30
На протяжении дня я сидела за столом, растирая травы. Рокот битвы, раскатистый поначалу, постепенно отдалялся, и к полудню слышен был лишь приглушенный гул за горизонтом. Время от времени приходили раненые – всё легкие ранения – и всякий раз приносили хорошие вести. Хорошие для греков. Троянцы отброшены, Патрокл с мирмидонянами пробились к воротам. Не исключено, что к вечеру Троя падет.
Вести расходились по лазарету, и скоро все, кроме самых тяжелых раненых, смеялись и пели. Походные гимны, слезливые песни о доме и матерях, романтичные песни о женах и любовницах, и всё чаще – песни о Елене.
Эти волосы, эти груди, эти глаза и этот рот,
Что подвигли несметный греческий флот…
Все они верили, что ее супруг, Менелай, брат Агамемнона, убьет ее, как только вернет, – он сам говорил об этом много раз. Кое-кто считал, что это было бы слишком расточительно. Сначала отыметь ее, а потом убить.
Отыметь ее лежа,
Отыметь ее стоя,
Брюхо вспороть и иметь, пока дохнет.
А если и мертвой не даст тебе жить,
Откопать и в падаль всадить.
Они распевали куплеты до хрипоты и требовали крепкого вина. Но Махаон запретил давать им вино, и мы не могли ослушаться его наставлений. Затем наступило затишье. Я разносила кувшины с водой. В шатре стояла нестерпимая духота, воздух был вязкий от запаха крови. После полудня шум битвы вновь стал приближаться. Воины переглядывались. Почему? Неужели греков отбросили? Вскоре последовал наплыв раненых, и с ними пришла чудовищная весть: Патрокл мертв, убит Гектором. Теперь шло сражение за его тело. Троянцы пытались забрать его за крепостные стены, греки же отбивали его. Кто-то из воинов рассказывал, что видел, как Гектор схватил Патрокла за ногу, в то время как Алким и Автомедон ухватились за обе его руки.
– Я думал, они разорвут его надвое.
Мертв. Я не могла поверить в это, хотя знала, – с того мгновения, как он появился в доспехах Ахилла, – что нынешний день окончится его смертью. Я чувствовала, что должна разыскать Ифис – легче было думать о ее скорби, чем о собственной, – но не могла покинуть лазарет при таком количестве раненых.
Поэтому я не была там, когда Ахилл получил известие. Но Ифис смотрела со ступеней веранды, все видела и слышала. Антилох, младший сын Нестора, мальчишка, боготворивший Ахилла, сообщил ему о гибели Патрокла. Едва отзвучали его слова, Ахилл издал громкий вопль и рухнул на колени. Он рыл руками грязный песок и бросал его себе в лицо и волосы. Антилох, испугавшись, что он выхватит кинжал и убьет себя, схватил его за предплечья и держал так. На крик из хижин выбежали женщины и обступили его, и Ахилл лежал, окруженный ими, лишенный сил.
«Внезапно поднялся ветер, взялся словно из ниоткуда, – рассказывала Ифис. – Он задувал в щели под дверьми, трепал гривы и хвосты лошадей, взметал пыльные вихри. Небо потемнело, и плотные черные тучи заволокли солнце».
Антилох растерянно озирался.
– Что происходит?
И тогда они увидели ее, идущую со стороны моря. В серебристо-серых отблесках молний ее кожа и волосы отливали металлом. По толпе прошел ропот.
– Фетида…
Имя передавалось из уст в уста, и внезапно все подались назад. Кто-то падал на колени, касаясь лбом сырого песка, другие толпились в дверных проемах или прятались в хижинах и захлопывали двери. Все пытались убраться, лишь бы не становиться свидетелями этой встречи. Даже Антилох отпустил Ахилла и забился в тень хижины.
Когда она появилась, воцарилась тишина. Те, кто остался снаружи, закрывали глаза руками или отворачивались, оставляя богиню наедине с сыном.
