отцовской воле, но Элиза его уговорила. В запасе у нее был убийственный аргумент: если Франсиско не согласится крестить сына по католическому обряду, она увезет ребенка в Европу и окрестит в англиканской церкви! Франсиско наивно возразил, что без его позволения ее не выпустят из Парагвая. Элиза же на это ответила, что, если она пойдет к Карлосу Лопесу и выскажет намерение покинуть страну, он с радостью предоставит ей вооруженный эскорт, а то и крупную сумму денег.

Она не оставила Франсиско выбора. Обряд крещения произошел в загородном доме Элизы, и на нем не было никого из асунсьонской знати и дипломатического корпуса. Эти господа по-прежнему больше боялись Карлоса, чем Франсиско. И хотя в том сражении Элиза одержала победу, война между нею и семейством Лопес продолжалась. Элиза лихо утерла недругам нос на открытии «национального театра», тоже воздвигнутого по плану реконструкции столицы. По ее подсказке Франсиско велел соорудить слева от сцены маленькую «королевскую» ложу. Там полагалось сидеть Карлосу Лопесу с женой и дочерьми, а для Франсиско и Элизы предназначалась величественная ложа в центре зрительного зала.

Чтобы асунсьонское общество почаще вспоминало об Элизе, она содержала салон. Местные дамы не переступали его порог, зато их мужья не упускали случая зайти и пофлиртовать с хозяйкой.

По-прежнему Франсиско был полон решимости добиться, чтобы фаворитку приняли не только его мать и сестры, но и светские дамы. Построив злополучную сельскохозяйственную колонию в бассейне реки Ла-Плата, он организовал туда экскурсию для высокопоставленных парагвайцев и всего дипломатического корпуса. Мужчинам предстояло добираться верхом, а женщинам — на пароходе. Он заявил, что официальной распорядительницей на борту будет мадам Линч. Желающих пропустить столь знаменательное событие не нашлось. Даже дона Хуана с двумя дочерьми чинно поднялись по сходням. Все пассажирки решительно игнорировали официальную распорядительницу.

Пароход отдал швартовы, но вскоре заякорился на стрежне, и дамам предложили угощение: молочных поросят, упитанных индеек, новорожденных ягнят, свежие фрукты и овощи, лучшие импортные вина. Дамы плотно облепили стол и не подпускали к еде Элизу. На просьбу уступить местечко, чтобы распорядительница могла исполнять свои обязанности, они лишь сгрудились теснее. Тогда Элиза собрала официантов и распорядилась: «Все выбросить за борт». Дамы умолкли. Официанты колебались, и Элизе пришлось повторить: «Все за борт!» Яства и вина полетели в реку, после чего Элиза села и молча уставилась на своих обидчиц. Они мучились голодом, жаждой и потели десять часов, пока Элиза не разрешила капитану возвращаться к пристани.

Карлос Лопес, очевидно, уже не хотел, чтобы его пост унаследовал Франсиско. Хоть он и был диктатором до мозга костей, но чаще предпочитал улаживать дела миром, и агрессивные притязания сына на земли соседей его пугали. Как только отец скончался, Франсиско созвал Национальный Конгресс, и тот утвердил его на посту президента на ближайшие десять лет. Франсиско Лопес не упустил возможности заявить, что Элиза вот-вот подарит ему сына — уже пятого. Когда отгремели овации, он добавил: «Мне бы хотелось довести до всеобщего сведения, что, во исполнение нашего желания и ради нашего блага, с нынешнего дня сеньора Элиза Линч может пользоваться привилегиями, которые обычно достаются жене главы государства». Дамы из семейства Лопес вместе с половиной женского населения Асунсьона упали в обморок.

Спустя месяц после воцарения Франсиско Лопеса тысяча наиболее выдающихся граждан Парагвая оказались кто в ссылке, кто в тюрьме, а кто в бегах. Они провинились лишь тем, что не понравились Франсиско. Затем он решил обуздать церковь. Как и было обещано, отец Паласиос стал епископом Парагвая. Он оказал Франсиско ценные услуги, не только крестив его сына Хуана, но и снабжая полезной информацией, почерпнутой в исповедальне.

«Ирландскую любовницу» всеми шпыняемую прежде, английский посол в Асунсьоне теперь именовал «парагвайской мадам Помпадур». Как и раньше Лопес кочевал из особняка в особняк, принимая там проституток, но он уже открыто жил с Элизой — «первой леди Парагвая».

Асунсьонским дамам пришлось смирить гордыню и приглашать ее в гости. Элиза устраивала пышные балы и подробно инструктировала женщин, что им надевать. Естественно, она их всех затмевала.

Неожиданно Лопес заявил во всеуслышание, что намерен взять в жены красивую и юную бразильскую принцессу Изабеллу — «по причинам сугубо политическим», уверял он. Элиза, конечно, останется его фавориткой.

Как всегда, Элиза сумела извлечь выгоду из тяжелейшей ситуации. Она потребовала равноправия и заставила Лопеса признать их детей законнорожденными — таким образом Хуану Франсиско доставалось неоспоримое право наследования. Когда об этом прознала принцесса Изабелла, она предпочла выйти замуж за француза из королевского семейства.

На первой годовщине вхождения Франсиско Лопеса во власть Элиза устроила огромный цирк — с боем быков, плясками и сценками; происходило все это на ипподроме у самого океана. Рекой текли вино и кана (местный ром), и, по словам очевидца, «толпа активно занималась повышением рождаемости».

К тому времени Франсиско Лопес своих имперских амбиций не растерял. Он пытался влезть в драку Бразилии и Аргентины с Уругваем, но настолько ошибочно оценил ситуацию, что все три страны объявили Парагваю войну. Лопеса разгромили в пух и прах. Он перешел к обороне, но и тут не снискал славы. Однако это не помешало мадам Линч устроить пышный бал в честь «победы». Всем дамам Асунсьона приказали явиться при драгоценностях, которые Элиза шустро отобрала «на военные нужды». Светских львиц ждало еще одно унижение — Элиза пригласила всех городских проституток, лично отворила им двери и сказала «милости просим». «На столь славном торжестве не грех слиться всем классам», — так объяснила она свой поступок.

Лопес отбыл на фронт, чтобы самолично повести войска к победе, оставив в Асунсьоне Элизу в качестве регента. Первым же указом она потребовала, чтобы женщины Парагвая в трудный для страны час отдали последние драгоценности. Ей также исключительно везло в раскрытии «заговоров» — обвиняемым в антигосударственной деятельности, чтобы снять с себя подозрения, приходилось выгребать у себя из кубышки золото.

Вскоре положение на фронтах сложилось безнадежное, и Лопес остался почти без солдат. Тогда мобилизовали всех лиц мужского пола в возрасте от одиннадцати до шестидесяти лет, в том числе и аристократов. Женщины остались трудиться на полях, а из мужчин в Асунсьоне можно было увидеть только полицейских. В Парагвай вторглись армии тройственного союза. 24 мая 1866 года они добили парагвайскую армию в сражении при Эстеро-Белласо. Парагвайцы были так истощены, что их трупы даже не сгорали. А Лопесу как будто мало было всех напастей — он казнил каждого десятого офицера и солдата из уцелевших за «трусость под огнем».

Лопесу предложили перемирие, но с условием, что он отправится в Европу — в ссылку. Его это не устроило. Напротив, он принялся бросать в тюрьмы, пороть, пытать и казнить своих — всех, до кого удавалось добраться. Хуже того, перед лицом трех сильных неприятельских армий, объединившихся против него, Лопес взялся третировать иностранных подданных, и Соединенные Штаты Америки, Франция и Италия отправили к ним на выручку канонерки.

Госпожа Линч надеялась удержать людоедский режим на плаву и с этой целью прибегла к своему несравненному шарму. Она уговаривала послов, а Лопеса убеждала, что в бедах, градом сыплющихся на Парагвай, виноват не он, что все это — козни недорезанных заговорщиков.

Очередное фиаско на фронте вынудило Лопеса эвакуировать Асунсьон. Он уже подверг пыткам и казнил двух своих братьев, а сестер держал под замком в крытых воловьих возках. Иногда их выпускали поползать на виду у брата, в очередной раз покаяться и подвергнуться бичеванию. Он даже собственную мать приговорил к порке, хотя ей перевалило за семьдесят.

Госпожа Линч постаралась вывезти как можно больше награбленного, но пианино пришлось бросить. Парагвайская деревушка, где остался любимый инструмент, и поныне носит имя Пьяно.

Лопес отступил в джунгли и заключил договоры с индейцами, но и там на него безжалостно наседала бразильская армия. За несколько часов до последнего боя Лопес обрек на смерть мать и сестру, однако приговор так и не был приведен в исполнение. Прикрываясь живым щитом из своих солдат, Лопес попытался удрать верхом, но конь увяз на топком берегу реки. Диктатора настигли бразильцы. У них был приказ взять его живым, но он схватился за пистолет и не оставил им выбора. «Погибаю за отечество!» — воскликнул он, отправляясь на тот свет.

Госпожа Линч бежала с детьми в карете, но их догнал отряд бразильской конницы. Хуану Франсиско вздумалось сразиться, и он напоролся на пику. Элизе отдали труп Лопеса. Вместе с оставшимися сыновьями она голыми руками вырыла для него и Хуана Франсиско могилу.

Когда до Асунсьона долетели новости о гибели Лопеса, его жителей охватила безумная радость. Они даже устроили праздничный бал, и он не уступал элизиным действам.

Госпожу Линч вместе с матерью и сестрами Лопеса доставила в Асунсьон бразильская канонерка. По прибытии доне Хуане и двум ее дочерям разрешили уйти домой, а госпожу Линч оставили на борту под охраной — ради ее же безопасности. Временное правительство обвинило ее в присвоении денег и драгоценностей под предлогом сборов на нужды армии, а также в соучастии в убийстве десятков тысяч парагвайцев на бессмысленной войне.

Бразильцы не приняли петицию, и синьора Линч с четырьмя уцелевшими сыновьями отправились в Буэнос-Айрес, а там их пересадили на борт идущего в Европу корабля. Пока синьора Линч дожидалась в Парагвае решения своей участи, она ухитрилась положить в английский банк четыре тысячи унций золота — их перевезли очарованные красотой Элизы итальянский консул и американский посол.

Столь же любезно обошлись с прелестницей и бразильцы, позволив ей отбыть в изгнание с кучей награбленного добра. Она отослала детей в Англию учиться и затеяла судебную тяжбу, стремясь вернуть остальные сокровища. Когда правительство Парагвая конфисковало ее имущество, она возвратилась в Асунсьон, чтобы действовать через тамошние судебные инстанции. Ее присутствие так возмутило общественность, что правительство велело ей покинуть страну. Она снова поселилась в Париже и в 1886 году умерла. Ее похоронили на кладбище Пер-Лашез, но через семьдесят лет останки эксгумировали и перевезли в Парагвай. Там и покоится ныне прах незабвенной национальной героини.